Костя лежал и умирал. Умирал медленно. «Глупо. Ну почему все так глупо получилось. Нет, сам виноват. Но все-таки как же не хочется умирать, как это страшно и больно, когда знаешь, что все. Сколько там еще осталось? Десять минут, пять? Холод пронзает все тело. Рук и ног не чувствую, уже давно не могу пошевелится. Сволочи, хорошо все рассчитали. Нет, как же больно, и хочется жить. Очень хочется. Что это? Неужели слезы? Я плачу? Да. На это еще остались силы, из глаз текут слезы. А вот зрение уже дает слабину. Все плывет перед глазами. Значит все закончится на этом пустыре? Как жалко и глупо…».

— Мальчик, что с тобой?

«Что? Или у меня уже глюки? Нет, должен быть коридор со светом в дали, а у меня сейчас лишь страх смерти и еще эта тень сбоку».

— Я скорую, вызову. Ой, у меня же мобильник разрядился. Ты подожди, я сейчас к дороге сбегаю и приведу кого-нибуть! — пропищал высокий девчоночий голосок. Костя понял, что это ему не кажется.

— Стой, — собрав все оставшиеся силы прохрипел он, но получился еле различимый слабый шепот. Тень, наклонилась над ним.

— Что?

— Ты не успеешь, — Костя ухватился за этот шанс, и это придало ему сил, — спаси меня. Пожалуйста спаси.

— Как? — в голосе девочки послышалось недоумение, удивление и жалость одновременно, или Косте это показалось, слух уже начал подводить его, — что мне сделать?

«Что совсем с ума сошел? Хочешь и ее на тот свет забрать? Сам кашу заварил, сам и расхлебывай, а других не впутывай!», — проснулась совесть.

«Нет, я не подлец. Может я и совершил много ошибок, но я хочу их исправить. А трупом сделать ничего не смогу. Хочешь использовать ее? Не противно?» — не унималась совесть.

— Тогда пусть она сама решит. И так будет. Амэн, — эта борьба за одно мгновение пронеслась в голове Кости и он прошептал.

— Это опасно… Для тебя опасно… Но иначе я умру… Другого способа нет… Будет неприятно, и сейчас и потом… Решайся… Мало времени…

— Хорошо…, — девочка была потрясена этим предложением, — как мне тебе помочь?

— Ляг на меня… Я не могу двигаться… Если действительно хочешь чтобы я не умер не сопротивляйся. Чтобы ты не почувствовала, главное — не бойся и не сопротивляйся, иначе умрем оба… Ты должна получить мою неповрежденную ДНК…, — Костя сконцентрировался на внутренних ощущениях, почувствовав, что здоровыми остались лишь грудь и голова. Времени почти не оставалось. Девочка наклонилась над ним, но ложится не решалась. Костя ее уже не видел, перед глазами стояла темнота и разноцветные вспыхивающие круги. Он укусил себя за щеку, рот стал наполнятся кровью. Половину клеток он запрограммировал на мгновенную активную перестройку, половину оставил чистыми. «Хватило бы и слюны, но так надежней, — подумал он, — только бы она не испугалась».

— И что дальше? -со страхом спросила девочка.

— Ляг… и ничего не бойся… рот.. прикоснись… пожалуйста, — слова давались с большим трудом, к тому же мешала накопившаяся в горле кровь. Но страх девочки Костя чувствовал. Она неуверенно и осторожно приблизилась почти вплотную к его губам. И тогда он, почувствовав ее тепло, буквально выплюнул в нее кровь. Девочка отпрянула, инстинктивно отплевываясь, но часть крови, а это тысячи клеток, проникли рот, вошли в общий кровоток и начали свою работу. Она почувствовала сильную слабость и упала на Костю. А он начал переход из своего умирающего тела.

«Что случилось? Что это?» — подумала девочка.

«Химера», — мысленно ответил Костя, перед тем как девочка потеряла сознание.

Мать всегда называла Настю нюней и размазней. «Да чтож в тебе никакого характера, — сама она была женщиной деловитой и активной, воспитывая дочку без мужа, — все время ты — как кукла ватная». Настя в ответ лишь молчала и смотрела в пол. Или просто уходила в свою комнату и включала музыку. Материны упреки, к сожалению, являлись обидной правдой, она действительно с раннего детства была стеснительной, но симпатичной девочкой. И очень жалостливой и отзывчивой. Если кому-то требовалась помощь, то прибегала первой и помогала, абсолютно ничего не требуя взамен, даже благодарности. За это в классе другие девочки считали ее глупой и сторонились. Кроме одной, ее единственной настоящей подруги, которая понимала Настю и ценила их дружбу. С Люськой, они были, как говорится, не разлей вода. Делились всеми секретами и много времени проводили вместе. От нее и возвращалась Настя, в один из майских вечеров. Она допоздна задержалась, болтая с подружкой и слушая музыку, поэтому, чтобы не получить от мамы нагоняй за позднее возвращение, решила «срезать» дорогу по пустырю. Место это было тихим и безлюдным, к тому же неосвещенным. Но в сумерках тропинку разглядеть было можно, а большего Нате и не требовалось. Пустырь был сильно захламлен. То тут то там валялись ржавые груды металлолома, которые когда-то были машинами, или возвышались холмы из остатков железобетонных плит, свозившихся сюда с близлежащих строек. Настя быстро шла по тропинке, когда увидела, как с дороги на пустырь свернула «Газель». Она тут же бросилась к ближайшему кузову от грузовика и притаилась за ним. «Газель» затормозила рядом. В свете фар она видела, как из машины вышли люди в бело-черных балахонах, потом вытащили из салона мальчика и бросили его на землю.

— Ты умрешь здесь, исчадье ада, — сплюнул один из них.

«Новая Инквизиция!», — с ужасом подумала Настя, узнав балахоны фанатиков. Она смотрела много репортажей о преступлениях этой секты. Люди на ходу снимая балахоны и сворачивая их стали залезать обратно в микроавтобус. Дверь захлопнулась и Газель резко рванула с места, быстро выехав на дорогу и скрывшись из вида. Настя дрожащей рукой вытащила сотовый, чтобы позвонить в милицию и скорую. Но нажав на клавишу включения, поняла по незагоревшемуся экранчику, что аккумулятор разряжен. Тогда, она вышла из-за грузовика и подошла к неподвижно лежащему мальчику.

Когда она очнулась, было совсем темно. Голова кружилась и болела, во рту ощущался неприятный привкус крови.

— Ты как? — раздался где-то внутри голос.

— Не очень, — «на автомате» ответила она, а потом уже спохватилась, — ой! Кто это говорит?