Я почему-то думала, что, когда потеплеет, это место станет менее жутким. Думаю, чем дольше я зде ...
Я почему-то думала, что, когда потеплеет, это место станет менее жутким. Думаю, чем дольше я здесь, тем подозрительнее это становится. Скрипы стен по ночам, тени, которые, кажется, появляются в залах, когда заходит солнце — трудно не поверить, что это место населено привидениями или есть секретные проходы, ведущие в комнату для собраний культа.
Я иду через общественные места, ступая на влажную ухоженную лужайку, где студенты собираются между уроками или на обед. Мои глаза натыкаются на срубленное дерево в центре, то самое, которое было повалено после того, как оно таинственным образом загорелось в прошлом семестре.
Как только мои ноги снова ступили на мощеную дорожку, я направилась в театр.
Место, которое когда-то казалось домом.
В последние пару дней у меня были сильные панические атаки, а кошмары были еще хуже. Теперь, когда я знаю, каково на самом деле тонуть, мой разум использует это против меня. Теперь все кажется намного более реальным.
Потребовалась минута, чтобы встретиться с Браяр и Лирой, и, хотя Браяр настаивала, что с ней все в порядке, что в случившемся не моя вина, я до сих пор чувствую этот тяжелый укол вины в животе каждый раз, когда мельком вижу ее желтоватый синяк.
Я пытаюсь забыть ту ночь напрочь, но это не кажется возможным.
— Это как раз та девушка, о которой я говорил, — слышу я, хватаясь за дверь здания. —Финн, познакомься с Сэйдж Донахью. Это дочь Фрэнка. И, Сэйдж, это Финн, мой напарник.
Каин подходит ко мне. Ближе, чем мне хотелось бы. Я крепко прижимаю свой сценарий к телу, когда мужчина рядом с ним обращается ко мне.
— Приятно познакомиться, — говорит он, протягивая руку. — Мне жаль слышать о кончине вашей сестры.
Я беру его рукопожатие, любопытно, не раздражает ли его, как и во всех сериалах о криминальных полицейских, быть в паре с более молодым детективом. Его белые усы касаются верхней части губы, изгибаясь к краям и напоминая мне человека-арахиса.
У него такая поношенная кожа. Как будто он многое повидал, прошел еще больше, но все еще хорош в том, что делает. Знает ли он, что его партнер не только грязный и работает с секс-рингом, но еще и педофил?
Будет ли он по-прежнему работать с ним? Этот полицейский такой же негодяй, как и тот, что стоит рядом с ним?
— Спасибо. Приятно познакомиться, — просто говорю я, не уверенная в том, как много он знает, если он замешан.
— Я уверен, что ты идешь на урок, но я хотел дать тебе свою визитку, — он лезет внутрь своего костюма. — На тот случай, если вы услышите или увидите что-нибудь, что может помочь нам в расследовании смерти Грега Уэста и исчезновения Криса Кроуфорда.
Я беру белый прямоугольник, смотрю на слова, напечатанные на нем, и кусаю нижнюю губу, пытаясь держать свои мысли при себе, но ничего не могу с собой поделать.
— Нежный беловатый оттенок, плотный картон. На нем даже есть водяной знак, — я кручу карточку между пальцами, засовывая ее в карман. — Пол Аллен был бы впечатлен.
Суровый вид Финна ломается, когда на его место приходит ухмылка, из-за чего он больше похож не на полицейского из полиции Майами, а на чьего-то дедушку.
— Любитель «Американского психопата»?
Я качаю головой.
— Киношный человек. Вольности, взятые из романа, были необходимы, что нечасто случается в экранизациях. Сатира была вне своего времени, стилизованная комедия, действие которой происходило в предательском, охотящемся за прибылью городе Манхэттене, — я махаю руками. — А Кристиан Бэйл, ну, нужно ли мне говорить больше о его портале Патрика Бейтмана?
— Умная девушка.
Я пожимаю плечами.
— Все как в кино. Я дам вам знать, если что-нибудь услышу.
Ложь.
— Спасибо, Сэйдж, — отвечает он.
Я смотрю на Каина, кивая головой в знак признания.
— Каин.
— Пока ты не ушла, Пип, — он хватает меня за предплечье, и моей рефлекторной реакцией становится отстранение, но я остаюсь неподвижной. — Твой папа сказал мне, что ты не звонила с тех пор, как пошла в школу. Я знаю, что ты занята, но он скучает по тебе. Заходи скорее, ладно?
Я воздерживаюсь от закатывания глаз.
— Да, я сейчас займусь этим.
Вырвавшись из его объятий, я исчезаю в театральном зале, прижимаясь спиной к закрытой двери и делая несколько глубоких вдохов. Вдох через нос, выдох через рот, не торопясь и перестраиваю мысли.
Сегодня мое время, и я не позволю этой грязи испортить его для меня. Я ходила на театральные курсы, но прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я переступала порог одного из них. Изучать сценарии и писать пьесы за письменным столом — ничто по сравнению с реальным занятием.
Я расправляю плечи и молча иду по проходу мимо деревянных рядов сидений. Высокие потолки украшены сложными узорами, созданными для того, чтобы доносить звуки до конца зрительного зала. Я достигаю боковой лестницы сцены, мои шаги отдаются эхом, когда я шагаю по полу.
Освещение тусклое, достаточное, чтобы увидеть первые несколько рядов с того места, где я стою, но это не имеет значения. Дело не в центре внимания и даже не в самом театре.
Это ощущение виниловых полов под подошвами моих ног. То, как вибрирует дерево от моего голоса, когда я погружаюсь в персонажа. Быть полностью захваченным ролью, сценарием. Это затягивает тебя в совершенно новый мир, вдали от реальности.
Я отбрасываю сумку в сторону и снимаю куртку, оставляя себя в черном платье с зубчатым вырезом, которое прекрасно сочетается с моими красными замшевыми ботинками. Когда-то они мне очень нравились. Это был мой фирменный цвет, и Рози купила их на мой день рождения много лет назад.
Она всегда умела дарить подарки, умела замечать и запоминать мелочи, которыми наслаждались люди, даже не говоря об этом.
Я стою посреди сцены, шевеля пальцами ног в туфлях, опуская голову вправо и обратно влево, и потягиваюсь, прежде чем взглянуть на свой сценарий и посмотреть, где я остановилась вчера вечером.
«Сон в летнюю ночь».
Шекспир.
Король в стенах театра, он образец для подражания. Тот, кем люди стремятся быть, превзойти, когда дело доходит до написания пьес. Тот, кем люди стремятся быть, чтобы превзойти, когда дело доходит до драматургии.
Я перечитывала сцену несколько раз, впитывая структуру, желая охватить все эмоции, всего персонажа. Закрыв глаза, я сбрасываю с себя частички и воссоздаю Гермию. Я забываю о существовании Сэйдж и становлюсь девушкой, которая всем сердцем любит Лисандра, хотя ее отец хочет, чтобы она вышла замуж за другого.
Я воплощаю эту эмоцию девушки, столь яростно увлеченной мужчиной, которого она считает идеальным, тем, о котором ей не позволено мечтать. Я чувствую эту боль в животе, тоску по душе человека, больше, чем просто его физические качества или то, что они дают мне материалистически.
Когда я снова открываю глаза, я больше не безумный близнец.
Я Гермия.
Как теперь, любовь моя? Почему твоя щека такая бледная? Как получилось, что розы там так быстро вянут?
Я слышу Лисандра в своей голове, играющего свою роль, его тело больше похоже на свободную фигуру, чем на реального человека.
— Вероятно, из-за отсутствия дождя, который я вполне могла бы скрыть от бури моих глаз.
Древнеанглийский язык прост, если ты достаточно тщательно его прочтешь для нее так просто сказать, что цвет исчез, потому что я говорю, что это так, но я могла бы заставить розы снова вырасти из слез, которые я пролила из-за нашей любви. Но намного веселее кодировать это, читать между строк романтической лексики.
Ай мне! Что бы я ни читала, ни слышала из сказок или историй, путь истинной любви никогда не был гладким. Но либо в крови было по-другому…
— О крест! Слишком высоко, чтобы восхищаться низким, — я драматично вскидываю руки, на моем лице появляется хитрая ухмылка, пока мы подшучиваем над требованиями любви друг к другу. Правила для сердца, когда, по правде говоря, единственное, что никогда не должно иметь правил, — это любовь.
Или еще ошиблась в плане лет.
О, злоба! Слишком стар, чтобы быть помолвленным с молодым.
«Или же это зависело от выбора друзей».
О черт! Выбирать любовь чужими глазами.
Сцена идет сложнее, говоря о том, как быстро любовь может быть разрушена окружающими. Ожиданиями, установленными вашей семьей и друзьями. Как мы должны жениться в соответствии с нашими собственными социальными стандартами. Что, если ты должен быть с кем-то, кто подходит тебе в глазах всего мира. Не слишком молодой, не слишком старый.
Это история о несчастных влюбленных в другой обстановке, в другом пространстве. Но боль, она все та же. Жало желания того, чего у тебя никогда не будет.
Это укус, я знаю. Укус настолько острый, что я начинаю ломать характер Гермии. Моя боль, как Сэйдж, течет внутри действия.
Укради завтра вечером дом отца твоего; И в лесу, в лье от города, где я встретил тебя однажды с Еленой, чтобы отпраздновать майское утро, — там я останусь для тебя.
Лисандр планирует встретиться со мной, чтобы мы могли сбежать вместе. Свободны быть друг с другом всю оставшуюся жизнь, вдали от того, чего все хотят, вдали от моего отца, которому нужно, чтобы я вышла замуж за Деметриуса, человека, который даст мне богатство и статус. Человек, которого моя душа отказывается любить.
Я больше не на этой сцене. Я все еще в аудитории, но это в моей старшей школе. Я там с Руком, сталкиваюсь с его гневом после того, как он узнал обо мне и Истоне, о помолвке. Все то же самое, ножи в моей груди, как он умолял меня сказать ему, что я вру, что это какое-то недоразумение. Все эти чувства здесь и живы, кружатся вокруг меня.
За исключением того, что это другое. На этот раз вместо того, чтобы солгать, вместо того, чтобы разорвать его сердце в клочья своей злобной ложью, я говорю ему правду. Я говорю ему то, что всегда хотела сказать, — что я была вынуждена заключить помолвку, чтобы защитить свою сестру, и все напрасно.