Глава 23
Глиндон
— Я ожидал предательства от кого угодно на свете, но только не от тебя, Глин. Ты действительно бросаешь меня?
Мои глаза открываются, и в воздухе раздается гортанный звук. Это мое дыхание, понимаю я, сглатывая слюну, собравшуюся во рту.
Я пытаюсь встать, но какая-то тяжесть удерживает меня на месте.
Киллиан.
Или, скорее, его огромное тело.
Я смываю сон с глаз, ощущая его голую кожу на своей. Я все еще на его груди, моя мягкость драпируется на его твердости. Я чувствую себя такой маленькой в его объятиях, но в то же время... такой защищенной.
Я даже не подумала о его чудовищной природе, когда заснула в его объятиях после ванны.
То, что началось как лечение моей боли, закончилось тем, что я трахалась на краю ванны с задницей в воздухе и пальцами, держащимися за стену. В буквальном смысле.
Хотя я кончила дважды, Киллиан не торопился, даже больше, чем в первый раз, и я честно думала, что потеряю сознание от всего этого возбуждения, пронизывающего меня насквозь.
Когда он наконец кончил, то поцеловал меня в лоб, как обожаемый любовник, и оставил меня отмокать в воде, полуоцепеневшую, более болезненную, чем в первый раз, но такую безмерно счастливую.
Потом он вышел из ванной и вернулся, чтобы помочь мне ополоснуться, а затем отнес меня на кровать, простыни на которой были заменены.
Когда я хотела одеться, он оттолкнул мою руку.
— Не надо. Я хочу иметь доступ к твоей киске в течение ночи.
— Нет, если только ты не в настроении отвезти меня в отделение скорой помощи утром.
Он лишь усмехнулся, пробормотал:
— Очаровательно, — а затем прижал меня к себе, как будто это была самая естественная поза в мире.
Я из тех, кто почти не спит в незнакомых местах. Это защитный механизм, чтобы я могла убежать при любой возможности.
Так как же я могу спать в объятиях дьявола?
Хотя он великолепный дьявол со стальным телом. Даже когда он спит, я чувствую твердость его живота и груди напротив моей груди и живота и его... член между моих ног. Он определенно полутвердый и готов к большему.
Ему когда-нибудь бывает достаточно?
Вообще-то, нет. Я не хочу знать ответ на этот вопрос.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Это почти как если бы он проснулся — то же самое вечное выражение, пустота в нем, жесткие грани его черт, которые принадлежат модели.
Его привлекательная внешность всегда была оружием в его играх на уничтожение, поэтому я старалась не обращать на нее внимания, но он так красив. Так жестоко красив. Я могла бы смотреть на него весь день.
И я начинаю сексуализировать этого ублюдка.
А это опасно.
Потянувшись сзади, я потянула его за руку, лежащую на моей спине и медленно опускаю ее на матрас.
Я жду секунду, затаив дыхание, на случай, если он пошевелится.
Когда он не делает этого, я кладу ладони по обе стороны от его лица и приподнимаюсь. Его член скользит между моих бедер, и с его губ срывается низкий хрюкающий звук.
Я замираю, ожидая, что меня прижмут его смертоносные глаза и огромный вес, но он остается на месте.
Фух.
Боже, я могла бы убить его прямо сейчас. Может быть, задушить его, пока он спит, и избавить мир от его зла.
Но даже если я допускаю такую мысль, это просто не я.
С огромным дискомфортом и всплесками боли мне наконец удается, спотыкаясь, встать с кровати. Мне требуется несколько попыток, много вдохов и внутренних проклятий, чтобы надеть свою одежду — без нижнего белья, потому что я не могу его найти.
Вероятно, оно все равно испорчено.
Подняв с пола телефон, я морщусь от дюжины сообщений от друзей, затем засовываю его в лифчик и замираю, когда понимаю, что от меня пахнет им. Древесным, как его гель для душа, которым он меня намазал, но я также пахну сексом.
Который я начинаю ассоциировать только с ним.
Я бросаю последний взгляд на комнату.
Она такая же клиническая, как и Киллиан. Настолько безличная, что это могла бы быть спальня любого другого человека, если бы не медицинские книги на полках.
Я отступаю назад, не сводя с него глаз. Я ни за что не отдам ему свою спину после того, что было раньше.
Это стоило мне девственности.
Не то чтобы я считала это чем-то особенным. Я действительно никогда не находила никого, кому бы я хотела отдать ее, даже если это сделало меня изгоем в моей предыдущей школе и среди моих друзей.
Не говоря уже о том, что все парни, которые были у меня в школе, проверялись лично Лэндоном, и что-то мне подсказывает, что он угрожал им убийством, если они дотронутся до меня.
Меня это немного беспокоило, но не настолько, чтобы я закатила истерику.
Правда в том, что я была слишком апатичной, и, как бы мне ни было неприятно это признавать, я никогда не хотела никого с тем же огнем, который я чувствую к Киллиану.
Но я начинаю понимать, что ему нужна не только моя девственность, как я думала вначале.
Киллиан будет идти по нарастающей, как на войне — он будет хотеть все больше и больше, пока я не буду полностью истощена.
Пока у меня не останется ничего, чтобы отдать.
У него такой тип интенсивности. Шторм, который ты чувствуешь только тогда, когда он разрушает тебя изнутри.
В прямом и переносном смысле.
Поэтому я должна стараться держаться подальше и защищаться. Это будет истощать меня, и я, вероятно, буду ненавидеть себя за это, но это нормально.
Я могу это сделать.
Медленно, я открываю дверь и выхожу на улицу босиком, держа в руках свои ботинки.
Оказавшись на безопасном расстоянии, я надеваю их и направляюсь туда, где, как я помню, находится лестница.
Я прохожу несколько комнат — гораздо больше, чем нужно четырем людям. В этом особняке легко могла бы разместиться целая армия.
Или, может быть, призраки.
Готический стиль с его барочными обоями, мрачной мебелью и старинными канделябрами определенно придает ему атмосферу, подходящую для встреч с преступным миром.
Единственный свет исходит от тусклых хрустальных люстр, висящих над залами и над круговой лестницей.
Жуткая тишина пронизывает воздух, и не помогает то, что сейчас четыре часа утра. Я начинаю отчетливо слышать стук своего сердца.
Успокойся. Я же не делаю ничего плохого. Я просто пытаюсь уйти.
Хотя, может, я могу пошарить вокруг, вдруг там есть что-то, что можно раскрыть о Девлине.
Я быстро отбрасываю эту мысль. Меня просто поймают, будь то охранники или Киллиан. А я действительно не могу позволить себе снова оказаться в плену у этого монстра после того, как мне наконец удалось вырваться из его разрушительной орбиты.
Кроме того, мы с Гаретом договорились. Он уже поцеловал меня, доставил мне неприятности с Киллианом и использовал свою часть сделки по своему усмотрению.
— Что значит «они на моей территории»?
Мои ноги замирают у основания лестницы от того, что, я уверена, что это голос Джереми.
В нем есть различимая суровость, край, которой тихо скрывается под поверхностью.
Уже поздно, но для Джереми это, очевидно, не имеет значения, поскольку он бодрствует.
— Все сходится с хронологией. — Голос Гарета звучит в воздухе с вечным спокойствием.
Я чувствую себя шпионом-новичком, пот струйками стекает по моей спине, и я задерживаю дыхание, с трудом вдыхая кислород.
Судя по голосам, они находятся в комнате внизу, недалеко от лестницы.
— Это знакомая нам Змея? — Спрашивает Джереми.
— Возможно.
— Тараканы становятся смелыми, если думают, что могут врываться на мою территорию, как им вздумается.
Змеи?
Они имеют в виду Змей? В смысле, другой могущественный тайный клуб, который является полной тайной для общественности? Я не думаю, что они проводят инициации, как Язычники или Элита.
Единственное, что о них известно, это то, что Змеи существуют, и они заявляют о своем присутствии актами полной анархии.
Как только общественность начинает забывать о них, поджоги, порча имущества и другие преступления попадают в заголовки газет.
— Что ты собираешься с этим делать? — спрашивает Гарет.
— Верну им их взносы, конечно.
— Твой отец не будет счастлив, если узнает, что ты активно вредил кому-то из Братвы.
— Именно поэтому он и не узнает. Кроме того, он, как никто другой, понимает, что если я не убью, меня убьют. Борьба за вершину начинается прямо сейчас, Газ. Подожди…
Значит ли это, что Змеи тоже русская мафия? Я догадывалась о том, что они что-то вроде мафии, но как получилось, что они активно конкурируют с Джереми и Николаем, которые из одной организации?
Я делаю шаг вперед, мое любопытство берет верх. Возможно, я не должна быть посвящена в эту информацию, но что-то подсказывает мне, что это важно в великой схеме вещей.
Моя нога спотыкается о что-то большое и твердое, и я вскрикиваю, падая вперед, хватаясь за перила, чтобы не упасть лицом вперед.
Человек. Вот о кого я споткнулась.
И он лежит внизу лестницы. Без шуток. Он лежит на ковре, лицом вниз.
Когда я случайно задела его, он ворчит:
— Неужели никто не может поспать в этом долбаном доме?
Я крепче вцепилась в перила, уставившись не на кого иного, как на Николая. Он в боксерах. Вот и все.
Его грудь и спина — сплошная карта татуировок. Если добавить к этому его длинные волосы в беспорядке, угловатые черты лица и нахмуренные брови, то у него есть все, что нужно, чтобы вселить страх в душу любого человека.
— Прости, я тебя не заметила, — шепчу я и не решаюсь добавить, что не ожидала найти кого-то спящим внизу лестницы, учитывая все комнаты наверху.
Николай сужает один глаз, затем одним быстрым движением вскакивает во весь рост и врывается в мое пространство.
Я автоматически делаю шаг назад, но мои ботинки ударяются о ступеньку, и я оказываюсь в ловушке под его пристальным взглядом.
Как будто меня прикидывают на обед — или на что-то более гнусное. Я могу поклясться, что в его глазах появился блеск, какой появляется у охотников, когда они видят добычу, но он вскоре исчезает.
— Нет, не та. — Разочарование в его тоне заставляет меня сделать паузу.