- Да, сэр, в Родине, в Йоханнесбурге.”

- А ты не подцепила каких-нибудь африканцев, пока была там?”

“Немного.”

“Хорошо. Тогда ты узнаешь, что африкаанс - это также форма голландского языка. Так что это не должно быть выше твоих сил, чтобы улучшить твой фламандский. Это означало бы, что мы могли бы ввести тебя в игру во Фландрии. Я вижу, что твоя мать была немкой по происхождению, и ты провела некоторое время в Германии до войны . . .”

“Совершенно верно, сэр. Одна из моих самых близких подруг в школе была немкой. Пару раз я приезжала погостить к ее семье.”

“Я полагаю, ты вообще не знаешь язык?”

“Да...У меня немного разговорный немецкий.”

“Ну, это только начало. Большая часть нашей работы на Бейкер-стрит состоит в том, чтобы поддерживать связь с сетями сопротивления в различных местах, помогать им расти, давать им оборудование и готовить их с нуля. Но мы твердо намерены в свое время взять на себя активную роль: саботаж, убийства и тому подобное.”

“И Вы имеете в виду именно меня?”

“Я бы так и подумал. А пока, почему бы мне не угостить тебя ужином сегодня вечером? "Дорчестер" кормит так хорошо, как только можно ожидать в наши дни, и Малкольм Макэлпайн, который построил это место, клянется, что оно взрыво-безопасно.”

- Спасибо, сэр, это было бы чудесно, - сказала Шафран.

“Хорошо. Ты можете называть меня Харди, пока мы обедаем, но у меня есть одно условие . . .”

Шафран вспомнила, что ей было немного не по себе. Все в СОЕ было так таинственно, что она не решалась даже предположить, что от нее могут потребовать. “Что это, сэр?- спросила она.

“Я настаиваю, чтобы ты надела одно из моих платьев.”

“О, я думаю, что справлюсь с этим, сэр, - заверила его Шафран, довольная его приказом.

Она вернулась в квартиру, которую отец купил еще до войны, в Чешем-корт, современный квартал в одном из самых шикарных районов Лондона, на полпути между Найтсбриджем и Слоун-сквер. Роясь в своем гардеробе, она чувствовала, что смотрит на одежду другой женщины: той, какой она была до войны, той, которая влюбилась в Герхарда фон Меербаха.

В ту ночь в Лондоне с Эймисом Шафран думала о Герхарде, когда выбирала платье для коктейля из темно-синего шелка, точно так же, как она думала о Герхарде сейчас, сидя в холодной, холодной камере.

- Нет! - Не надо! она обругала себя. Это слишком больно. Подумай о том наряде, о той ночи с Харди, ни о чем другом.

Эймис создал это платье в качестве главного дизайнера дома Лашасс. Его ткань была такой красивой, а покрой - таким изысканным, что любая женщина, желавшая носить его, должна была соответствовать высоким стандартам, которые он устанавливал. Прежде чем надеть его, Шафран сделала над собой усилие, которое когда-то было нормальным, но теперь исчезло из ее военной жизни.

Обнаженная и ужасно незащищенная, изо всех сил стараясь унять дрожь, прижавшись всем телом к холодному влажному бетонному полу, Шафран вновь переживала каждый прекрасный, снисходительный момент своих приготовлений этой ночью. В своем воображении она лежала в ванне, наблюдая, как ее кожа розовеет в обжигающе горячей ароматной воде. Она насухо вытерлась и принялась успокаивать кожу густыми лосьонами, наслаждаясь ощущением, как ее пальцы размазывают по мягкому, гладкому телу скользкие сливочные смеси. Она надела атласный халат, прошла в гардеробную и выбрала самое красивое нижнее белье и шелковые чулки.

Ей было так важно, чтобы ее прическа и макияж были безупречны, чтобы каждая деталь ее украшений, туфель, пальто, перчаток и шляпки соответствовала друг другу, ей самой и случаю. Она чувствовала себя новобранцем, готовящим свою парадную форму для осмотра зорким, неумолимым сержант-майором. Эти тонкие штрихи были ее униформой, а "Дорчестер" станет ее плацем.

Прежде чем выйти из квартиры, Шафран оглядела себя в большом зеркале. Она знала, что люди находят ее красивой, потому что так говорили ей всю жизнь. Но в ее оценке не было никакого тщеславия. Ее целью было не поздравлять себя, а выявить все ошибки, недостатки и несовершенства. Ее руки, например, большую часть прошлого года сжимали руль штабной машины Джамбо Уилсона. Как его водитель, она часто была и его механиком. Женщина, которая должна была быть готова в любой момент сменить колесо, заменить свечу зажигания или импровизировать с ремнем вентилятора из собственного чулка, не могла утруждать себя длинными накрашенными ногтями или обычным маникюром, особенно когда она работала в пыли и песке Западной пустыни.

Шафран вытянула пальцы перед собой, глядя на тыльную сторону ладоней, а затем перевернула их, чтобы посмотреть на свои ладони. Она сделала все возможное, чтобы стереть все мозоли наждачной доской и покрыть свои короткие потрескавшиеся ногти краской, но все же вздохнула про себя. Они просто позор.

Она тоже нахмурилась, глядя на свое платье. Она никогда не страдала избыточным весом, но война, похоже, сделала ее еще стройнее, потому что юбка немного свободно облегала талию и бедра. Ни один нормальный человек не обратит на это внимание, но Харди сразу же заметит.

И, конечно же, он это сделал. - Ты выглядишь просто восхитительно, дорогая, - сказал он, когда они встретились в фойе "Дорчестера". Он открыл рот, чтобы заговорить снова, но затем покачал головой. “Ты должна отдать мне это платье утром, чтобы одна из моих швей могла снять его на одну восьмую дюйма в талии и на четверть в бедрах.”

- У вас все еще есть швеи? Что с войной и всем прочим . . .”

Эймис улыбнулся. - О да. Я все еще занимаюсь дизайном коллекций. Но, боюсь, только для американских леди.”

“А как же мы, здесь, в Англии? Почему мы не можем получить ваши платья?”

- Потому что вы не платите долларами, моя дорогая. Страна отчаянно нуждается в них, чтобы вернуть Америке продовольствие и военную технику. Совет по торговле приказал Норману Хартнеллу и мне придумать шикарные проекты, которые можно было бы отправить в Америку. Вообще-то я часто рисую, когда работаю на Бейкер-стрит. Помогает мне думать.”

- А теперь я расскажу вам кое-что о Бейкер-Стрит, что имеет для тебя особое значение. Мы - самое дикое и беззаконное воинство в этой стране. Наша задача - играть грязно, вредить врагу любыми возможными способами и игнорировать все правила. Вот почему чопорные типы из Военного министерства презирают нас. И все же, несмотря на это, а может быть, и благодаря этому, на Бейкер-стрит больше женщин, выполняющих более интересную работу, чем в любой другой отрасли сферы услуг.”

“Когда я пришла к вам в офис, я действительно видела очень много девушек моего возраста.”

- Это место заполнено ими: умными, яркими, молодыми, свирепыми созданиями. Губбинс клянется ими. Но все же ... . . Эймис остановился в нескольких ярдах от двери ресторана, отступил на шаг и стал рассматривать Шафран, как знаток перед произведением искусства. “На Бейкер-стрит, да и во всем Лондоне, нет женщины красивее тебя сегодня вечером.”

Шафран крепче обхватила руками колени, отчаянно пытаясь заставить замолчать ее стучащие зубы. Но она улыбнулась, вспомнив, как чудесно было снова почувствовать себя женственной, избалованной и обожаемой после стольких месяцев работы, войны и смерти. Эймис заказал шампанское и развлек ее веселым рассказом о своей офицерской подготовке.

“Как ты можете себе представить, моя дорогая, они вряд ли ожидали, что портной-фиалка, который был далек от идеала большого, крепкого, мужественного секретного агента, выдержит курс. Но я горжусь тем, что прошел с честью. Я видел свой отчет, как только мне разрешили присоединиться к Бейкер-стрит. - Сказал он . . . Эймис поднял голову, как шекспировский актер, собирающийся произнести монолог, и произнес нараспев: “Этот офицер гораздо крепче физически и умственно, чем можно было бы предположить по его довольно благородной внешности.’”

Шафран хихикнула.

- Я знаю! - Воскликнул Эмис преувеличенно изнеженным голосом. “Я могу сказать, что был глубоко уязвлен. Честное слово, дорогая . . . Благородная? - Это я!”

Он позволил смеху Шафран утихнуть, а затем вернулся к своему рассказу. "Он обладает острым умом и обилием проницательности.’ - Я не возражал против этого, как ты можешь себе представить. Во всяком случае, он заключил, что " его единственным недостатком является его благородная внешность и манеры . . .’”

Он взглянул на Шафран “ " я знаю, дорогая, почему он снова стал таким отвратительным? Но в конце был приятный поворот:". . . и они имеют тенденцию к снижению.’”

“Ну, я думаю, что так оно и было. Одна вещь, которую кутюрье действительно понимает, - это понятие comme il faut. В армии надо быть мясником, и на этом все кончается.”

•••

Шафран все глубже погружалась в воспоминания о том счастливом вечере. После ужина Эмис пригласил ее на танцы в Посольский клуб на Бонд-стрит. В полудреме, между сном и бодрствованием, она вспоминала, как чудесно было быть под руку с Харди Эймисом, носить ее прекрасное шелковое платье и танцевать фокстрот, зная, что ей не нужно беспокоиться о том, чтобы отбиться от неуклюжего пасса, потому что он никогда не попросит ничего, кроме танца и целомудренного поцелуя.

Дверь ее камеры с грохотом распахнулась. Вошла приземистая уродливая женщина с топором, одетая в мужской комбинезон, с поясом, натянутым на ее широкой талии, и бросила к ногам Шафран связку грязных тряпок.

- Надень это!- она залаяла.

Шафран потянулась за тряпьем, которое оказалось халатом из мешковинытусклого, бледно-серого цвета. Спереди виднелись коричневые отметины.

- Пятна крови, - сказала женщина. “Они не отмываются.”

Шафран натянула халат через голову и просунула руки в короткие рукава. Материал был шершавым на ее коже. "Это наименьшая из моих проблем", - подумала она.