Но сегодня этого не произойдет, хотя я отчаянно этого хочу.

Я слегка отстраняюсь, убирая язык. Моя хватка на его члене крепчает. Я проверяю воду, сколько он может выдержать, прежде чем он застонет от извращенной смеси дискомфорта и удовольствия.

— Ты получаешь только то, что я тебе даю, понял? — говорю я ему, поднимая взгляд, чтобы он мог видеть мои глаза. За этими глазами бурлит вихрь, вращающийся так быстро и так жарко, что он поглотил бы меня целиком, если бы я позволил ему. Я знал, что если мы собираемся это сделать, то это будет по моим правилам. Я пока возьму его под свой контроль.

Как бы мне ни нравилось стоять на коленях у его ног, отказываясь от контроля ради удовольствия, было что-то мощное в командовании.

— Что…

Я выкручиваю запястье, грубо сжимая его.

— Ты хочешь боли? Тогда мы сделаем это на моих условиях.

У него нет возможности ответить, потому что я беру кончик его члена в рот, играя с шариками его пирсинга. Дразню еще один мучительный момент, прежде чем опускаюсь ниже на его член, беря в рот еще больше его члена.

Я чувствую, как набухшие вены щекочут мое горло, когда мои руки и язык работают в унисон. Работаем в быстром темпе, от которого кружится комната. Звуки его стонов посылают волны желания по всему моему телу.

Моя челюсть расширяется, когда я полностью втягиваю его в свое горло, мой нос прижимается к его лобковой кости, и я изо всех сил пытаюсь дышать. Борясь с желанием кашлянуть, но наслаждаясь этим чувством. Заставляю себя убедиться, что я даю ему то, что он хочет. Что ему нужно.

В глубине моего желудка ощущается голод. Стремление доказать свою точку зрения. Чтобы он понял. Я продолжаю работать вверх и вниз, ускоряясь, когда моя свободная рука обхватывает его тяжелые яйца, катая их вокруг пальцев, прежде чем сжать.

— Черт, — ругается он, — Сэйдж, я собираюсь…

Я знала, что это будет трудная часть. Потому что, когда я смотрю вверх, он выглядит чертовски красивым, когда гонится за освобождением, как его голова запрокидывается, а вены на шее вздуваются из-под кожи. Его напряженная челюсть заставила всю мою душу гудеть от волнения. Я постоянно восхищаюсь тем, насколько хорош Рук Ван Дорен.

Мне физически больно делать то, что я замышляю, но я все равно это делаю. Я слишком сильно посасываю кончик, прежде чем полностью убрать прикосновение. С громким хлопком отстраняюсь от его члена.

Слюна тонкой струйкой стекает с его члена и моего рта, мой язык прокатывается по нижней губе, чувствуя, насколько она распухла.

— Что за… — он смотрит на меня, нахмурив брови, разочарованный потерянным оргазмом.

Кончик моего пальца преднамеренно дергает пирсинг. Осознание этого должно быть как минимум неудобным, но с его терпимостью к боли это, вероятно, почти не беспокоит его.

— Это была не твоя вина. Ни в чем из этого не было твоей вины. Ты ничего больше не мог сделать, Рук, — говорю я ему. — Ты меня слышишь?

— Черт возьми, Сэйдж, это не тот разговор, который мне нужен, когда мой член в твоих руках, — он пытается придвинуться ко мне, его бедра дергаются, все еще нуждаясь в расслаблении.

Воздух внезапно обжигает. Как будто вдох только наполнит мои легкие дымом — жаром, который сожжет меня изнутри. У меня перехватило дыхание, запертое в легких.

Я тяну металл чуть сильнее.

— Скажи мне, что ты понял. Скажи мне, что ты знаешь, что это не твоя вина, и я позволю тебе прийти к оргазму.

Волна силы омывает мои кости. Я заставлю его увидеть правду, правду, которая всегда была прямо перед ним. Что он наказывал себя за вещи, в которых не был виноват, чтобы справиться с причиняемой ими болью.

Вместо того, чтобы обвинять мир, как и все мы, Рук всегда выбирал себя.

— Бля, — говорит он, опуская голову, так что он смотрит на меня.

Его грудь постоянно расширяется и опускается. Я вижу глубоко укоренившуюся в нем хрупкость, о которой я всегда знала. Ту самую, которую он так отчаянно пытается задушить и морить голодом, пока она не умрет. Сейчас он хрупкий кусок стекла. Если бы я сжала его слишком сильно, он мог бы расколоться в моей хватке, расщепив меня своими зазубренными краями.

И дело в том, что я бы позволила ему.

Я разрезала себе пальцы, пока ладони не стали мокрыми, просто чтобы собрать осколки. Просто чтобы я могла помочь ему собрать все обратно. Я сделаю для него все, даже если это будет означать причинение вреда себе.

Он был моим богом огня.

И я живу, чтобы гореть для него.

— Хочешь продолжения, Рук? — я поднимаю бровь, опасно приближаясь к кончику его члена.

Я чувствую, как он дергается.

— Да, детка, пожалуйста. Мне нужно… — он задыхается от стона, от которого вибрирует все его тело. — Пожалуйста, позволь мне.

— Позволю, — бормочу я, — Я хочу, чтобы ты кончил, малыш. Просто скажи мне правду. Скажи мне, что ты знаешь.

Всю мою жизнь эта сокрушительная тяжесть одиночества давила на мою душу. Вынося годы одиночества, хотя я была окружена людьми. Бремя одиночества, когда я могу полагаться только на себя, так долго удерживало меня под водой.

Я почти забыла, каково это дышать.

Такова была сила одиночества на человеке. Это заставляет тебя так отчаянно нуждаться в человеческом контакте, в душе, за которую можно цепляться.

И здесь, с ним, я знаю, как дышать. Впервые я знаю, что значит быть желанной. Все, что я хочу сделать, это вдохнуть его. Вдохнуть в легкие только его, пока это все, что останется.

— Это… — он скрипит зубами, — Я знаю, что это не моя вина. Я знаю, что ни в чем не виноват.

— Хороший, хороший мальчик, — я мурлычу, немного ухмыляясь словам, которые я употребила, возвращая рот к его стволу.

Я двигаю рукой вверх и вниз, концентрируясь на кончике, вращая языком. Его хватка на моем затылке усиливается, и я чувствую, как его бедра поднимаются в мой рот, заставляя себя протискиваться к моему горлу.

Мы снова находим наш ритм, и вскоре он громко стонет мое имя, а я глотаю все, что он дает. Слегка соленый вкус проникает в мое горло, не успокаивая мою жажду к нему.

Я отстраняюсь, тяжело дыша, и вытираю слюну со рта тыльной стороной ладони, падая на заднюю часть ног. Наблюдая за тем, как он успокаивается с момента кульминации.

Жар пронзает мое сердце, когда он смотрит мне в глаза, левая сторона его рта слегка приподнимается.

— Моя очередь, но, как ты сказала, — говорит он, — Тебе придется довериться мне.

Он стоит в полный рост; полотенце падает на пол, и я смотрю на него, любуясь изгибами его тела. Когда он тянется ко мне, я позволяю ему помочь мне подняться с пола. Только для того, чтобы Рук развернул меня и прижал к кровати, а моя задница свисала с края.

Я чувствую, как его пальцы скользят по моему позвоночнику сквозь ткань рубашки. Мое лицо гоняется за прохладной тканью одеяла, нуждаясь в облегчении от жара, который течет по моим венам.

— Сними штаны. Мне нужно кое-что захватить, но оставь трусики. Я хочу сам снять их с тебя, — бормочет он, оставляя поцелуй на моем затылке, прежде чем пойти в ванную.

— Ты собираешь коллекцию моего нижнего белья, Ван Дорен? — спрашиваю я, имея в виду пару пропавших без вести трусиков из театра, высвобождаясь из штанов и отшвыривая их через всю комнату, когда они спадают с ног.

— Может быть.

Мне нравилась мысль, что он так же одержим мной, как я им. Я хотел, чтобы мы ели, спали и дышали друг другом. Пара, которая по своей сути стала раздражать тем, как мы были без ума друг от друга.

Я хотела быть стыдливо влюбленной в него всю оставшуюся жизнь.

Когда он возвращается, я нахожусь в том же положении, в котором он меня оставил. Свисаю с края кровати, моя задница в воздухе к нему.

Его рука скользит по моей бедренной кости, притягивая меня ближе к его телу. Его пальцы играют с материалом моих трусиков, прежде чем стянуть их.

— Ты доверяешь мне, Сэйдж? — он спрашивает, басы его голоса бьют аккорд глубоко внутри меня.

— Всегда, — бормочу я, нуждаясь в нем так же, как и в человеке.

— Хорошо, — его рука скользит по внутренней части моего бедра, заставляя меня шире раздвинуть ноги для него, — Потому что то, что я собираюсь сделать, будет чуть-чуть не приятным. Но потом все узнают, что ты моя. Пондероз Спрингс, судьба, не будет вопроса о том, кому ты принадлежишь, ЛТ.

Мой разум мечется, пытаясь понять, что это значит, но внезапно все становится пустым. Потому что удовольствие вылизывает мой мозг начисто, когда его пальцы проникают между моих ног.

Он раздвигает мои губы пальцами, а их кончики осторожно обводят мой клитор, преднамеренно, но мягко. Я стону, вращая бедрами от его прикосновения, призывая его дать мне больше. Я так нуждаюсь. Я хотела его так сильно, что могла плакать. Нужно заполнить, пока не останется ничего, кроме Рука.

Я позволяю ему играть со мной, дразнить меня, разбрызгивая мои соки, пока я не превращаюсь в неряшливую кашу. Все мое ядро находится на грани, мне нужен всего лишь небольшой толчок, чтобы я мог погрузиться в омут электрической эйфории.

— Рук, пожалуйста, — умоляю я дрожащим голосом.

— Я знаю, детка, я знаю.

Именно тогда он вводит два пальца внутрь меня, и мои стенки мгновенно сжимаются вокруг него. Вторжение приветствуется, когда я прижимаюсь к нему бедрами, порывисто и отчаянно.

Мои ногти вдавливаются в простыню подо мной — дыхание застряло в легких. Нет такого ощущения. Нет ощущения, как он.

Мое тело дрожит, когда Рук входит и выходит из меня, нанося удары только в то место, на которое способен только он. Разум, тело, душа, все это было отправлено в перегрузку.

— Ты так сильно сжимаешь меня, хотел бы я почувствовать это на своем члене, детка, — он рычит. — Ты скоро кончишь, не так ли? Да, я чувствую, как ты становишься мокрее, твои бедра качаются быстрее, ты так близко.

Я стону, долго и отрывисто

— Да, Рук. Черт возьми, да.

Мое сердце могло бы сдаться в спешке этого.

Я так близко, прямо здесь, когда он убирает пальцы. Я думаю, что это его способ отплатить за то, что я сделала ему раньше, но вместо этого я чувствую его губы на своем ухе.