Мы проверяем время, у нас есть еще пятнадцать минут до начала концерта.

Ей не понравится мой ответ, потому что я собираюсь отнять ее теплящуюся надежду. Чувствую себя ужасно, но у меня уже есть план, как загладить свою вину.

— Мы прошли семьдесят три ступеньки.

— А сколько еще ступенек?

— С того места, где ты стоишь? Всего сто шестьдесят одна ступенька, — говорю, без раздумий. — Осталось еще восемьдесят восемь.

— Подожди! — Эдди дышит с трудом. — Тео, ты врешь и не краснеешь. Еще даже не половина пути! Это займет у меня целую вечность.

Ее подшучивания и реальное возмущение вызывают у меня смех.

— Я не вру.

Разочарованно вздыхая, она прислоняется спиной к стене и опирается бедром на поручень.

— Не хочу быть плаксой, но я не думала, что наблюдение за звездами будет таким головняком.

Я молча поднимаюсь на несколько разделяющих нас ступенек, оставляя между нами немного пространства. Поворачиваюсь и говорю через плечо.

— Ты не плакса. А теперь запрыгивай. — Развожу руки в стороны, давая ей понять, что собираюсь прокатить ее на спине.

В ответ тишина и я почти слышу ее мысли.

— Тео, ты не будешь нести меня восемьдесят восемь ступенек на верх башни. Ты устанешь. Я слишком тяжелая.

Как можно вежливее смеюсь над ее словами.

— Я не устану и ты не тяжелая. Ты миниатюрная. Поверь мне, моя выносливость лучше, чем ты думаешь.

Эдди издает звук, нечто среднее между прерывистым и тихим вдохом, что в принципе невозможно. У меня нет времени думать о том, что это может значить, потому что чувствую спиной ее тепло. Она касается моих плеч, прижимаясь ближе, и я не могу не задаться вопросом: не совершил ли я ошибку? Если она будет держать свои руки при себе, с нами все будет в порядке, и мы не разобьемся насмерть.

— Я доверяю тебе. Только не урони меня.

Эдди пробегает руками по моим плечам, затем обвивает шею и сжимает мою грудь. Я приседаю, наклоняюсь и хватаю ее за бедра. Выпрямляясь, поднимаю ее еще выше по спине, пока нам обоим не становится удобно.

— Н-никогда, — обещаю я. — А теперь, поскольку я делаю кардионагрузки за нас двоих, все разговоры за тобой.

Она смеется, потому что при нынешнем раскладе она все равно говорит больше меня.

— Это не будет проблемой. О чем ты хочешь, чтобы я рассказала?

Начинаю подниматься по ступенькам, придерживаясь за поручень в качестве опоры.

— Расскажи мне о себе.

— Я неинтересна, — тихо говорит Эдди мне на ухо, и я слышу в ее голосе оттенок неуверенности.

— Я не согласен. Думаю, ты о-очень интересна, — отвечаю искренне и полагаю, она это знает, потому что не опровергает мои слова. — Чего я еще не знаю о тебе? — Задумавшись, делаю паузу. Через несколько ступенек добавляю: — Какая у тебя семья? Какой ты была в старшей школе? Как тебе в университете? На самом деле, рассказывай все, что душе угодно. Я просто хочу у-узнать т-тебя.

— Ты такой милый. Спасибо. — Она завершает свой сладкий шепот быстрым поцелуем в мою шею и мою кожу обжигает это прикосновение. — Дай, подумаю… Я единственный ребенок, но у меня много больших, здоровенных двоюродных братьев. Я никогда не задавалась вопросом, как это иметь родного брата или сестру, потому что в детстве мы проводили много времени вместе. Моя семья большая, шумная и сумасшедшая. Наверное, поэтому я так прямолинейна, потому что приходилось соответствовать своей семье, чтобы быть услышанной.

— Что ж, это многое объясняет.

— Эй! — Эдди игриво шлепает меня по груди.

— Я не говорил, что это п-плохо. Мне нравится, как ты добиваешься того, чего х–хочешь.

— Как ты?

Я краснею от ее слов и радуюсь, что она не видит глупое выражение моего лица.

— Именно. Что-то еще?

— Я была суперактивной в старшей школе. Хорошо училась, но мне также очень нравились многие внеклассные занятия. Была чирлидершей (прим. пер.: девушка из группы поддержки) и все четыре года играла в волейбол, еще состояла в нашем школьном совете. Планировала мероприятия, улаживала все незавершенные дела для школьных торжеств и всякое такое. Я поняла, что мне нравится такая работа, поэтому и стала изучать связи с общественностью.

Думаю о ее характере — она общительна и любит брать инициативу в свои руки.

— Да, я, определенно, вижу это в тебе. Держу пари, ты была королевой выпускного бала.

Несвойственное ей молчание подтверждает мои подозрения, прежде чем она отвечает:

— Возможно.

— Я так и знал, — говорю я, смеясь. — Похоже, ты была популярной.

Эдди не спорит со мной.

— Каким ты был в старшей школе?

Мне требуется время, чтобы ответить, потому что не решил, какой информацией с ней стоит делиться. Не хочу, чтобы она жалела меня, если я скажу, что надо мной издевались, поэтому отвечаю расплывчато.

— У меня было все наоборот. Я особо не посещал внешкольные занятия, лишь был членом команды по плаванию и состоял в сверхсекретном клубе комиксов. Я любил учиться, поэтому на уроках всегда было интересно. И, безусловно, не был королем выпускного бала, — шучу я. — Универ люблю намного больше. Мне нравится независимость и свобода, которая у нас есть.

Эдди крепко обнимает меня, пока я продолжаю нести ее наверх.

— Да, в универе здорово, — соглашается она. — В этом году я поняла, что нужно сконцентрироваться на учебе. Раньше я была в беспорядке — посещала занятия, которые не соответствовали требованиям моей степени, поэтому сейчас и хожу к Уайлдеру на «Введение в греческую мифологию». Также встречалась с несколькими придурками, которые больше хотели проводить время со своими дружками, чем со мной. Я задумалась о долгосрочной перспективе, поэтому пытаюсь совмещать встречи со своими подругами и учебу, хочу закрыть этот последний семестр с хорошими оценками.

— В этом есть смысл. Те парни, с которыми ты встречалась — идиоты, раз не хотели проводить с тобой время.

Эдди утыкается носом в мой затылок, и я чувствую ее улыбку.

— Спасибо. Все получилось, потому что я встретила тебя.

Улыбаюсь ей в ответ, хотя она этого и не видит, остаток пути мы преодолеваем в приятной тишине. Честно говоря, я пользуюсь нашей близостью и поднимаюсь по ступенькам медленнее, чем обычно. Как только достигаем вершины, опускаю ее и чувствую, как тепло распространяется по всему телу от ее восхищенного взгляда.

— Правду говорят. Это действительно лучший вид в кампусе.

Эдди оглядывает все вокруг — университет и прилегающую территорию, которые среди осенней листвы кажутся отсюда крошечными, а затем запрокидывает голову и смотрит на небо. Она прекрасна и я знаю, что у меня лучший вид в кампусе. Но я не озвучиваю эту мысль, потому что смотрел с Деми слишком много девчачьих фильмов, где герои говорили подобные вещи, и я не собираюсь быть парнем, который использует фразы из фильмов, чтобы сделать комплимент своей неповторимой, замечательной девушке.

Обернувшись, Эдди смотрит на меня и протягивает руку с самой теплой улыбкой на лице. Переплетаю наши пальцы и приближаюсь к ней, пока мы не прижимаемся друг к другу, наслаждаясь прикосновениями. Мы не одни, вокруг нас другие пары и просто одинокие, делающие фото люди, и я отвожу глаза, когда замечаю несколько парочек, страстно целующихся в тени башни.

Эдди, наверное, тоже видит их, потому что поворачивается в моих объятиях и смотрит на меня с игривым блеском в глазах.

— Я думаю, чтобы получить полное представление о главной достопримечательности кампуса, мы должны заняться тем же делом, что и те ребята. — Эдди указывает головой на целующиеся парочки и многозначительно приподнимает брови.

Не сдерживаюсь и подшучиваю над ней.

— Мне казалось, ты говорила к ч-черту достопримечательности?

Ее руки скользят вверх по моей груди, обвивая мою шею.

— Я передумала, — тихо говорит она напротив моих губ.

Начинают звонить куранты, я сокращаю расстояние между нами, и Эдди мечтательно вздыхает, когда наши губы соприкасаются. Я не могу рассказать, какие песни звучат, потому что с моим колотящимся сердцем и шелестом ветра вокруг нас мы сочиняем свою собственную музыку — и это самая сладкая мелодия, которую я когда-либо слышал.