Глава 18

Джакс

— Я хочу слезть с Ксанакса. — Говорю я после того, как считаю плитки в течение, кажется, тридцати минут.

Слова Елены в ее квартире преследовали меня всю неделю. Она права, и это меня злит. Если бы я был нормальным человеком, мне бы не пришлось беспокоиться о том, что связь с кем-то грозит выбить меня из колеи. Ее нежелание даже поцеловать меня снова показывает, насколько глубоко я провалился в яму самообвинения и изоляции.

Том скрещивает ногу над коленом.

— Тебе нужны рекомендации психиатров?

— Да. Я хочу действовать правильно, так что все, что ты думаешь, поможет.

— Мне интересно, что изменило твое мнение относительно лекарств?

— Я по-прежнему считаю, что лекарства необходимы, но я больше не думаю, что Ксанакс — это правильный выбор для меня лично. Я хочу попробовать что-то другое, что лучше впишется в мой образ жизни.

— Я горжусь тобой за то, что ты хочешь это изменить, Джакс.

Ему следовало бы поблагодарить Елену, но я не хочу впутывать ее в эти разговоры.

— Спасибо.

— Я могу составить список, если тебе это подходит.

— Конечно. Чем быстрее, тем лучше. Как ты думаешь, изменения повлияют на мои гонки или что-то еще?

— Я думаю, психиатр может помочь определить, как лучше поступить. Но они знают, как работать с таким спортсменом, как ты.

— Тогда это хорошо. — Я киваю, довольный собой за то, что сделал этот первый шаг.

— Я знаю, что ты сможешь победить это, Джакс. Тревога не определяет тебя. — Том улыбается мне.

— Легко говорить, когда не знаешь моих страхов.

— Если ты готов поделиться, я бы хотел тебе помочь.

— Давай оставим эту битву на другую неделю.

Я прошелся по гостиной, глядя на дверь спальни Елены. С тех пор как она написала мне сообщение о том, что плохо себя чувствует, я был начеку.

За последние несколько месяцев она не отлучалась ни на час, не говоря уже о дне. Хотя я бы предпочел чувствовать себя уязвленным из-за того, что Елена избегает нашего поцелуя, что-то подсказывает мне, что она не откажется помочь мне, по крайней мере, из-за поцелуя.

Поцелуя, о котором она хочет забыть.

Поцелуй, который я не смог бы забыть, даже если бы попытался. А я, черт возьми, пытался. Я так чертовски старался, что вчера чуть не врезался головой в стену душевой кабины после того, как подрочил на мысли о ней.

Я опустился до новых низов, и это говорит парень, который живет на самом дне.

Она избегает меня, и я на взводе. Не потому, что я забочусь о ее благополучии, а скорее потому, что я не хочу заболеть вирусом, который она вынашивает в своем теле.

Лжец.

Я сопротивлялся желанию постучать в ее дверь. Я присутствовал на пресс-конференции без нее, не забыв просмотреть электронное письмо, которое она прислала мне утром, с ответами на возможные вопросы. Вот такой она трудоголик, посылает мне всякую хрень, чтобы я был в курсе всего.

Раздраженный собой и своим дурацким шагом, я стучу в ее дверь. Мое сердце грозит вырваться из груди, пока я жду ее. Проходят минуты, а боль в груди не ослабевает.

Я стучу снова, желая убедиться, что Елена жива, а не захлебнулась рвотой или чем-то еще. Почему-то пиарщица, умирающая от собственной рвоты, пока ее сосед ждет снаружи, звучит как ужасный заголовок. Она бы хотела, чтобы я проверил ее только из-за этого потенциального убийцы репутации.

После еще одной минуты молчания я прижимаюсь лбом к двери.

— Елена, ты там жива? Я не особо обеспокоен, но твое молчание необычно. — Ладно, я слегка обеспокоен, но какого черта.

— Я плохо себя чувствую. Ты можешь сегодня не выходить на улицу и не делать ничего, что может привести к неприятностям? Я знаю, что вечеринки — это безумное веселье и все такое, но я не хочу иметь дело с последствиями завтра.

Холодное чувство проникает в мою грудь от ее неприятного голоса.

— Тебе нужны лекарства или что-то еще? — не могу поверить, что в данный момент я разговариваю с дверью, практически умоляя Елену открыть ее.

Это невероятно с моей стороны. Я должен уйти, но мои ноги остаются на ковре.

— Нет.

— Это из-за женских проблем? — Боже, сегодня я превращаюсь в чертову киску.

— Нет. Боже, нет. Иди погуляй со своими друзьями и не напивайся, пожалуйста. — Ее хриплый смех не ослабляет мое начинающееся беспокойство.

Я ненавижу ее принудительный смех. Это не ее обычный. Черт, это даже не ее саркастический смех, который она приберегает для тех случаев, когда я становлюсь полной задницей.

Я отхожу от ее двери, прислушиваясь к ее совету. Лиам отвечает на мои сообщения и говорит, чтобы я приехал к нему в отель.

В машине я не могу перестать ерзать на своем сиденье, размышляя, нужно ли Елене что-нибудь, чтобы почувствовать себя лучше. Я прошу водителя развернуться и заехать в ближайшую аптеку.

Я рассуждаю сам с собой, стоя как идиот в проходе женской гигиены. Я делаю это исключительно потому, что мне нужно, чтобы Елена помогла мне с моей репутацией. Ничего больше, ничего меньше. Акцент на «ничего больше».

Я теряюсь, глядя на различные продукты, все рекламное дерьмо о тяжелых потоках и средствах против пестицидов. Черт побери. Я благодарю Бога за то, что в этот момент я не женщина. Кто, блядь, хочет беспокоиться о химикатах, засунутых в вагину?

Я набираю номер мамы.

— Привет, быстрый вопрос. Что предпочитают женщины во время месячных? Есть куча всякого дерьма с надписью «прокладки» или «тампоны», и я не могу понять, зачем женщине вставлять в свое тело нечто, похожее на картонную пулю.

Моя мама смеется целых тридцать секунд в свой телефон.

— Пожалуйста, скажи мне, почему мой сын покупает гигиенические средства в среду.

Я стону, прислонившись к полке.

— Я не знаю, что я делаю. Елена ведет себя странно, и я подумал, что это могут быть месячные.

— Значит, ты пошел в местную аптеку ради нее?

— Да.

— Она просила что-нибудь конкретное?

— Нет. Она сказала мне пойти потусоваться с друзьями.

— И все же ты звонишь мне из магазина? Это не похоже на твой обычный тип тусовок.

— Хочешь, я тебе объясню?

Мама хихикает.

— Не-а. Я буду развлекаться, делая свои собственные выводы! Я впечатлена тем, как она подействовала на тебя за такой короткий промежуток времени. Я думала, ей понадобится полгода, как минимум.

— Это не что иное, как добрый поступок соседа по комнате.

— Потому что ты вдруг стал защитником доброты? — мамино фырканье заставляет меня улыбнуться.

— Ладно, хорошо. Она помогает мне с кучей дерьма, так что мне неловко. Я немного схожу с ума с тех пор, как она целыми днями сидит в своей комнате.

— Действительно, интересно. Ты беспокоишься о ее благополучии?

— Давай не будем сейчас об этом. Ты собираешься мне помочь или нет?

— Конечно. Все что угодно для моего сына, который явно не любит Елену. — Мама набрасывает список вещей, которые я должен взять.

Двадцать минут спустя я вхожу в наш номер с двумя сумками, набитыми всякой ерундой, которая, очевидно, нужна женщинам, чтобы пережить это время месяца. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться о любимых конфетах Елены, учитывая, что она ест их каждую неделю, пока работает над этой чертовой головоломкой. Я купил все, что посоветовала мама, от первоклассных органических гигиенических прокладок, до грелки, которая, видимо, помогает от спазмов.

Если я и раньше думал, что Елена меня наебала, то сегодня это окончательно подтвердилось.

Я колеблюсь, когда подхожу к ее закрытой двери. Набравшись смелости, я стучу, надеясь, что она наконец-то откроет.

Ее приглушенный вздох доносится через дверь.

— Джакс. Я сегодня не в настроении.

— Ладно, я купил тебе дерьма, чтобы ты пережила свой плохой день, так что, надеюсь, у тебя есть настроение съесть Reese's Pieces. — Если она не выйдет ради этого, тогда ее нужно срочно везти в ближайшую больницу, потому что она, должно быть, умирает.

Ее молчание душит меня. Я никогда не думал, что меня будет пугать звук, но проклятая Елена перевернула все внутри меня.

После целой минуты стояния у двери, изображая дрочера, я подумываю сдаться. Когда я собираюсь поставить сумку на пол, дверь Елены распахивается.

Опухшие глаза Елены — это как удар в грудь. Она сменила свой обычный рабочий наряд на леггинсы и огромный свитер с датами гастролей Эда Ширана. Ее волосы напоминают что-то прямо из порнофильма, взъерошенные и не похожие на нее. Весь ансамбль вызывает беспокойство, особенно когда на ее лице мелькает шок, когда она рассматривает сумки, за которые я хватаюсь.

Я не могу описать, что чувствую внутри. Смесь облегчения и боли, как от того, что она явно страдает, так и от того, что она показывает мне, что хотя бы дышит.

— Я купил тебе вещи. — Я передаю ей пакеты, как чертов идиот.

Она смотрит на вещи выпученными глазами.

— Ты ходил в магазин ради меня?

— Не для тебя. Мне нужно было купить новую зубную щетку, и я подумал, что тебе может понадобиться несколько вещей на крайний случай. Не могу допустить, чтобы ты заболела и обделалась перед Гран-при, а мне нужно, чтобы ты была в отличной форме, чтобы не отставать от меня. — Как не выглядеть придурком, Джакс?

— О, точно. — Ее глаза закрываются. — Ну, спасибо. Это очень мило с твоей стороны. — Она берется за ручку двери, чтобы закрыть ее.

Не думая, я блокирую ее своей ногой.

— Подожди.

Она отпрянула назад.

— Что?

Я потираю затылок.

— Тебя что-то беспокоит?

— Нет.

— То, как ты выглядишь, говорит об обратном.

— Вау, ты действительно знаешь, как заставить девушку почувствовать себя особенной. — Она пытается оттолкнуть мою ногу с дороги. Ее крошечные пальчики с фиолетовым маникюром мне не по зубам.

— Ну, если что-то не так, ты можешь поговорить со мной. — Потому что ты и сам прекрасно с этим справляешься. Придурок.

— Может, мы и целовались раньше, но мы не друзья. Мы не говорим о чувствах и личных вещах. Ты ясно дал это понять.

То, что она отгородилась от меня, отстойнее, чем мне хотелось бы признать. Я не ожидал, что она будет жечь как сука, но я понял, что это оправдано. Быть на стороне получателя холодного плеча не слишком приятно. Урок усвоен. Вот что чувствуют другие, когда я от них отмахиваюсь?