— Привет, мам. Выглядишь отлично, как обычно.

— Не надо этого, неблагодарный сын. Ты не звонил мне уже два дня.

— Я был занят учебой. Ты знаешь, как жестока медицинская школа. Кроме того, — я обнимаю брата за плечи, — Я уверен, что Гарет рассказал тебе обо мне все.

Его улыбка остается на месте, и он даже не напрягается. У нас есть негласное правило, что в присутствии родителей мы идеальные братья.

Я нарушаю это правило, если мне хочется, но Гарет никогда этого не делает.

Ему не все равно.

— Я уверен в том, что ты занят, но звони иногда. — Она вздыхает. — Я все время скучаю по тебе. Может, ты навестишь меня, Килл? Я не видела тебя с лета.

— Посмотрю, как пойдут дела в школе.

— Найди время и навести нас на следующих каникулах, — говорит мне папа — нет, он приказывает мне.

На враждебную энергию я отвечаю еще большей улыбкой.

— Привет, папа. Ты тоже скучаешь по мне?

Я ожидаю, что он поддастся на провокацию, но он улыбается, поглаживая мамино плечо.

— Конечно, я скучаю по тебе, сынок. Мы с твоей мамой с удовольствием пригласим тебя с братом в следующий раз.

— Я позабочусь о том, чтобы он приехал, — говорит Гарет, как золотой мальчик, которым он и является.

— Подожди секунду. — Мама подходит ближе к камере и смотрит на меня. — Боже мой! Это что, порез на губе? Киллиан Патрик Карсон, ты что, подрался?

Мамина привычка использовать мое второе имя, когда она расстроена, является воплощением ее статуса «дарителя жизни и имени».

Меня это каждый раз забавляет.

Гарет застывает, совершенно ошарашенный, но когда он открывает рот, я уже ухмыляюсь.

— Если только поцелуй — это не драка, ты так не думаешь?

Ее губы приоткрываются.

— Мне не нужен был этот образ.

— Это ты спросила, мама. Кроме того, я в самом расцвете сил. Ты же не думала, что я буду только учиться, верно?

— Сбавь обороты, — предупреждает папа. Он каким-то шестым чувством понимает, когда для мамы это становится слишком, и прерывает ее. Со временем у меня тоже начало развиваться это чувство.

Только я использую его, чтобы довести людей до предела. Не мою маму.

Других.

Это единственное, в чем мы с папой согласны.

— Ну, я думаю, это нормально, пока ты не попадаешь в неприятности. — Ее голос смягчается. — Берегите друг друга, мальчики, хорошо? Я люблю вас.

— Я тоже тебя люблю, мама, — говорит Гарет.

— Люблю тебя, мама, — говорю я с той же степенью искренности, что и мой брат.

Она кладет трубку с огромной улыбкой на лице.

Как только звонок заканчивается, Гарет отталкивается от меня, как от чумы.

— Полегче с уровнем отвращения, старший брат. Это заставляет тебя выглядеть слабым.

Он отталкивает меня и уходит в свою комнату.

Я иду в свою и проверяю телефон. Бесчисленное количество непрочитанных сообщений и звонков от добытчиков сидят в моих уведомлениях. Несколько из них от назойливых приставучих вредителей, которые не знают, как просто взять себя в руки и отступить.

Мои ноги останавливаются посреди комнаты, когда я перехожу к фотографиям с сегодняшнего вечера.

Множество фотографий.

Первая — издалека, когда я впервые увидела Глиндон с Анникой и ее друзьями. Я наблюдала за ней ровно пятнадцать минут, прежде чем рассказал Джереми о присутствии его сестры и получил разрешение подойти к ней.

На фотографиях, которые я сделал, Глиндон либо слушает, либо смеется над тем, что они говорят. Она не болтушка в этой группе или в своей семье, и это видно.

Другие фотографии были со светлячками. Я увеличиваю масштаб ее лица, затем провожу пальцем вниз, туда, где ее рука сжимает шорты.

Я почти чувствую запах малины и краски, когда прослеживаю контуры ее щек, шеи, губ.

Мой большой палец касается ее лица, и я наконец вижу, что Девлин любил в ней, с чем он боролся ради нее.

Как он барахтался, плакал и умолял ее на своих гребаных коленях.

И все же он не трахнул ее.

Она не хотела, вот что она сказала.

Ублюдка забили до смерти. Буквально.

Я бы пожалел его, если бы знал как. Но поскольку я не знаю, я не против закончить то, что он не смог.