Ты никогда не узнаешь, насколько поврежден, пока не попытаешься полюбить кого-то.

Ее глаза сияют ярко-голубым, и это заставляет меня наклонить голову,

— О чем ты думаешь? — спрашиваю я, практически видя, как крутятся колесики.

— Твои глаза, — бормочет она. — Это было первое, что я заметила, когда вернулась сюда. Они выглядели такими пустыми, но теперь они другие. Менее безжизненные.

— В том-то и дело, детка, — я заправляю прядь волос ей за ухо. — Когда мы закончили, ты напомнила мне, какой я пустой. Каким чертовски пустым я всегда был. Единственное, что меня наполняет, — это ты, и это видно.

Это так.

Каждый кусочек.

— Как это прошло? — спрашивает она, обвивая меня руками за талию.

— Я не истекаю кровью, так что это начало, — смеюсь я. — Хотя я не беспокоюсь о себе. Готовы ли ты к этому?

Мягкими пальцами она тянется к моим волосам.

— Я злюсь, что его похоронят рядом с моей сестрой, но я думаю, что готова на все, когда ты рядом со мной.

Ухмылка расползается по ее щекам, когда она наклоняется ко мне ближе, ее губы касаются моих.

— Мой бог огня.

— Бог огня, да?

— Ага, — мычит она, улыбаясь мне из-под длинных ресниц. — Всегда готов сгореть. Настолько яркий. Если что-нибудь случится, я знаю, ты будешь там, чтобы передать мне спичку.

Золотое ожерелье, которое она носит, блестит на солнце.

— Я всегда буду рядом. Всегда. Что бы ни случилось, я всегда буду с тобой.

— Потому что ты решил оставить меня? — шепчет она.

Впереди горы, вещи, которые находятся вне нашего контроля, и, хотя мы обо всем позаботились со своей стороны, есть люди, которые знают о нас. Кто знает, что мы за ними.

Вскоре они пошлют новые препятствия, чтобы остановить нас. Чтобы попытаться разлучить нас. Мы больше не охотники; скоро мы станем жертвой охоты. Но мы все готовы ко всему, что грядет.

Даже если они не придут за нами, мы позаботимся о том, чтобы семьи этих пропавших девочек получили ответы. Что, как бы ни было неприятно, мы позаботимся о том, чтобы нужные люди узнали о том, что здесь происходит, и смогли остановить это. Даже если это означало покончить с собой в процессе.

Это была маленькая победа. Покончить с жизнью человека, который бросил Роуз в эту передрягу, но это был не конец. Не со всем, что мы знали сейчас. На кону было слишком много жизней, и, хотя я никогда не считал себя героем, я был порядочным человеком, несмотря на свою репутацию.

Какой бы ад они ни принесли, мы всегда приносим еще. Нет никого, кто мог бы изгнать нас из хаоса. Ни тогда, когда мы родились из него, никогда мы жили в нем.

Я бы сделал все, чтобы защитить свою семью. Какими бы ебанутыми и нефункционирующими они были. И нет ничего, чего бы я не сделал для них.

И, черт возьми, я знаю, что Сэйдж и я собрались вместе в урагане опрометчивых решений и похотливого беспорядка, но то, что мы нашли под всей этой болью, всей ложью, всей правдой, было чем-то реальным.

Это любовь, которая будет изображена в ужасном свете, и шепот будет говорить о том, насколько она греховна, повествование изложено просто как злое дитя сатаны, развращающее самого заветного ангела Пондероз Спрингс. Они бы сказали, что я пробрался в ее комнату ночью и украл ее в свое царство вечного проклятия, оставив ее здесь навсегда.

Наша история будет злодейской, пока мы живем здесь.

Но они не знают, что мы сделали.

Они не знают, что она больше, чем просто хрупкий ангел.

Она сила, способная уничтожить все на своем пути. Феникс из пепла.

Лилит моему Люциферу.

Ради которой я бы сжег всю чертову планету.

В непрозрачной темноте мы нашли любовь, которую невозможно было сдержать.

Итак, кому-то наша любовь показалась бы нечестивой, актом против самого Бога, но для нас?

Это больше.

Это наше.

Она была права. Завтра птицы будут петь, и они будут петь, пока мы вместе.

— Потому что ты единственный, кто достоин остаться.