Я подхожу к нему и поднимаю нож, который Брэндон уронил на колени Николая, когда тот упал. Тот самый нож, который этот ублюдок пытался спрятать между своих бедер, отвлекая меня своей словесной блевотиной.

Не знаю, специально ли Брэн оставил ему нож или нет, но намерение явно было.

Дверь снова открывается, и я проскальзываю за Николаем, держа нож у его горла.

Лэндон и Илай ведут Джереми внутрь. Он выглядит потрепанным и, вероятно, пришел сюда сразу после приземления.

Значит ли это, что Анника приехала с ним? Или он оставил ее в Штатах?

Я мысленно выбрасываю мысль о ней из головы.

Сейчас самое неподходящее время, чтобы отвлекаться на Аннику Волкову.

Джереми останавливается посреди комнаты, сжимая руку Лэндона. Он переводит свой темный взгляд с лица Николая на нож, который я держу у его горла.

— Кто-нибудь хочет объяснить, что это значит?

— Старомодная месть? — сказал Лэндон с ухмылкой.

— Именно так. Месть. — Илай обводит его взглядом. — Видишь ли. Твоя мамочка убила биологического отца Крея, а твой папаша скрыл это, разрушил его репутацию и довел его жену до самоубийства. И эта сука попыталась утащить Крея с собой в ад. Он едва вырвался из лап смерти, когда ему было три года. Так что... он вроде как затаил обиду.

— Большую. — Добовляет Лэн.

— Моя мать никого не убивала. — Говорит Джереми. В упор. Непринужденно.

— Даже когда она была сумасшедшей? — Лэн шепчет последнее слово с насмешкой.

Джереми разворачивается и бьет его по лицу.

— Еще раз назовешь ее сумасшедшей, и этот день станет твоими похоронами.

— Ай. Сегодня день «мы завидуем лицу Лэндона». — Он все еще улыбается. — Задел за живое, принц мафии?

Я могу сказать, что он хочет послать Лэна в небытие, но он сдерживает свое выражение лица и смотрит на меня.

— Мама сказала, что увидела твою фотографию на телефоне Анники и узнала тебя, потому что у тебя глаза твоего отца. Глаза, которые она никогда не забудет.

— Потому что она убила его? — я не знаю, как мне удается говорить так спокойно.

— Потому что он обидел ее. Она не раскрыла никаких подробностей, кроме этого, но я знаю, что моя мать не убийца. Она никогда бы не стала причиной смерти ребенка.

— Тогда ты, очевидно, не знаешь свою мать. Или ты слишком слеп к этому.

Он скрежещет челюстью.

— Отец сказал мне держать тебя подальше от Анники любым возможным способом, но я готов слушать. Я хочу увидеть конец этой дурной крови.

— Это сделает один из нас. — Мой тон мертвый, без малейших колебаний. — Нечего слушать, Джереми. Моя единственная цель — стереть твою семью с лица земли. Я начну с тебя.

— Тогда я убью тебя.

— Если сможешь, то непременно. Только так ты сможешь меня остановить.

— Эй, ублюдок. — Николай ухмыляется, глядя на меня маниакальными глазами, которые напоминают глаза Лэндона, когда он под кайфом. — Ты не используешь меня для этого.

И точно так же, этот сумасшедший ублюдок ударяет шеей о лезвие. На его коже открывается глубокая рана, из которой льется кровь.

— Николай! — рычит Джереми и начинает бежать к нам, но Лэндон удерживает его.

Я отступаю, все еще держа окровавленный нож в руке.

— Я... не буду твоей... гибелью... Джер... — Николай булькает, звук вибрирует в его горле.

— Эта сумасшедший ублюдок . — Илай подходит к нам, снимает куртку и методично прижимает ее к кровоточащему горлу Николая. — Эй. Не умирай, маленький ублюдок. Ты не сделаешь моего брата убийцей, когда он на это не подписывался.

— Николай! — Джереми борется с Лэном и пытается ударить его, но на этот раз мой кузен уворачивается и даже вбивает кулак ему в лицо.

Я? Я смотрю на кровь, капающую с ножа. Значит, отнять жизнь так просто и быстро.

Наносекунды перерезания горла достаточно, чтобы все закончилось.

Какого хрена я тогда так боролся? Почему я не позволил этому закончиться так... легко?

— Крейтон!

Мое красное зрение переключается на моего брата, который все еще держит куртку на шее Николая, его голова падает набок, глаза едва открыты.

— Освободи его. Ему нужно в больницу. — Он смотрит на Лэна. — Ты не мог взять с собой Гарета? Зачем тебе понадобилось брать этого сумасшедшего урода?

Мой кузен поднимает плечо.

— Он оскорбил меня.

Мои движения уверенны и отстранены, когда я разрезаю веревки. Илай завязывает куртку на шее Николая на время. Когда привязь снята, он выносит его на улицу.

Джереми пытается последовать за ним, но Лэн пихает его к стене.

— Мы еще не закончили с тобой, язычник.

— Какого хрена ты ждешь? — он смотрит на меня, а не на моего кузена. — Хочешь убить меня? Хочешь отомстить за свою жалкую семейку? За твоего слабого отца, который не смог защитить тебя? За твою преступную мать, которая хотела убить тебя? Сделай это. Я здесь, так что, блядь, сделай это.

Я бросаюсь к нему, вырываю его из хватки Лэна и пихаю его к стене, мой локоть и нож у его горла.

— Ты думаешь, я мщу за этих гребаных неудачников? Мне плевать на них, на их импровизированную семью и на их прогнивший мир. Это месть не за них, а за меня. Я был тем, о ком никто не подумал. Я был тем, кто остался голодным, жаждущим и не имеющим иного предназначения, кроме как умереть. Я выполз из этой дыры не для того, чтобы оставить прошлое в прошлом.

— Если ты не отпустишь эту обиду, то в конце концов умрешь. — Спокойно, напористо говорит Джереми. — Так или иначе, от руки моего отца, его охранников или его друзей. Ты будешь убит самым жестоким образом и потеряешь жизнь, за которую так упорно боролся.

— По крайней мере, я получу завершение. — поднимает руку со своего места у стены. — Я голосую за закрытие.

Мой нож прижимается ближе к шее Джереми. Он пытается ударить меня ногой, но промахивается, когда я сжимаю хватку.

— Аннушка возненавидит тебя. — Пробормотал он.

— Не больше, чем я уже ненавижу ее.

И себя за то, что позволил ей так властвовать надо мной.

Я ненавижу ее за то, что она пришла в мою жизнь, разрушила мои планы и каким-то образом все еще дергает странную часть меня.

Даже сейчас. Угрожая Джереми, я не могу забыть, что он ее гребаный брат.

— Какого хрена? Какого хрена? — недоуменный голос Реми доносится из входа. — Это кровь? Настоящая кровь? Это то, что ты имела в виду под чрезвычайной ситуацией, Анни? Что...

Я бросаю взгляд через плечо, чтобы сказать Реми отвалить, но замираю, когда мои глаза встречаются с глазами Анники.

Ее глаза блестящие, округлые и застывшие в оцепенении.

Впервые с тех пор, как я ее знаю, она не в одном из своих фиолетовых платьев, а в джинсах и безразмерной толстовке.

Ее волосы закрыты капюшоном, и она дрожит с головы до ног.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — кричит Джереми. — Уходи!

Она поджимает губы, но при этом умудряется поддерживать со мной зрительный контакт.

Он устойчивый, как во время секса, но я говорю ей, чтобы она смотрела на меня, и это мгновенно успокаивает ее.

Какого хрена я об этом думаю?

— Крейтон... пожалуйста, остановись. Мы можем поговорить обо всем этом.

— Ты в курсе? — спрашиваю я, не в силах скрыть недоумение в своем тоне.

— М-мама... только что сказала мне. — Ее губы дрожат. — Я очень сожалею обо всем этом. Мама тоже. Я клянусь. Так что, пожалуйста, не обижай Джереми. Он не имеет ничего общего с прошлым.

Мои внутренности сворачиваются от мерзкого отвращения. К ней.

К себе.

Ко всем чертовым вещам.

— Твои родители виноваты в этом. Лучший способ причинить им боль — забрать их драгоценного первенца. Ты сам сказала, что у твоих родителей для него особое место.

— Нет, пожалуйста... — слеза скатывается по ее щеке, когда она делает шаг вперед. — Не надо. — Я придвигаю нож дальше в шею ее брата.

Если она подойдет слишком близко, я могу поступить как Николай и погасить этот огонь раз и навсегда.

Анника замирает, по ее щекам текут слезы.

Больше страдания.

Больше печали.

Я всегда ненавидел ее слезы вне секса, а теперь, когда она плачет из-за меня, это не что иное, как разрыв моих внутренностей.

— Анника. — Грудь Джереми упирается в мою. — Уходи отсюда.

— Я не оставлю тебя, Джер. — Она смотрит на меня и говорит с уверенностью, — Возьми меня вместо него.

— Анника! — Джереми почти рычит.

— Я умоляю тебя, Крейтон. Если я когда-либо что-то значила для тебя, если у тебя была хоть капля привязанности ко мне, не поступай так со мной. Не забирай моего брата, не заставляй меня ненавидеть тебя. Не... не заставляй меня выбирать.

Моя грудь пылает так ярко, так горячо, что я уверен, что она разорвется на мелкие кровавые кусочки.

— Крей... — тихо зовет Реми. Он наблюдал за всем этим шоу со стороны, вероятно, пытаясь понять, пьян ли он еще. — Прекрати это. Давай поговорим.

— Здесь не о чем говорить. — Я уставился на Аннику. — Я не остановлюсь, пока вся твоя семья не будет разрушена, как когда-то был разрушен я.

— Я же просила тебя не заставлять меня выбирать. — Говорит она ломким голосом, доставая из-под толстовки пистолет и направляя его на меня.

Все ее тело дрожит, кроме руки, которая держит оружие.

— Анни. — Реми подходит к ней. — Брось это.

— Анника, блядь, уходи. — Бормочет Джереми с укором в голосе. Ее взгляд не отрывается от моего.

— Отпусти его.

— Нет.

— Я отличный стрелок. Я говорила тебе, что не промахиваюсь, помнишь?

— Да.

— Тогда отпусти моего брата.

Она приказывает мне, но плачет и задыхается.

— Нет.

Это желание смерти, думаю я. На мгновение мысли типа «я должен был умереть вместе с матерью» вторгаются в мой разум.

Какой смысл жить, если я слишком привязан к прошлому?

Какой смысл жить, если я разрываю на куски единственного человека, который помог мне почувствовать себя живым?

Даже если я каким-то образом преодолею жгучую ярость и положу этому конец, я никогда больше не буду с ней.

Это конец.

Я разворачиваюсь и бью Джереми по руке.

В воздухе раздается выстрел, сопровождаемый не менее громким всхлипом.

Звук, который я никогда не забуду, пока живу.

Звук, который будет преследовать меня до самой могилы.

Боль взрывается в моей груди, и улыбка кривит мои губы, когда я качаюсь и падаю к земле.