Изменить стиль страницы

13

Последний раз Кинросс видел настолько разбитый череп когда был еще интерном в отделении неотложной помощи больницы Глазго. Тогда к подобному результату привел совместный эффект субботней ночи, злоупотребления плохим алкоголем и печально знаменитых скал вдоль дороги Грейт Уэстерн.

Судебный медик с сочувственным видом застегнул мешок для трупов. Они с Кинроссом говорили на разных языках, и их общение свелось к понимающим улыбкам и озадаченно поднятым бровям. Тела были размещены в столовой, временно превращенной в морг. Некоторые из них пострадали от когтей и зубов диких животных. За доктором, как тень, следовал невозмутимый Холд.

Покончив с осмотром, Скотт дружески кивнул судебному эксперту и покинул здание. На площадке снаружи бросались в глаза небольшие синие таблички с белыми номерами. Они отмечали места обнаружения тел; номера на табличках соответствовали номерам на мешках для трупов. Воздух был холодным, а свет — ослепляющим. При малейшем порыве ветра с крыш срывались вихри из острых, как стеклянные осколки, кристаллов.

Горнодобывающий комплекс с виду напоминал арктическую базу. Десяток строений, крытых металлическими листами, теснились вокруг площадки, на краю которой возвышалось единственное капитальное здание — вход в шахту. У каждой двери стояли военные. Весь комплекс был обнесен двойной решеткой, достаточно высокой, но явно видавшей лучшие времена…

Кинросс поднял воротник своей толстой камуфляжной куртки и оглядел территорию. Каждый его выдох превращался в облачко пара. В Шотландии, должно быть, еще стояла ночь. Здесь светило солнце.

— Что вы обо всем этом думаете, доктор? — спросил Холд.

— Пока трудно сказать что-либо определенное, — отозвался Скотт и добавил, указывая подбородком на скопление зданий, — удивительно, после такой вспышки жестокости — и такая безмятежность.

— Так всегда бывает, — заметил Холд.

— Что вы хотите сказать?

— Место катастрофы, несчастного случая или убийства всегда окутано атмосферой спокойствия и умиротворения. Странно, но когда кто-то умирает естественной смертью, такого не происходит. Не ощущается этого покоя.

Скотт посмотрел на Холда и спросил:

— А вы много видели катастроф, несчастных случаев или убийств?

— На сегодняшний день — пожалуй, не больше, чем вы, доктор.

Драченко вышел из здания администрации и заспешил им навстречу.

— Вы правда предпочитаете разговаривать снаружи? Не волнуйтесь, времена русских подслушивающих устройств, спрятанных повсюду, прошли. Кстати, нашли человека, который исчез. Он ушел с шахты. Ему удалось пройти почти три километра, после чего его убил холод.

— Бедняга.

— Должно быть, в голове у него все помутилось, иначе он не стал бы даже пытаться, — сказал генерал. — Ночью здесь температура опускается ниже пятнадцати градусов мороза. В общем, почти Багамы по сравнению с худшими днями января, когда мороз доходит до минус сорока пяти. Доктор, у вас есть какие-то выводы по первым наблюдениям?

— Похоже, все они действовали в состоянии полного безумия. Кровавые следы вокруг дверных ручек говорят о том, что даже самые элементарные жесты давались им с трудом. Все это косвенные доказательства, но если прибавить сюда способы убийства, можно смело утверждать, что сотрудники шахты были явно не в своем уме.

— Хотите осмотреть выживших?

Одиннадцать мужчин и молодая девушка-австралийка содержались в подсобных помещениях, наспех переоборудованных в камеры. Каждый из них был закован в наручники, а некоторые еще и связаны, и каждого охраняли по два солдата. У надзирателей были испуганные глаза.

Драченко объяснил:

— Самых опасных мы поместили в холодильные камеры. Это настоящие дикие звери. Даже связанные, они бросались на людей. Сегодня утром один из моих парней чуть не убил одного из них, настолько тот был агрессивным.

— Вы ничего им не давали? — спросил Кинросс.

— Мы не хотели пичкать их лекарствами до тех пор, пока их не осмотрит эксперт.

Генерал отдал охранникам короткий приказ на русском языке, и те открыли дверь первого холодильника. Кинросс увидел человека, сжавшегося в комок и замершего в самом дальнем углу камеры.

Невролог уже собирался войти в помещение, но Драченко остановил его.

— Осторожно, доктор. Он притворяется.

— Но чтобы понять, что с ним, мне необходимо его осмотреть…

Едва Кинросс вошел, как человек поднял голову. В остальном он по-прежнему пребывал в неподвижности. Доктор остановился. Взгляд узника был похож на взгляд волка, хищника, но никак не человека. Кинросс сделал еще один шаг к нему. Мужчина подобрался, мышцы его напряглись. Он был связан, но, похоже, не осознавал этого. Скотт почувствовал, что еще немного — и узник бросится на него. Доктор опустился на колени и вгляделся в глаза мужчины, затем поводил рукой перед его лицом, но безумец продолжал неотрывно, по-кошачьи, смотреть в глаза посетителю.

— Они все такие, — сказал генерал. — Когда с ними говорят — не отвечают. Глаза дикие, и как только появляется возможность — нападают.

Кинросс был сильно озадачен, и даже не пытался этого скрыть.

— Доктор, вы закончили с ним? — спросил генерал. — Я хочу закрыть дверь, пока он не набросился на вас.

Кинросс кивнул и спросил:

— Остальные в таком же состоянии?

— Есть один более спокойный. Еще есть австралийка. Желаете их осмотреть?

Этот человек был моложе, чем предыдущий. Он сидел на матрасе, брошенном на пол, и едва поднял голову, когда Кинросс опустился на корточки перед ним.

— Будьте начеку, доктор, — предупредил генерал.

Кинросс протянул руку. Никакой реакции. Тогда он дотронулся до плеча молодого человека. Тот отпрянул, как испуганный зверь.

— Тихо, тихо, — пробормотал доктор.

— Он вас не понимает, — заметил генерал.

— Он вряд ли понял бы меня, даже если бы я говорил по-русски. Я просто хочу, чтобы он уловил тон.

Кинросс медленно поводил рукой перед глазами больного. Затем снова дотронулся до его плеча. Этот цикл невролог повторил несколько раз. Каждый раз мужчина следил глазами за рукой и шарахался, когда эта рука касалась его. Манипуляции доктора не смягчили его настороженности.

Кинросс повернулся к генералу:

— Можно у него взять пробы на анализ?

— Вы подозреваете отравление каким-нибудь наркотиком?

— Нет, не думаю. Я просто хочу оценить кое-какие показатели. Я скажу, какие образцы мне нужны.

— Полагаю, наши криминалисты справятся, пусть даже они больше привыкли работать с трупами, а не с живыми людьми.

Воспользовавшись тем, что Кинросс ослабил внимание, узник бросился на него. В молниеносном прыжке он обхватил скованными наручниками руками шею доктора и начал сжимать ее со всей силы. Холд бросился на помощь Скотту. Он попытался освободить доктора, но противник намертво вцепился в свою жертву. Скотт начал задыхаться. Не раздумывая дольше, Холд перешагнул через сопротивляющегося Кинросса, зашел к нападавшему сзади и взял в захват его шею. Однако мужчина не ослабил хватки. Тогда Холд уперся предплечьем в основание его головы и сделал резкий рывок. По помещению разнесся треск шейных позвонков. Тело безумца обмякло и рухнуло бы на пол, не продолжай Холд удерживать его.

Кинросс, икая, схватился руками за горло. Холд высвободил его от наручников и наконец отпустил безжизненное тело молодого человека. Все произошло так быстро, что генерал не успел ничего сделать. Он с подозрением посмотрел на «помощника» врача.

— Вы легко отделались, доктор, — заметил Драченко. — Как бы то ни было, одной жертвой больше, одной меньше — в нашем случае это не имеет особого значения. Допустимая самооборона…

Кинросс встретился взглядом со своим спасителем. Холд только что убил человека, но в его глазах по-прежнему светилась та же мягкость. Скотт неловко встал, потирая болевшее горло, и, запинаясь, проговорил:

— Мне нужно на воздух…

Снаружи бушевал ветер. Агрессия со стороны пациентов обычно рождала в Кинроссе тяжелое чувство, которое он старался поскорее прогнать. И в большинстве случаев ему это удавалось. Но не в этот раз. Жестокость нападения, собственная усталость, вопросы без ответа — все это пробило брешь в его защитном механизме. У него на глазах лопнула тонкая оболочка, отделявшая человека от животного, и хрупкая граница между безумием и нормой превратилась в пропасть. Скотт не выносил насилия. В агрессии он видел проявление животного начала, недостойное цивилизованного человека. Скотт считал, что любую проблему можно разрешить при помощи разумного диалога. Было и другое: Кинросс не смог ничего сделать для этого молодого безумца, но кто же как не он, врач, обязан был ему помочь? Нападение заставило его почувствовать собственную беспомощность. А тот факт, что он обязан жизнью человеку, о котором практически ничего не знает, еще сильнее выбил его из колеи. Холд прав: вне сферы своей компетенции Скотт неприспособлен к жизни. Сейчас же невролог даже не был уверен, что в своей области он достаточно компетентен…

— Вы в порядке, доктор? Или вы хотите пока побыть один?

Это был Холд. Из-за ветра Скотт не услышал его приближения.

— Я и так один…

Холд стоял в нескольких шагах от него. Скотт спохватился и поспешил добавить:

— Я в большом долгу перед вами. Спасибо. Если бы не вы, тот парень, наверное, свернул бы мне шею.

— Я выполнил свою работу, доктор. Предотвратил катастрофу.

— Простите меня, но… — Скотт замялся, не решаясь задать мучивший его вопрос. Однако желание получить ответ пересилило. — Скажите, неужели вы ничего не чувствуете, когда убиваете кого-то? Вы выглядели таким спокойным…

Холд слегка улыбнулся и отвел взгляд.

— Либо вы, либо он. Мистер Гринхолм попросил меня оберегать вас. Я делаю свою работу.

— Значит, вот какова ваша сфера деятельности…