Глава 8

Два года назад

Биллингс, штат Монтана

Мы вернулись. Выступали при родных трибунах. По-прежнему на The Pub Station, и это было не впервые (Прим: The Pub Station — концертный зал в Биллингсе, штат Монтана). Мы уже четвертый год играем на культовой музыкальной площадке, где мечтали играть в детстве.

Я сидела в отдельной раздевалке, радуясь, что наш менеджер Гейл любит меня достаточно, поэтому всегда требует отдельную от парней раздевалку для меня. Мы постоянно были друг у друга на глазах, и недолго побыть в одиночестве было приятно.

Стены гудели и пульсировали от глухих звуков живой музыки. Talking Trees, альт-рок-группа из Арканзаса, выступала на разогреве во время нашего тура по США. Биллингс был нашей последней остановкой. После мы брали перерыв. Я спрячусь где-нибудь подальше от парней, пытаясь вернуть себе рассудок, хотя бы на шесть недель до старта нашего европейского турне.

Шесть недель, и все начнется сначала. Но, по крайней мере, в Европе будут гостиничные номера и личное пространство вместо гастрольного автобуса, в котором я никогда не оставалась в одиночестве.

Черт возьми, я едва могла заставить себя подняться с этого стула. Ребята не любили, когда я оставалась в гримерке одна до самого начала шоу. «Ребята» — Мика, Брэндон и Остин. Мика был нашим ведущим гитаристом, Брэндон — барабанщиком, а Остин — басистом. Я могла играть на гитаре и клавишных, но Гейл решила, что мой голос лучше звучит, когда я сосредоточена только на вокале, поэтому я играла на гитаре только в одном треке в концерте. Я была не согласна, не считала, что это справедливо, но какое это имело значение в данный момент?

Я мрачно уставилась на свое отражение, ненавидя себя. Ненавидя то, что я чувствовала себя такой несчастной, хотя у меня есть именно то, что я хочу в жизни. Когда я видела, как другие люди жалеют себя, имея богатство и славу, меня тошнило. Такие люди заслуживают, чтобы кто-то каждый день посылал им открытку с оскорбительным напоминанием о том, что им нужно лучше понимать реальность.

Я не хотела быть одной из многих скучных придурков, которых встречала за многие годы в этом бизнесе. В жизни есть вещи и похуже, чем застрять на работе, которая делает тебя абсолютно несчастной. Например, несуществующие отношения с матерью, которая вырастила тебя, с матерью, которая была твоим лучшим другом.

Но я им так и не позвонила. Ни маме, ни отчиму Брайану. Я не позвонила им, когда мы приехали в Биллингс. Мика, Остин и Брэндон после концерта собирались вернуться домой, чтобы повидаться со своими семьями. Чтобы побыть с ними какое-то время.

А я все еще понятия не имела, что буду делать. Последний раз я видела маму год назад. Последний раз гостила у нее полтора года назад, а последний раз разговаривала — шесть недель назад. И даже тогда я не могла подойти к телефону. Мы переписывались. Я все время избегала ее звонков.

Чувство вины переполняло меня. Неужели она все еще гордится мной?

Я определенно выглядела подходяще, не так ли? Мои радужные волосы были завязаны в два высоких хвоста, а поверх любимой черной футболки Metric я надела красный бархатный блейзер с золотыми пуговицами. Все это я сочетала с обтягивающей черной атласной мини-юбкой в сеточку и черными ботинками «Мартенсами». На каждой руке я носила по три кольца, на запястьях звенели браслеты, а мой яркий макияж был безупречен.

Под тональником были спрятаны темные круги, от которых можно было избавиться только непрерывным недельным сном.

Я уставилась на свой телефон, понимая, что должна позвонить маме.

В прошлом году, когда мы заканчивали наш альбомный тур в Биллингсе, я солгала маме и сказала, что мне нужно отдохнуть подальше от парней. Я провела шестинедельный отпуск в Париже, а не дома, расходуя деньги в пятизвездочном отеле на то, чтобы сидеть взаперти в люксе шикарного отеля.

Гляньте-ка: несчастная, черт возьми, я, с личным обслуживанием в номере и дорогущим постельным бельем из египетского хлопка на кровати.

— Дай угадаю, ты думаешь о маме и о том, почему до сих пор ей не позвонила?

Я оторвала взгляд от телефона и уставилась на отражение Мики в зеркале. Он стоял в дверном проеме.

Не дождавшись ответа, закрыл дверь и подошел ко мне. Его волосы были растрепаны, щеки раскраснелись.

Я знала этот вид.

Охваченная гневом и разочарованием, которые должна была бы уже пережить, я вздрогнула, когда он наклонился и обнял меня, уткнувшись носом в мою шею.

— Тебе нужно поговорить с мамой, — прошептал он, нежно целуя меня за ухом.

Я смотрела на него в зеркало, застыв в чужих объятиях.

— От тебя пахнет травкой и дешевыми духами.

Мика положил подбородок мне на плечо. Мои необычные глаза встретились с его великолепными зелеными. Зеленая оправа с покраснением от травки. И все же он был так красив. Загорелый, высокий, с худощавой мускулистой фигурой и густыми темно-русыми волосами, в которые нужно было только запустить пальцы, чтобы уложить. Он был симпатичным плохим мальчиком-музыкантом, и у него все было под контролем.

— Фанатка, — пробормотал он мне в ухо. Голос звучал печально.

Как можно ненавидеть того, кого так сильно любишь?

Я перевела взгляд с него на наше отражение в зеркале.

Мы вдвоем были сенсацией в социальных сетях под хештегом #Miclar

Мика был неспособен удержаться и не флиртовать со мной каждый раз, когда мы давали интервью... И, черт возьми, всякий раз, когда мы вместе выходили на сцену, фанаты и пресса набрасывались на нашу «связь». Они хотели, чтобы мы стали парой и всегда разочаровывались, когда мы мелькали в желтой прессе с другими людьми. Парочка? Мы?

Я фыркнула от этой мысли.

Вдвоем мы были настоящей ходячей катастрофой.

Печально, правда? Потому что мы любили друг друга.

Глядя на Мику, я вдруг вспомнила, что пять лет назад он был моим семнадцатилетним лучшим другом. Мы дружили еще со средней школы, в четырнадцать лет основали группу и надрывались изо всех сил, чтобы добиться успеха. Это было все, о чем мы говорили. Все, чего мы когда-либо хотели.

Но в семнадцать лет, помимо наших мечтаний о группе, мы испытывали чувство ревности и обиды всякий раз, когда другой с кем-то встречался. Пока однажды вечером чувства Мики не обрушились на меня, и он не сказал, что любит. Я слишком сильно волновалась, чтобы лгать, поэтому ответила на его признание взаимностью. Однако, я также призналась и в страхе, что наши отношения повредят группе. Мика согласился. Мы поставили группу на первое место, и это сработало, потому что через три месяца мы получили контракт на запись альбома. А еще через восемь месяцев вышел наш первый альбом.

Но и боль, и ревность, продолжали кипеть, пока однажды ночью в Берлине, три года назад после жуткого скандала мы не переспали. Тогда я была вне себя, все еще не уверенная, не были ли мы ошибкой как пара, переживая, что мы сорвем наш тур, едва успев почувствовать успех. Мы поссорились, я сказала, что мы не можем быть вместе. Но самое ужасное заключалось в том, что, как только я ушла от него, поняла, как глупо было предпочесть группу любимому человеку.

Поэтому я пошла к нему, чтобы извиниться, дать нашим отношениям реальный шанс и... и я нашла его трахающимся с фанаткой в его гостиничном номере.

С тех пор он наказывал меня дешевыми интрижками, и некоторое время я наказывала его в ответ. Это только сделало меня еще более несчастной и одинокой. Найти что-то реальное с другим оказалось сложно.

До Макса.

Как я могла все еще любить Мику после этого? Я ненавидела его, но была совершенно уверена, что ненавижу его именно потому, что все еще люблю.

Он поцеловал меня в щеку, мягкое прикосновение губ на моей коже. Крепче обнял меня за плечи.

— Я так сильно люблю тебя, — простонал он, словно от боли.

Я резко отпрянула, оттолкнув его руку.

— Нет, это не так. Единственный человек, которого ты любишь — это ты сам.

Мика выпрямился, засунув руки в карманы джинсов.

— Неправда, — в его глазах вспыхнула боль.

Вот в чем была проблема с моим лучшим заклятым врагом. Иногда он был очень жесток в споре, а иногда у него была способность заставить меня чувствовать себя так, будто пнула щенка. Я раздраженно фыркнула.

— Ты только что занимался сексом с фанаткой, а после пришел сюда, чтобы сказать, что любишь меня. Неужели ты не видишь в этом ничего неправильного?

— Одно никак не связано с другим. Она была безликим перепихоном. Ты же бессердечная сука, которая терзает мою проклятую душу.

Вот таким он был. Жестоким. Я вздрогнула и отвела взгляд.

— Мне очень жаль, — прошептал он. — Не знаю, зачем это сказал.

Потому что мы были в полном беспорядке. Мы были в таком беспорядке, который невозможно было уже исправить.

Я отодвинула табуретку от стола и встала, одергивая юбку.

— Мы скоро выступаем.

— Мне очень жаль Макса, — сказал он. — Я все испортил. Я пытался сказать ему правду.

Макс был солистом группы Talking Trees. Мы начали встречаться восемь месяцев назад, и я пригласила его группу в тур вместе с нами. Он был милым, творческим и тихим. Быть рядом с ним было так спокойно и безопасно, он обладал способностью защитить мой разум от всего сумасшедшего, что пришло со славой. Он был из тех парней, которые, как я точно знала, никогда не позволят славе скомпрометировать искусство. Я не знала, была ли влюблена в него, но точно была счастлива с ним, как никогда.

Пока Мика не начал свою драму, наполняя голову Макса неуверенностью в нас. Последней каплей был Мика, целующий меня и уверяющий Макса, что это взаимно. Поверив мне, так как Мику я оттолкнула, Макс все равно со мной порвал, устав от этой драмы. И кто мог его винить?

Так что теперь я застряла в туре со своим бывшим парнем, потому что Мика был большим ребенком-мужчиной.

— Дело уже не в Максе, — я прошла мимо него, направляясь к двери, но его следующие слова заставили меня остановиться.