2

В ноябре в Эдинбурге темнеет рано. Едва минует полдень, как город начинает медленно преображаться в лучах заходящего солнца. В приглушенных цветах все становится более величественным, словно бы устроители этой славной столицы возводили ее для сумерек. Верхние этажи эдвардианских домов, расположенных вдоль Королевской мили[1], медленно тают во тьме. Загораются окна. На проспекте, который ведет к внушительному укрепленному замку, возвышающемуся над городом, отполированные временем булыжники мостовой сверкают в свете уличных фонарей. Немногочисленные в это время года туристы возвращаются в свои отели. И тогда исторический центр Эдинбурга обретает вид, каким он был два столетия назад.

Скотт Кинросс любил гулять по вечернему городу. Жаль, что теперь работа не оставляла ему на это времени. Он до сих пор помнил, как в детстве ему приходилось идти пешком через весь район к дому тети Элизабет на Вест-Боу, чтобы там дожидаться родителей, которые работали в химчистке и по вечерам развозили вещи по богатым домам в центре Старого города. Скотт давал волю воображению и представлял себе мужчин в цилиндрах и сюртуках и женщин в длинных пышных юбках, как в романах Диккенса, со смехом выходящих из парадных подъездов, и где-то рядом — стук копыт запряженных в коляску лошадей. Между домами открывались узкие темные проходы-лестницы, ведущие наверх из нижней части города. В то время юный Скотт держался от них подальше и, проходя мимо, ускорял шаг. Вспомнив об этом, Кинросс улыбнулся. Теперь он больше не боялся.

Мимо проехала машина. Тетя Элизабет умерла десять лет назад. Скотт не бывал на Королевской Миле уже несколько лет, но сегодня один из его друзей праздновал день рождения. Скотт сказал себе, что встреча со старыми приятелями, возможно, отвлечет его. В последнее время ему это было необходимо.

Возле старой церкви на перекрестке Джонстон-Террас и Каслхилл Кинросс замедлил шаг. Он уже различал высоко вознесенную разноцветную вывеску ресторана «Уитчери»[2]. Это был один из лучших и, несомненно, самый оригинальный ресторан в городе — готический салон, владелец которого, по слухам, увлекался черной магией. На сегодняшний вечер ресторан был полностью зарезервирован Дэйвом Фленингтоном. Скотт знал Дэйва с подросткового возраста, но никогда не был с ним очень близок. Дэйв был позером; в общем, довольно приятным типом, но никогда не упускавшим случая покрасоваться и, как правило, за чужой счет. Незаметно для себя Скотт остановился. То ли для того, чтобы насладиться моментом, то ли потому, что в глубине души он не очень-то хотел идти на вечеринку Дэйва. Он боялся этих встреч. Они всегда служили поводом подвести итог, сравнить, помериться чем-либо, и если его карьера была захватывающей, то его личная жизнь превратилась в руины с тех пор, как ушла Дайан. Еще четыре недели назад он бы даже не ответил на приглашение Фленингтона, но с тех пор многое изменилось…

Он прошел еще немного вперед. До узкого входа в ресторан «Уитчери», обрамленного горящими факелами, было уже рукой подать. Скотту показалось, что до него долетают отголоски музыки. Внезапно ему захотелось повернуть назад.

— Привет, Кинросс! — услышал он веселый голос позади себя, эхом отдавшийся в ночи.

Скотт повернулся и оказался лицом к лицу с Майком Лаундерсом. Старина Майк был по-прежнему высок и широкоплеч; под руку он держал красивую молодую женщину со смуглой кожей. Радостно улыбаясь, Майк сказал:

— Подумать не мог, что встречу тебя здесь!

— Добрый вечер, Майк.

— Знаешь, Кинросс, ты — первый приятный сюрприз этого вечера. Возможно, вечеринка Фленингтона окажется не такой уж паршивой.

Старик Майк был как всегда прямолинеен.

— Это Карима, — представил спутницу Лаундерс. — Она марокканка. Она здесь учится, но последние несколько недель у нее помимо учебы есть и другие занятия!

Лаундерс подмигнул. Да уж, изысканности ему не занимать. В порыве дружелюбия Майк толкнул своего бывшего одноклассника кулаком в плечо. Скотт устоял, пытаясь сохранить приветливое выражение лица. Майк всегда так делал. Даже вне поля для регби он вел себя как на поле для регби…

Теперь для Кинросса отступление стало невозможным. В сопровождении Майка и его спутницы он вошел в ресторан, прошел через маленький дворик, заполненный подсвеченной зеленью, и толкнул дверь причудливого здания. Тут произошло то, что часто бывает в Шотландии, когда снаружи холод и тишина, но стоит войти внутрь, как вас целиком охватывает атмосфера праздника. И начинается она с музыки… Хотя в данном случае музыка была не шотландской.

Майк наклонился к Кинроссу и прошептал:

— Чертов Фленингтон. Ему тридцать пять, а он угощает нас «Аббой». Это настораживает. Если он вдобавок предложит нам какую-нибудь дурацкую игру в слова, я уйду…

По узкому наклонному коридору они спустились в зал внизу. В этих многовековых стенах, видевших немало пыток ведьм, прежде чем стать, по иронии судьбы, школьным двором, владельцу удалось создать вневременную вселенную, Средневековье из легенд в обстановке исторической роскоши. Массивная мебель темного дерева, потолок, украшенный сакральными символами, аутентичные плиты пола — все это освещалось исключительно свечами, и игра света и тени будоражила воображение.

— Добрый вечер, господа! — с легким французским акцентом произнес метрдотель в черном костюме. — Это частная вечеринка…

Майк прервал его:

— Хорошо, что частная, учитывая все те мерзости, которые мы будем рассказывать друг другу! Мы приглашены.

Метрдотель проверил имена в списке гостей и указал на гардеробную.

— Вы один, мистер Кинросс? — осведомился он.

Не готовый к такому вопросу, Скотт просто кивнул.

— Тебе стоит придумать ответ получше, — ухмыльнулся Майк, — потому что тебя еще не раз об этом спросят!

Зал был заполнен до отказа. Даже в самых дальних уголках люди оживленно болтали друг с другом, зачастую с бокалами в руках. Скотту было нелегко найти знакомые лица. Мало того, что со многими из приглашенных он в последний раз виделся лет пятнадцать назад, так еще большинство из них пришли с мужьями или женами, что увеличивало число гостей и еще больше усложняло ситуацию.

Скотту было слегка не по себе. Он чувствовал себя школьником, который, войдя в класс после каникул, обнаружил вокруг себя толпу незнакомцев. Десяток пар глаз тебя рассматривают исподтишка, оценивают с ног до головы. В такие моменты, чтобы не быть одному, ты готов даже последнего болвана посчитать своим лучшим другом. Поэтому Кинросс был рад узнать хоть кого-то, пусть даже этим кем-то оказался Фленингтон. В белом пиджаке и розовой рубашке, он бросался в глаза за километр. Герой вечера закричал из глубины зала:

— Кинросс! Лаундерс!

Затем Дэйв протиснулся сквозь толпу гостей и встретил Скотта и Майка у подножия лестницы.

— Рад вас видеть, ребята. Тем более что вы явились последними, а значит, вам и оплачивать выпивку!

Скотт пожал ему руку.

— С днем рождения, Дэйв. Выглядишь великолепно.

— Мы тут среди своих, Скотт, так что можешь не врать. Я выгляжу не ахти, а ты выглядишь чертовски неженатым!

Фленингтон отпустил руку Скотта, чтобы поздороваться с Майком. Затем он от души обнял девушку Майка, хотя никогда прежде ее не видел.

— Возьмите себе выпить и погрузитесь в пучину воспоминаний! Никаких слез или рвоты до двух часов ночи! И не забудьте подойти к вон тому столику, чтобы ответить на вопросы китайской анкеты…

Скотт смешался с толпой, рассеянно улыбаясь. Он взял бокал, чтобы придать себе уверенности. Хотя, вероятно, большая часть гостей была ему знакома, сейчас он смотрел на них как впервые — взрослыми глазами. Он решил выяснить, что за анкету приготовил Дэйв.

На большом листе бумаги каждый должен был ответить на ряд вопросов. «Занимаетесь ли вы тем, чем хотели заниматься?», «Сколько раз вы разводились?», «Реализовали ли вы свои фантазии?»…

Некоторые из гостей уже ответили, иногда очень подробно. Скотт поставил свой нетронутый бокал, взял ручку и ответил на единственный из этих дурацких вопросов: «Какую книгу (одну) вы взяли бы с собой на необитаемый остров?». Кинросс написал: «Руководство, как построить лодку и добраться до дома».

— Скотт?

Он обернулся. Перед ним стояла и улыбалась молодая женщина. Длинные каштановые волосы обрамляли красивое лицо с нежными чертами, но более всего внимание притягивали ее глаза — прекрасные, изумрудно-зеленые, магнетические.

— Эмма?

Они обнялись.

— Я так рада тебя видеть.

Эмма взяла Кинросса за обе руки и сделала шаг назад, чтобы лучше его рассмотреть.

— Ты стал одеваться намного лучше!

— А ты по-прежнему красотка.

— Дэйв сказал, что это ночь без вранья, так что не утруждай себя. У меня до сих пор нет роскошного бюста, а у тебя нет кольца на пальце!

Эмма приобняла его за талию и они заскользили в танце.

— Кстати, ты не ответил ни на вопрос о разводе, ни на вопрос о фантазиях. Почему?

— Неужели ты серьезно относишься к этому?

Вместо ответа Эмма сменила тему:

— Посмотри на них всех. Они как будто вернулись во времена лицея. Второгодники с морщинами! На мужчинах красивые костюмы, на женщинах дорогие украшения, но по сути ничего не изменилось.

— Они могли бы сказать то же самое о нас. Возможно, они тоже раздумывали, приходить или нет.

— Людям приятно видеть, что их ровесники стареют, как и они сами. Есть в этом что-то гадкое, как ты считаешь?

— Скорее печальное. Дэйв сказал, что нам нельзя плакать до двух часов ночи.

Эмма рассмеялась.

— Ты один?

— Сегодня вечером или по жизни?

— И то, и другое.

— Сегодня — да, и по жизни… тоже.

— Что-то мне подсказывает, что дела у тебя не очень…

— Мы расстались ровно четыре недели и три дня назад.

— Если ты до сих пор считаешь дни, значит, это она ушла…