Я не могла смотреть на это сейчас. Я не могла справиться со всем этим сейчас. Было кое-что, что я откладывала и мне нужно было с этим покончить. И как только это произойдет, я больше никогда не вернусь в эту часть Алестрии. С меня было достаточно. Все было кончено. Я не хотела ходить по улицам, которые обещала покинуть вместе с Гаретом и вспоминать жизнь, которую мы всегда хотели оставить позади. Единственное хорошее, что у меня здесь было, теперь навсегда ушло. Пришло время оставить все позади.

Я быстрым шагом направилась в участок Бюро Расследований Фейри.

Офицер за сиденьем пристально посмотрела на меня, когда я подошла.

— Вы здесь, чтобы сообщить о преступлении или признаться в нем? — спросила она.

— Ни то, ни другое. Я здесь, чтобы забрать вещи моего брата. Его звали Гарет Темпа.

***

Когда я вернулась в кампус, уже стемнело и в моей душе была полная пустота. Мне не хотелось ни с кем встречаться, и я не была уверена, что смогу заставить себя вернуться в общежитие сегодня вечером. Мне нужно было побыть одной. Там, где я могла бы развалиться на части и никто не задавал бы мне никаких вопросов.

Данте сказал мне, что сегодня он вернется домой, чтобы повидаться с мамой и братьями, и несомненно, он также будет работать над какой-нибудь ерундой, связанной с бандой. Поэтому мне было куда пойти. Туда, где я могу побыть свободной и одинокой какое-то время.

Я остановилась, когда дошла до причала возле огромного эллинга, слушая звук воды, бьющейся о берег, наслаждаясь покоем, прежде чем сделать телефонный звонок, которого я так боялась.

Было почти девять, но они должны были ответить. На посту всегда кто-то был.

Прошло шесть гудков, прежде чем мне ответили.

— Резиденция Уайт Хейвен, Линда слушает, чем могу помочь?

— Привет, Линда, это Элис Каллисто, — сказала я, сдерживая эмоции, которые выплескивались на поверхность. — Моя мама, Таня Каллисто, уже готова со мной поговорить?

В трубке надолго воцарилась тишина, прежде чем она ответила. — Боюсь, что нет, Элис. Таня ясно дала понять, что не хочет отвечать на звонки.

Что-то разбилось глубоко внутри меня. В этом мире у меня остался один член семьи. Один человек, который знал боль, разрывающую на части, так же остро, как и я сама. А она даже не заботилась обо мне настолько, чтобы поговорить со мной, когда я нуждалась в ней. Когда мне нужно было узнать, не заключила ли она сделку со Старушкой Сэл, чтобы продать меня за свои долги. Мне нужно было знать, остался ли у меня в этом мире хоть кто-то, кто любит меня или я действительно так одинока, как мне казалось.

— Верно, — сказала я, сдерживая слезы, которые пытались вырваться на поверхность. — Может быть, вы зададите ей вопрос и скажете мне ответ?

Еще одна долгая пауза. — Хорошо, милая, — ответила Линда. — Я спрошу. Что тебе нужно знать? — послышался звук ее шагов, когда она направилась по коридору к маминым апартаментам.

— Я хочу знать... Спросите ее, заключала ли она сделку со Старушкой Сэл, чтобы расплатиться со своими карточными долгами. Спросите, не договаривалась ли она, чтобы я работала в клубе, — мое сердце колотилось, а зубы впились в нижнюю губу достаточно сильно, чтобы пустить кровь.

— Хорошо. Дай мне секунду.

Фортепианная музыка зазвучала, когда меня поставили на удержание, и я выпустила дрожащий вздох, глядя на звезды.

Слезы жгли глаза, но они не падали. Не сейчас. Пока у меня не будет больше причин их сдерживать.

— Элис?

— Да, — вздохнула я, ожидая ответа, словно от него зависел весь мой мир.

— Она сказала, что была вынуждена. И что если бы ты просто сделала это, то все могло бы быть по-другому. Я не уверена, что она имела в виду...

Я повесила трубку, когда мир раскололся надвое. Я всегда знала, что моя мама не самая лучшая мать в мире, но я всегда думала, что она любит меня. Я никогда не думала, что этого тоже не хватает. Но возможно, я просто позволила Гарету ослепить меня своими оправданиями и доводами, и вся любовь, которую он мне дарил, все равно компенсировала разницу. Я не знала. Да это и не имело значения. Все что я знала сейчас, это то, что я действительно была одна.

Ночной воздух был холодным, моя тонкая рубашка заставляла меня дрожать, несмотря на то, что я оцепенела.

Я подошла к двери, не замечая ее. Мои пальцы сжались вокруг толстой сумки для улик, набитой одеждой и вещами Гарета, и я прижала ее к груди — единственную частичку его жизни, которая у меня осталась.

Я не плакала. Я даже не была уверена, что у меня остались слезы. А может быть, их просто не хватало, чтобы выразить ту пустоту, которая была во мне сейчас. Даже ярость отсутствовала. Я просто чувствовала... ничего.

В лодочном домике было холодно и темно, когда я вошла внутрь, и я пожевала губу, пробираясь к верхнему уровню, где я сидела, когда приходила сюда раньше.

Я начала шагать по деревянному полу, но остановилась, заметив Данте, сидящего в одной из гребных лодок, прислонившись спиной к борту и покачивающегося на воде в центре огромного помещения. Шум волн и ветер снаружи скрывали от меня биение его сердца и мое собственное сердце заколотилось в панике, когда я заметила его, задаваясь вопросом, слышал ли он что-нибудь из телефонного звонка, который я только что сделала. Что я сказала? Что-либо разрушительное? Что-нибудь о Гарете?

— Что ты здесь делаешь? — потребовала я, не двигаясь с места.

— Разве ты не рада меня видеть, bella? — спросил он, заложив руки за голову. — В конце концов, это ты пришла на мое место.

— Дело не в этом, — ответила я, поправляя в руках толстый черный пакет с уликами. Я еще не открывала его. Мне не хотелось рыться в вещах Гарета в офисе ФБР, и я не была уверена, что справлюсь с этим сегодня. Но я оторвала этикетку с его именем, которая была приклеена к передней части. Я выбросила ее в мусорное ведро в участке еще до того, как ушла.

Взгляд Данте упал на сумку и он поднялся на ноги. — Кто? — спросил он, его тон был мягким, поскольку он явно понял, что я держу в руках. — Я сам получал много таких пакетов. В Клане слишком много людей умирает молодыми, — объяснил он.

Я открыла рот, потом снова закрыла его. Я не хотел лгать ему, но и правду сказать не могла.

— Хуже всего было, когда мне пришлось забирать вещи отца, — продолжал он, как будто я сама спросила. — Моя мать... ей потребовалось много времени, чтобы смириться с тем, что с ним произошло. Он был ее Элизианской Парой, вожаком ее стаи, отцом их десяти детей, центром ее мира. Un vero amore (п.п. одна настоящая любовь). И я пошел вместо нее, чтобы забрать тот мешок.

Данте потянулся ко мне, и я подалась вперед, чтобы взять его за руку, позволяя ему притянуть меня ближе. Я шагнула в лодку и она покачнулась под моим весом.

Основание лодки было пустым, но Данте застелил его толстыми одеялами, и я опустилась внутрь, прижавшись к нему, когда он притянул меня ближе. Я задвинула пакет с вещами Гарета за спину и положила голову на грудь Данте.

— Могу я показать тебе кое-что, Элис? — спросил он через мгновение.

— Хорошо, — вздохнула я, потому что боль во мне все еще держала меня в плену, и я хотела, чтобы он изгнал ее.

Он поднял руку, которая меня не держала и направил порыв воздушной магии в сторону верхушки лодки, так что мы начали дрейфовать в сторону отверстия, ведущего к озеру. Мы проскользнули сквозь завесу плакучих ивовых ветвей, закрывавших выход и они лениво прошелестели над нами, пока мы плыли.

Я задрожала от прохладного воздуха и Данте натянул на нас одно из одеял, создав небольшой кокон для нас двоих, пока мы дрейфовали в центре озера.

Чем дольше он меня держал, тем ровнее становилось мое дыхание, и я закрыла глаза, сосредоточившись на ровном стуке его сердца под моим ухом.

— Я потерял больше людей, чем могу сосчитать и мое сердце хранит столько шрамов, что иногда я удивляюсь, как оно вообще умудряется биться, - вздохнул Данте. — A morte e ritorno. Но из смерти действительно нельзя вернуться.

— Как ты думаешь, они ждут нас за завесой? — спросила я, этот вечный вопрос всегда преследовал меня. Был ли Гарет все еще где-то там, каким-то образом? Или он просто ушел? Лучший человек, которого я знала, навсегда потерян из-за жестокого поворота судьбы.

— Aspetterei per sempre quelli che amavo.

Дрожь пробежала у меня по позвоночнику от его слов, хотя я их не понимала.

— Я бы вечно ждал тех, кого любил, - тихо произнес он. — Открой глаза.

Я сделала, как он велел, и повернув голову, увидела, что на нас смотрят небеса. Небо было усыпано тысячами звезд и все они наблюдали за нами со своих недосягаемых мест.

Боль в груди ослабла, когда я посмотрела на них, и я поняла, что хочу рассказать ему о Гарете. Мне нужно было говорить о нем, признать его в моей новой реальности, хотя я не смогла бы рассказать ему все.

— Мой брат умер, — медленно вздохнула я. — И я начинаю думать, что это произошло из-за меня.

Данте крепче прижал меня к себе, но он ничего не сказал, ни противоречий, ни банальных заявлений о сочувствии, ничего, чтобы ослабить эмоции, которые боролись во мне. Он просто обнял меня под звездами и позволил мне сказать ему то, что я хотела и утаить то, что мне было необходимо.

— И я только что узнала, что моя мама... что она... предлагала продать меня, чтобы оплатить свои долги, — я не знала, почему я говорю ему об этом, но мне просто нужно было кому-то рассказать, нужно было произнести это вслух, если я хотела иметь хоть какой-то шанс принять это сама.

В груди Данте раздался глубокий рык и он повернулся лицом ко мне так, чтобы смотреть на меня, а за его спиной ярко сияли звезды.

— Hai la forza di tutte le stelle e lo spirito di un guerriero, amore mio. Non hai bisogno di nessuno. Neanche tua madre. Ma tu hai me (п.п. У тебя сила всех звезд и дух воина, любовь моя. Тебе никто не нужен. Даже твоя мать. Но у тебя есть я), — он посмотрел в мои глаза, и потребность быть ближе к нему поднялась во мне с яростным отчаянием, когда страсть его слов обрушилась на меня.