— Кровать в твоём распоряжении.

Я начинаю двигаться к спальному мешку, но чувствую давление на тыльную сторону коленей, и мои ноги вылетают из-под меня. Моя голова откидывается назад, и моя шея прижимается к руке Генри.

— Что ты делаешь? — шиплю я.

— Несу тебя, — он пересекает маленькую комнату в полтора шага и бросает меня на кровать. — Я ценю ваш характер, мадам, но моя совесть не позволяет мне позволить вам спать на полу. Я понимаю, что в ваше время всё делается по-другому, но, пожалуйста, потешьте меня.

— Но я...

— И помни, — говорит он, глядя на меня сверху вниз, — я твой гость, и ты бы не хотела, чтобы я чувствовал себя неловко. Правильно?

— Я, эм, да.

Я не могу перестать смотреть ему в глаза. Сейчас они ярче, чем тогда, когда я впервые заметила их, когда он был в тени полога леса. Зелёные, как трава в пасхальной корзинке. Как неоново-зелёный мелок, который каждый ребёнок сводит к нулю, потому что он заставляет ласты Ариэль или гоночную машину Дейтона выскакивать со страницы.

— Я полагаю.

— Хорошо. Я рад видеть, что не всё изменилось за последние два столетия.

Он отстраняется от меня, и я прихожу в себя. Это то, через что проходит Мередит каждый раз, когда она рядом с парнем, который ей нравится? Не то чтобы мне нравился Генри, но он первый парень, который когда-либо ночевал в моей комнате. Ладно, он первый парень, который когда-либо вообще был в моей комнате.

Я ненавижу это. Это заставляет язык прилипать к небу, а разум становится совершенно пустым. Это отнимает каждую унцию контроля, а мне никогда не нравилось быть неуправляемой. Это может убить при моей работе, так что, что бы это ни было, что заставляет меня замечать цвет глаз Генри и его акцент, заставляет мой желудок слегка переворачиваться, когда он говорит, и заставляет меня забыть, что я даже не знаю, могу ли я доверять ему, это должно прекратиться.

Сейчас.

Генри скользит в спальный мешок, и я выключаю лампу на прикроватном столике, чтобы больше не смотреть на него. Жаль, что сейчас почти полная луна, и серебристый свет проникает сквозь мои тонкие занавески, скользит по его коже и делает его скулы ещё более острыми, углубляя тени под ними.

Я отворачиваюсь и вместо этого смотрю на дверь.

— Спокойной ночи, Винтер, — говорит он, его голос мягкий и тёплый, как свет свечи. — И спасибо тебе.

Один уголок моего рта приподнимается в улыбке.

— Не за что.

Я закрываю глаза, но не сплю. Вместо этого я думаю обо всех направлениях, которыми этот план может пойти не так. Из всех способов, которыми я могла бы попасться — и это даже не было бы худшей из моих проблем. Вся эта штука с пространственно-временным континуумом чрезвычайно деликатна. Одно неверное движение, и я могу разрушить вселенную, какой мы её знаем, и всё потому, что какой-то парень хочет вернуть своих родителей, и я думаю, что если я смогу помочь ему в этом, то, возможно, я тоже смогу вернуть своего отца.

И да поможет мне Бог — я ужасный человек, — но это того стоит.