69

— Это ужасно, — с дрожью в голосе вымолвил Томас, дочитав отчет об исследовании.

Сидящий по другую сторону стола Кинросс продолжил задумчиво смотреть, как на углях дымится кусочек ладана. Даже когда Шенкель, дойдя до прогнозов роста болезни Альцгеймера, в ошеломлении схватился за голову, Скотт не прервал своего занятия. Наконец, проводив взглядом очередное облачко дыма, растворившееся в полумраке комнаты, он глубоко вздохнул, наполняя легкие ароматным воздухом.

— Теперь вы знаете, — сказал он просто. — Вот почему нам понадобится помощь всего медицинского сообщества, чтобы найти решение.

Молодой иезуит был не в силах сидеть на месте.

— Но как вы можете быть таким спокойным?

— Потому что мы с Дженни живем с этим знанием уже несколько месяцев. У нас тоже вначале была паника, причем мы менялись ролями, но с тех пор в меня и стреляли, и пытались отравить, так что те переживания успели потускнеть.

— Вы позволите использовать ваш индекс, чтобы оценить состояние Девдана?

— Как только патенты будут выданы, Томас, вы сможете пользоваться нашим открытием как вам будет угодно. При условии, что это будет безвозмездно.

Шенкель снова открыл отчет и принялся быстро листать его. Найдя нужную страницу, он спросил:

— А эти кризисы, о которых вы пишете, они происходили при вас?

— Все, кроме трех.

— Однажды к нам в больницу поступил мужчина лет пятидесяти, итальянец. Он уже не справлялся ни с какими тестами, но что-то еще оставалось в его взгляде. Знаю, это звучит глупо. Я проводил с ним много времени, и, хотя он меня не узнавал, он однако реагировал на мое присутствие, мягко, будто что-то все же различал. Я не знаю, что. А потом, в день, который я никогда не забуду, это была пятница, утро, я попытался дать ему простую работу, а сам ненадолго отошел, чтобы перекусить, а когда я вернулся, его взгляд… Не знаю, как объяснить…

— Из него ушло то самое «что-то», которое вы чувствовали.

— У вас тоже такое было?

— Почти всякий раз.

— Наверное, с ним произошел тот самый коллапс, как вы это называете.

— Скорее всего. Ну а вы? Как вы догадались, что четвертый элемент, общий для всех религий — это ладан?

Томас попытался привести свои мысли в порядок.

— Наша рабочая группа тогда работала в Мадриде. Чтобы лучше понять, какое значение для верующих имеют самоанализ и место отправления обрядов, я почти все свободное время проводил в церквях, мечетях, синагогах… Я даже нашел один языческий храм! Я сидел там часами, изучал архитектуру, людей, их жесты, и однажды вечером, перебирая в памяти увиденное за день, я обратил внимание, что везде, каков бы ни был культ, присутствовал этот дымок, этот запах. Я поискал информацию. Оказалось, что и ассирийцы, и египтяне, и майя, не говоря о последователях великих монотеистических религий, использовали в своих богослужениях ладан. В Библии он упоминается больше ста раз и приводится даже точный состав воскурений; его древнеегипетское название означает «то, что приближает к богам». Ладан получают из смолы дерева, которое произрастает на Среднем Востоке и в Африке. И я задался вопросом: почему курение именно этого вещества включили в свою практику все религии? Только ли из-за приятного запаха, или есть что-то еще, неизвестное нам?

Ладан в курильнице по-прежнему горел. Сквозь дымок Кинросс посмотрел на Томаса.

— Вы всегда носите его с собой? — спросил доктор.

— Всегда. Мне присылает его один брат с Востока. Это белый ладан, самый лучший, собранный с дерева, которое называется священная босвеллия. Весной и летом на дереве делают надрезы, сквозь которые вытекает смола.

— Современная наука достаточно продвинулась, чтобы объяснить, почему применяется именно ладан и какие эффекты он производит. Почему к нему прибегают на протяжении тысячелетий? Возможно, потому что большинство религий зародились в одном географическом регионе. Или потому что ладан оказывает специфическое воздействие.

— Вы непременно хотите все объяснить. Иногда это невозможно, потому что у человеческого разума есть свои пределы. Но вы не можете не согласиться, что не все в нашей реальности имеет научное обоснование.

— Да, вы правы, и я сталкиваюсь с такими явлениями каждый день. Сила музыки, различие между мыслью и чувствами, окружение, в котором мы живем… Болезнь Альцгеймера заставила меня задуматься над этим. Столько догадок. Столько вопросов. А от ответов зависит наша жизнь. Томас, вы верите в удачу?

— Не в удачу, доктор. Я верю, и точка.