ГЛАВА 11
Я просыпаюсь со вздохом и с трудом сажусь. Моё тело двигается с неохотой, будто я слишком долго пролежала в постели. Я закрываю глаза и для опоры кладу руку на каменистую землю рядом со мной, застонав, когда меня охватывает головокружение. Я проверяю вуаль, а затем осторожно изучаю огромную шишку на моём затылке.
— Что ж, ты её хотя бы не убил, — произносит голос.
Я дёргаюсь от звука.
Когда головокружение проходит, я открываю глаза. Проходит мгновение, прежде чем окружающее меня пространство становится неподвижным. Когда это происходит, я с удивлением вижу, что меня окружают делегаты, стоя полукругом.
Я в замешательстве таращусь на них, мои мысли путаются. Их позы варьируются от настороженных до агрессивных. Я смотрю на Малира и Рона, которые, как ни странно, сейчас выглядят наименее враждебно.
— Где Кедрик? — спрашиваю я и морщусь, потому что забыла его озвучить титул.
Только несколько недель назад я выговаривала ему за это. Однако удача сопутствует мне, поскольку поблизости нет Солати, чтобы заметить мою ошибку.
Малир и Рон поворачивают головы друг к другу.
Что происходит?
Я переворачиваюсь, чтобы встать, но чувствую что-то застрявшее под моей правой ногой, в моём старом тайнике. Я не прятала там ничего от матери с тех пор, как была ребёнком.
Я протягиваю руку, чтобы вытащить предмет, как вдруг вспоминаю: ранение Кедрика, кровь, его пустые глаза. Я вспоминаю всё, включая то, что я поместила оперение стрелы между ногой и ботинком.
Я задыхаюсь, когда воспоминания прошедшей ночи пробираются сквозь мой разум, разрывая его на части. Я кладу одну руку поверх своего рта. Ужасный воющий звук наполняет воздух, и я задаюсь вопросом, откуда он исходит. Когда я делаю вдох, звук затихает, и я понимаю, что преследующий меня звук исходит от меня.
Я слышу ответ Малира, как будто моя голова находится под водой.
— Он мёртв, — говорит он.
Я больше ничего не слышу, я просто наблюдаю, как его рот продолжает формировать слова. Вместо этого я потираю кончики пальцев, вспоминая руку Кедрика в моей и то, как она медленно становилась холоднее. Я задыхаюсь и с трудом поднимаюсь на ноги, поворачиваясь спиной к делегатам. Кедрик не покинул меня. Он не может, потому что я только что была с ним. Это слишком. Мне кажется, что мой разум начинает разбиваться вдребезги. Но затем, я начинаю снова безмятежно впадать в оцепенение, как в миг, когда он умер. Я смотрю, не моргая, и хотя воспоминания о прошлой ночи навязчиво лезут в голову, вновь обретённое оцепенение позволяет им ускользнуть и унестись прочь.
Ничего из этого не реально.
Проходит время, пока я стою и таращусь, я не знаю, как долго это продолжалось.
— Отойдите от края, Татума. Это не безопасно, — говорит кто-то.
Другой мужчина подходит ко мне с влажной тканью. Когда они собираются завязать её под моей вуалью, я протягиваю руку, забираю ткань и выполняю эту процедуру сама. Движение слегка пробуждает меня, достаточно, чтобы, когда мне предлагают еду, я ответила и покачала головой. Кто-то хватает меня за руку и ставит на ноги. Когда я успела сесть? Рука подталкивает меня на протяжении нескольких шагов, пока моё тело не берёт верх и не начинает ставить одну ногу перед другой.
Я иду. Пока Кедрик здесь, мне безразлично куда.
Дым становится гуще. Я поднимаю взгляд от своих ног и едва могу разглядеть человека перед собой. Вдохнув через влажную ткань, закрывающую мой рот, я спотыкаюсь в растущей темноте. Чёрная пропасть, в которой мы находимся, почему-то знакома мне. Может быть, потому что именно так я себя сейчас чувствую.
Я натыкаюсь на человека, стоящего передо мной, и кто-то, стоящий за мной, поддерживает меня. Мы движемся в ещё большую черноту.
Раздается ритмичный стук, я хмурюсь, пытаясь распознать знакомый звук. Раздаётся ещё несколько таких же ритмичных ударов. Плотный дым начинает рассеиваться, кто-то ликует. Я стою неподвижно, пока меня не подталкивают к скале. Я беру предложенную пищу, но мой желудок говорит мне, что я не буду есть её. Я кладу еду на землю. Остальные вокруг меня занимаются своими делами, практически не разговаривая. Они расстилают на земле одеяла. Они смотрят на меня и обмениваются взглядами, но мне всё равно, если они считают меня сумасшедшей. Я не могу представить, что меня снова начнёт что-то волновать.