Глава 23

Анна

Я чувствую биение своего сердца в голове, болезненный укол с каждым медленным ударом. Темп ускоряется, когда мой разум приходит в сознание. Сдерживая стон, образы моих последних минут бодрствования возвращаются ко мне, и приходит четкое осознание того, где я должна быть. Хотя мое тело напрягается, я делаю все возможное, чтобы не подавать никаких других признаков того, что я проснулась.

Мои глаза остаются закрытыми, пока я пытаюсь сосредоточить свое внимание на других чувствах. Текстиль земли подо мной трудно определить, не шевеля пальцами, и я борюсь с подергиванием, которое, как я чувствую, растет в моей руке. Маленькие уколы касаются моей кожи, как будто она не идеально ровная, так что, возможно, камень или даже плотная грязь. При следующем медленном вдохе я вдыхаю запахи сухой мертвой земли, но также и соленый привкус пота и немытых тел. Следующий вдох приносит мне запах горячего камня, и я предполагаю, что солнечное небо находится по другую сторону одной из этих стен.

Не двигаясь, я делаю все возможное, чтобы провести инвентаризацию своего тела, но это трудно сделать, когда у меня раскалывается голова. Очевидно, меня ударили по голове чем-то достаточно тяжёлым, чтобы вырубить, но я не чувствую головокружения от наркотиков или чего-то еще, влияющего на меня. Мои запястья и ступни ощущаются онемевшими, и я могу сказать, что мои руки связаны, я предполагаю, что мои лодыжки тоже. По-видимому, тот, кто связал меня, не является асом в этом, потому что мои конечности не туго связанны. И я точно здесь нахожусь недолго.

Звук начинает возвращаться, приглушенный пульсацией в моей голове, и это звучит почти так, как будто я все еще в Гробнице. Либо я схожу с ума, либо меня еще не отдали. В любом случае, кто-то не хочет, чтобы я переезжала. Все эти мысли проносятся в моем мозгу за считанные секунды, пока мои глаза все еще закрыты, пока громкий шум не заставляет мои глаза распахнуться.

Я знаю этот шум.

Я в гребаной карантинной клетке.

Мои глаза бегают по сторонам, когда тяжелые двери передо мной начинают открываться, и я просто молюсь, чтобы увидеть кого-то, кого я знаю, кого-то, кому я нравлюсь. Я вижу несколько убегающих тел, очевидно, никто не хочет связываться с охраной, но это все с моей точки зрения. Шаркая ногами, я пытаюсь сесть, отодвинуться, что угодно… Но это бесполезно.

Часть меня хочет позвать на помощь, попытаться привлечь чье-то внимание, но на самом деле я знаю, что это бесполезно. Джон продал меня, и как я могу его винить? «Даже если заключенные не выдадут тебя первыми, у меня такое чувство, что охранники придут за тобой. И многие из нас умрут». Всплывает наш диалог в моей голове.

Эмилио и Десмонд были правы, и я знала, что до этого дойдет. Слезы наворачиваются на глаза, когда на них падает свет снаружи, и тень наступает на меня. Я глубоко сглатываю, отказываясь позволить этим ублюдкам увидеть, как я паникую. Даже когда двое мужчин подходят, поднимают меня за руки и начинают выносить, я не кричу, не кричу и не плачу. Только после зловещего звука закрывающихся за мной дверей одна слеза выскальзывает.

Мне жаль, Аксель…

Мне не говорят ни слова, пока меня ведут в здание за пределами тюрьмы. Здесь, снаружи, жара другая, чем внутри стен Гробницы. Она там какая-то более гнетущая, знойная, каменные стены, удерживающие тепло, защищают своих обитателей, а не держат их в клетке.

Мои глаза слезятся, но не потому, что я плачу, яркий солнечный свет слишком силен для моих чувствительных глаз после многих недель темноты. Сквозь нечеткие щели я вижу еще несколько темных пятен вокруг нас, но не могу различить ни лиц, ни фигур. Наконец мы добираемся до здания, и в ту секунду, когда мы входим, я падаю на колени, но это не мешает мне буквально вздыхать с облегчением. Прохладная темнота комнаты ощущается лучше, но у меня нет времени долго думать о моем сиюминутном комфорте. Вода стекает по моим щекам, но я все еще ухитряюсь сердито смотреть на мужчину, сидящего передо мной.

Дик ухмыляется, глядя на мою упавшую фигуру.

— Так, так, что мы здесь имеем? Этим дикарям потребовалось больше времени, чем я ожидал, чтобы выдать тебя, — комментирует Дик, расхаживая по полу передо мной.

С моими руками, связанными вот так за спиной, я ничего не могу сделать, кроме как лежать на земле там, где они меня оставили. Из-за больного места на бедре мне кажется, что один из моих ножей все еще прикреплен ко мне, так что мне просто нужно, чтобы они отпустили меня на одну секунду.

— Это отстой, ребята, правда, — говорит Дик, ни к кому конкретно не обращаясь, опускаясь на колени, чтобы освободить мои ноги.

Не разжимая моих рук, он хватает меня за локоть и помогает встать. Когда он начинает рукой вытирать грязь с моей груди, я буквально рычу на него, и он хихикает, прежде чем отступить. Прежде чем я успеваю что-либо сделать, грубые руки бегают по всему моему телу вверх и вниз.

— Отвали от меня! — Тщетно пытаюсь избавиться от нежелательного прикосновения.

Мне требуется мгновение, чтобы понять, что они делают, когда чья-то рука опускается на мое бедро и ощупывает, очевидно, чувствуя твердое место под моей рубашкой. Мои губы сжимаются в тонкую линию, когда он вытаскивает мой последний клинок, ухмыляясь мне, прежде чем он использует его, чтобы освободить мои руки. Мои руки сразу же начинают гореть и покалывать, когда кровь приливает обратно, даже сильнее, чем мои ноги. Я сопротивляюсь желанию потереть их, держа глаза прищуренными, а тело неподвижным, но напряженным, в то время как Дик продолжает расхаживать передо мной.

— Дикое маленькое создание, не так ли? — Радостно восклицает он, потирая руки. — Как они тебя называют, девочка?

Я сжимаю губы и наблюдаю за ним. Он выжидающе смотрит на меня минуту или две, его лицо смягчается, прежде чем удивить меня, когда тыльной стороной ладони он сбивает меня с ног.

Мне стыдно за тихий вскрик, который я издала, но я не ожидала, что он ударит меня. Я сопротивляюсь, держась за щеку, хотя она пульсирует. Моя головная боль только усиливается, но я готова поспорить, что скоро это будет наименьшей из моих забот.

— Очень хорошо, — говорит он, снова изображая приятного человека, и мой желудок сжимается от выражения его лица.

Я знаю темных мужчин, и в этом парне есть что-то чертовски черное, как смоль.

— Тогда нам просто придется называть тебя шлюхой. — Он кивает одному из других мужчин, который сразу же начинает подтягивать меня.

На этот раз я не связана.

Визжа, я начинаю дергаться и бороться изо всех сил с двумя мужчинами, держащими меня. Они, очевидно, не ожидали, что я смогу быть такой сильной, потому что мне действительно удается сбить одного из них с ног и почти дойти до двери, прежде чем зловещий щелчок позади меня останавливает меня. Медленными уверенными движениями я поворачиваюсь, чтобы посмотреть лицом вниз на дуло какого-то долбаного пистолета, направленного на меня.

— Умная девочка, — говорит он насмешливым голосом, прежде чем ударить рукояткой пистолета по моему черепу.

Прежде чем я упаду на землю, у меня едва хватает времени подумать, проснусь ли я на этот раз.

* * *

Я издаю стон, когда просыпаюсь, и не уверена, что не предпочла бы умереть. Комната, в которой я нахожусь, кажется немного влажной, в отличие от сухой гнетущей жары снаружи. Когда я начинаю поднимать голову, я снова вскрикиваю, когда кровь на моих волосах и лице прилипает к холодной земле.

— Осторожно, у тебя повсюду засохшая кровь. Я пыталась не дать ей прилипнуть, но это не сработало, держись, — говорит женский голос. Немного знакомо, но я не могу вспомнить. Маленькие ручки пробираются под мою голову и осторожно приподнимают её, прежде чем положить ее на что-то затхлое, но мягче, чем земля под ней.

Я пытаюсь открыть глаза, но левый кажется закрытым, и я почти уверена, что это тоже из-за крови. Должно быть, Дик ударил меня чертовски сильно, если у меня так много крови. Мягкое прикосновение возвращается, и что-то подносится к моим губам. Несмотря на то, что я не могу видеть эту загадочную женщину, я соглашаюсь и открываю рот, благодарная за тёплую воду, которая стекает по моему горлу.

— Спасибо, — наконец мне удается прохрипеть, прежде чем я заставляю себя открыть глаза.

В комнате темно, и мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы прояснить глаза.

— Это ты! — Восклицаю я, задыхаясь от собственного голоса, когда начинаю сильно кашлять.

Она бросает на меня смущенный взгляд.

— Я тебя знаю? — Спрашивает она, и я на самом деле издаю небольшой смешок.

Из всех гребаных людей и мест, я блять застряла с ней.

— Да, — криво отвечаю я. — Мы уже встречались раньше, Сэмми.