ГЛАВА XXXV

Когда мы возвращаемся, у мамы в духовке стоит жаркое. Генри оценивающе втягивает носом воздух. Мама обещает, что приготовит ему тарелку и украдкой принесёт её ему. Мы обе решаем, что будет лучше, если Генри не будет ужинать с нами — Мер будет серьёзно смущена, если мама позволит мальчику, который провёл предыдущую ночь в моей комнате, поужинать с нами, как будто это было совершенно нормально, и это, вероятно, приведёт к тому, что Мер задаст несколько очень неудобных вопросов позже. Впрочем, Генри не возражает. Как только он снимает обувь в прихожей, он исчезает в кабинете, чтобы найти дневник Уильяма Пэриша, а затем берёт его наверх, в мою комнату, чтобы почитать. Мама согласилась, что он может остаться там, пока Мер здесь, но сегодня он будет спать на диване.

Вскоре после этого прибывает Мер. Её глаза расширяются, когда я открываю дверь.

— Итак, ты наказана на всю оставшуюся жизнь? — шепчет она.

— Не столько наказана, сколько связана контрактом.

— Повезло. Если бы мои родители нашли мальчика в моей комнате, меня отправили бы в монастырь быстрее, чем ты успеешь произнести "пояс целомудрия".

— Пойдём, — говорю я, ведя её в гостиную. — Давай приступим к работе.

Спустя час занятий и перекрестного допроса о том, что мы с Генри делали и чего не делали прошлой ночью, мама зовёт нас в столовую на ужин. Мер набрасывается на ростбиф и дважды запечённый картофель так, словно это её последний приём пищи. Она говорит с мамой о школе, а мама говорит с ней о работе и снова пытается склонить её к изучению археологии, когда она поступит в Огайо.

— Они не собираются брать меня, — говорит Мер. — У меня слишком низкий балл, а мои оценки по практике были намного ниже среднего.

— Ну, вот почему Винтер и помогает тебе. Не так ли, Вин?

— Хмм? О. Да.

Я отключилась от всего вечера, думая о лесе, о том, что случилось бы с Генри, если бы светлячки не добрались до него вовремя, или если бы Варо осуществил свою угрозу остановить их. Могу ли я вообще доверять возвращению в лес теперь, когда моего самого большого союзника — солнца — могут лишить меня в любой момент? Теперь, когда Варо дважды вторгся в мои мысли?

Я тоже думаю о папе. Я знаю, что надеяться небезопасно, но я не могу не задаваться вопросом… Узнали ли родители Генри что-нибудь новое об исчезновении отца? И если они всё ещё живы, просто в другом месте и времени, значит ли это, что есть шанс, что папа тоже всё ещё жив? Смогут ли они помочь мне найти его, если это так?

И я думаю о Джо. Неделю назад — чёрт возьми, день назад — я бы позвала его, когда Варо забрал у меня солнце. Рассказала бы ему обо всём, что произошло, и доверила бы ему справиться с этим. Но Генри прав — мы не знаем, кто на чьей стороне, и пока мы этого не узнаем, пока всё это не достигнет апогея и сторонники Варо не будут вынуждены раскрыть себя, Джо должен быть таким же подозреваемым, как и все остальные.

Я пытаюсь выбросить эти мысли из головы, зная, что вредно так долго и упорно думать о вещах, которые находятся вне моего контроля, но в итоге я просто думаю о парне в моей комнате. То, как его пальцы касались моей щеки прошлой ночью, его губы в нескольких сантиметрах от моих. То, как он смотрит на меня, как будто я сильная, умная, независимая и завораживающая. То, как он двигается, грациозно, но целеустремлённо, является сочетанием его аристократического воспитания и дней, которые он проводит, работая бок о бок с фермерами-арендаторами на своих полях.

— Мне нравится работать руками, — сказал он маме сегодня днём, пока я рылась в холодильнике в поисках масла и сыра. — Кроме того, это моя земля. Каким бы я был смотрителем, если бы просто проигнорировал это и позволил всем остальным справляться с этим?

Он потрясающий, ответственный и удивительный, и есть какая-то часть меня, глубоко внутри, которая шепчет каждый раз, когда я смотрю на него: что, если? Это опасное начало вопроса. Что, если бы всё могло быть по-другому? Что, если бы он мог — я не знаю — переехать сюда, в этот век, со своей семьёй? Если его родители действительно могут жить в любой период времени, который они выберут, то почему Генри не может? Конечно, он не Древний, и если Генри не проживёт свою жизнь в восемнадцатом веке, это может иметь серьёзные последствия, но действительно ли это должно стоять на пути настоящей любви? Если верить сказкам, у меня должен быть свой принц, и я тоже смогу удержать пространственно-временной континуум от взрыва.

"Смирись с этим, Вин, — говорю я себе. — Он уйдёт, хочешь ты этого или нет. Ты знала это с самого начала".

Но я не готова его отпустить. Боже, насколько это эгоистично? Мы выяснили то, ради чего Генри пришёл сюда. Мы отследили его родителей, и у нас есть все основания полагать, что они живы и что у них есть информация об отце. И я так счастлива этому, счастливее, чем была за последние двадцать месяцев и шесть — почти семь — дней, но представляя, что Генри больше нет здесь...

Это всё равно что представить, что ещё одна частичка меня навсегда потеряна в лесу.

* * *

— Ну что, ты влюблена в него?

— Мер!

— Она меня не слышит, — шепчет Мередит, переворачивая страницу своего учебника "Алгебра II".

Я бросаю взгляд на маму в столовой, которая оценивает доклады, сидя с красной ручкой в одной руке и массируя виски другой.

— Тебе всё равно не нужно ничего говорить, — говорит Мер, вытягивая ноги. — Это написано у тебя на лице.

Я морщусь от её всезнающего взгляда.

— Это не так.

— Пожалуйста. Итак, когда любовничек возвращается в Нью-Йорк?

Я поднимаюсь с живота и сажусь, прислоняясь спиной к дивану.

— Возможно, завтра.

— Он вернётся, чтобы навестить тебя?

У меня пересыхает в горле.

— Нет.

Она кивает.

— Тогда это объясняет ночевку.

— Мы ничего не делали. Мы просто разговаривали.

Она постукивает ручкой по глянцевой странице, оставляя синие пятна, которые, сдвинься они на дюйм влево, могли очень подпортить ответы на некоторые рабочие вопросы.

— Иногда разговоры могут быть опаснее всего остального, — бормочет она.

Я изучаю её.

— Так вот почему ты постоянно ходишь на свидания?

Она пожимает плечами.

— Если ты не узнаешь парня получше, он не сможет разбить тебе сердце. Он может задеть твою гордость, порвав с тобой, или заставить тебя почувствовать себя идиоткой, когда окажется полной задницей, но он не может заставить тебя влюбиться в него. Нет, если он всего лишь одна лягушка в длинном ряду земноводных, которых тебе нужно поцеловать, прежде чем ты найдешь своего Прекрасного принца.

— Знаешь, есть только одна маленькая проблема с твоей теорией. Тебе придётся по-настоящему познакомиться с парнем, чтобы узнать, твой ли он Прекрасный принц или нет.

— Ну, тогда, — говорит она, садясь. — Просвети меня. Как тебе всё это знакомство с Генри?

— Это отстой.

— Ну и дела, не заставляй это звучать слишком привлекательно.

Я выдыхаю.

— Это отстой, потому что он мне действительно нравится. Сильно. И он уходит. И я больше никогда его не увижу.

— И ты называешь меня драматичной. Ты же знаешь, всегда есть колледж. Ты могла бы проследить, куда он направляется, и...

— Нет.

Она закатывает глаза.

— Ты шутишь? С твоими оценками ты могла бы поступить куда угодно, и ты была бы не первой девушкой, которая гонялась за парнем в колледже.

— Просто брось это, хорошо?

— Хорошо, — она берёт свой учебник и учебник с рабочими тестами. — Мне всё равно нужно отправляться в путь. Я встречаюсь с Джонни в кино через полчаса.

— Джонни принимающий?

Она качает головой.

— Защитник. Странные поцелуи в сторону, он… Я не знаю. Милый. И он думает, что Трикси Мэлоун похожа на карпа.

Я провожаю её до двери.

— Знаешь, Мер, возможно, ты действительно захочешь попробовать познакомиться с ним поближе. Просто чтобы немного всё запутать.

— Я так и сделаю, если ты пообещаешь не отказываться от Генри так легко. Если ты думаешь, что он тот самый, у тебя всё получится. Многие пары прошли через ситуации похуже, чем отношения на расстоянии.

— Например, кто?

— Хитклифф и Кэтрин?

— Ты ещё не закончила книгу, не так ли?

Она щелкает пальцами.

— Эдвард и Вивиан.

Я моргаю.

— Ты знаешь, — говорит она, — из "Красотки"?

— Лучше, хотя я не знаю, как я отношусь к тому, что меня сравнивают с проституткой.

— Она не какая-нибудь старая проститутка. Ради бога, она же Джулия Робертс.

— Ладно, ладно. Я посмотрю, что могу сделать, — говорю я, хотя это ложь.

Я ничего не могу поделать. Типичным отношениям на расстоянии никогда не приходилось сталкиваться со всем этим он-живет-в-другом-веке, у неё-есть-волшебный-лес-который-нужно-защищать.

— Обещание Пинки?

Я обхватываю её мизинец своим.

— Да, один чёрт. А теперь иди, поговори с Джонни и посмотри, не твой ли он уже Прекрасный принц.

Она направляется к двери.

— Эй, Мер?

Она бросает на меня взгляд через плечо.

Я делаю глубокий вдох.

— Мне жаль, что в последнее время я редко бываю рядом. Я не могу толком это объяснить, но моя жизнь довольно сложна.

— Ясно. Ну, то есть, в твоей комнате ночуют великолепные британцы. Я бы убила за то, чтобы моя жизнь была такой сложной.

— Один, а не много, — поправляю я её. — В любом случае, я собираюсь попытаться исправиться.

Мер поворачивается, берёт меня за руку и слегка улыбается.

— Вин, ты не должна мне ничего объяснять или что-то обещать. Мы сёстры, и мы всегда будем сёстрами. Даже если бы мы годами не разговаривали и не виделись, это никогда бы не изменилось.

Я выгибаю бровь.

— Нам лучше не проводить годы, не делая ни того, ни другого.

Мер смеется.

— Ты знаешь, что я имею в виду. У нас всё в порядке, так что тебе не о чем беспокоиться. Хорошо?

Я сглатываю, преодолевая внезапную сухость в горле.

— Хорошо.

— А теперь я пойду и поцелую этого лягушонка и посмотрю, мой ли он принц. Пожелай мне удачи.

Я улыбаюсь.

— Удачи!

Я смотрю ей вслед, чувствуя разницу между нами острее, чем обычно. Если бы только я могла быть ею, а Генри — Джонни, и мы могли бы узнать друг друга лучше за просмотром плохих боевиков и попкорном с маслом. Он мог бы отвезти меня домой и поцеловать на ночь, а я могла бы написать его имя с маленькими сердечками в своей тетради во время урока.