К счастью для меня, когда лекция заканчивается, мне удается сбежать невредимой. Никаких неловких падений, что становится приятным изменением, и больше никаких нежелательных разговоров с Бенни.

В моем расписании есть свободное окно между занятиями профессора Авессалома и социологией, поэтому я быстро принимаю решение провести небольшое исследование.

Если я думала, что остальная часть кампуса выглядит как вымышленная древняя школа волшебства, то библиотека расставляет все точки над «i». Высокие потолки, переполненные полки высотой в двенадцать или пятнадцать футов и те сумасшедшие лестницы на колесиках, которые вы иногда видите в фильмах. Заплесневелый библиотекарь, который, судя по всему, мог быть таким же старым, как само время, поднимает взгляд, когда я подхожу.

— Чем я могу вам помочь? — спрашивает она, и я потрясена, тем, как не поднимается облако пыли вместе с ее словами.

— Я ищу раздел местной истории, пожалуйста. — Она изучает меня несколько секунд, ее ярко-голубые глаза все еще остры и проницательны, несмотря на ее обветренное лицо.

— Вверх по первой лестнице, первая комната слева от вас. Мы не даем эту коллекцию с собой, так что вам придется читать здесь. — Я заверяю ее, что не собираюсь уносить с собой книги, и вежливо благодарю ее, прежде чем направиться вверх по удивительно прочной, тонкой кованной винтовой лестнице. Краеведческая коллекция размещена в небольшой комнате, напоминающей кабинет в доме богатого человека. Бросив свою сумку на потертое сиденье кожаного клубного кресла, я останавливаю взгляд на секции полки, заполненной одинаковыми на вид тонкими, высокими томами.

Ежегодники. Десятки и десятки Ежегодников Святого Филиппа.

Мысль щекочет меня в глубине сознания, когда я провожу пальцем по соответствующим корешкам, отличающимся только годом, выбитым на каждом из них. 1989, 1990, 1991. Предчувствие становится сильнее, я вытаскиваю все три и переношу их к длинному деревянному столу в центре комнаты. Открыв ту, что датирована 1991 годом, я просматриваю каждый класс первокурсников в поисках определенного имени. Ничего. Проделав то же самое с 1990 годом, она тоже оказалась пустой.

Может быть, я сошла с ума и пытаюсь установить связи там, где их нет.

В 1989 году я нахожу жемчужину в устрице. Чертовски красивый, его старший «я» смотрит на меня в ответ в полосатом галстуке и с дерзкой ухмылкой — Чарльз Уолдорн. Прищурившись, я подношу книгу ближе к лицу и обращаю внимание на мелкий, почти неразличимый узор на полосатых кусочках материала.

Это что, карточные масти?

Они очень слабые и почти исчезают в зернистости фотографии тридцатидвухлетней давности, но они есть — повторяющиеся червы, пики, бубны и трефы. Возвращаясь к началу, я вижу, как мне ухмыляется еще одно красивое, гордое лицо, которое я узнаю. Рикман Авессалом. В том же галстуке, с тем же рисунком. Теперь о тройном эффекте. Перескакивая на букву «С», я провожу пальцем по списку имен, и вот оно. Воксхолл Чешир II. Я нахожу подходящую фотографию и почему-то не удивляюсь, увидев симпатичного парня, не такого великолепного, как Вокс моего поколения, но с тем же высокомерным выражением лица. И тот же чертов галстук, что и у двух других.

Пока мой мозг пытается обработать информацию, которую я только что подтвердила, просматриваю остальную часть класса первокурсников, проверяя, нет ли других студентов, одетых в то же самое. Финн сказала, что они обычно появляются группами по четыре или пять человек, так что я думаю, что должен быть еще как минимум один.

Мой пульс учащается до пугающего уровня, и вся кровь приливает к голове, выбивая предупреждающий ритм.

Это.

Не.

Возможно.

На меня смотрит Харрисон Эссенджер с незнакомым выражением лица и галстуком на шее, таким же, как у трех других.

Мой отец.