Это было похоже на раскат грома.

* * *

В течение следующей недели Миндальные Радости появлялись в моём шкафчике каждый день. Дейн не сказал мне, как ему удалось положить их внутрь. Его объяснения чередовались между магическими способностями и навыками ниндзя. Он ждал меня каждое утро, и мы гуляли, разговаривая, перед занятиями. У него был способ заставить меня почувствовать, что всё, что я говорила, было интересным, что я была важна, что у меня был безграничный потенциал.

Наконец-то я смогла задать личные вопросы, которые хотела задать на нашем свидании. Он сказал, что у него было всего несколько подружек — ничего серьёзного, но он не сказал мне, каково его определение "серьёзных" или "нескольких". Дейн мечтал путешествовать по миру. Его целью было посетить все континенты к тому времени, когда ему исполнится двадцать пять. И он хотел когда-нибудь стать полицейским.

Я не сказала ему, что уже побывала на всех континентах, и большинство из них были переоценены, или что полицейские не получали зарплату, достаточную для оплаты путешествий по миру. Нужно позволять людям мечтать.

Однажды утром я спросил о его семье. Я почувствовала внезапное напряжение в его руке, когда он держал мою.

— Не так уж много нужно сказать, — сказал он мне. — У меня есть старший брат. Моя мать работает риелтором, а мой отец умер от рака, когда мне было восемь.

— Мне так жаль.

Это было то, что люди всегда говорили мне, когда узнавали о моей матери. Теперь я вдвойне почувствовала явную неадекватность этой фразы. Данного или полученного утешения было недостаточно. Я открыла рот, чтобы сказать что-то ещё, но не могла придумать, что именно. Слова - плохие иглы для зашивания ран.

Он сжал мою руку.

— Всё в порядке. Я знаю, ты понимаешь.

Я понимала, и в этой связи меня это утешило. Я сжала его руку в ответ, и на мгновение никто из нас ничего больше ничего не сказал. Я подумала о тех временах, когда видела вспышки другой стороны Дейна, о временах, когда выражение его лица было на грани... Я не совсем понимала, что это за эмоции. Какая-то мрачная серьёзность. Возможно, боль. Возможно, решимость преодолеть боль. Была ли причиной этого смерть его отца?

— Так куда ты хочешь поступить в колледж? — спросил Дейн, меняя тему.

Папа всегда говорил нам, что мы должны поступить в колледж там, где бы он ни был в то время, и переезжать, когда он переедет. Затем, после того как мы прошли все необходимые занятия, он мог просто получить степень в университете по нашему выбору.

Я пыталась объяснить папе, что было бы более экономически выгодно выбрать университет и посещать его в течение четырёх лет, но папа отказался понять мою точку зрения. Он всегда говорил: "Путешествуя со мной по миру, ты получишь лучшее образование, чем в классе".

Насколько это выгодно с точки зрения затрат, эти слова никогда не волновали его. У папы были семейные деньги. Он смутно намекал на точную сумму, и мне было неприятно думать о том, сколько он потратил впустую, покупая и продавая дома, которые он переделывал в крепости. Иногда ему платили за его исследования. Его клиенты встречались с ним, пока мы стояли лагерем у полюсов, и давали ему толстые конверты, наполненные деньгами, в обмен на... ну, я не была уверена, за что это было в обмен. Я надеялась, что это не из-за артефактов, которые папа нашел во время своих путешествий.

Я не могла рассказать Дейну ничего из этого, но я могла рассказать ему, где я мечтала учиться в колледже.

— Я хочу поступить в Оксфорд.

— Почему Оксфорд?

— Наверное, потому, что я прочитала так много романов Джейн Остин, я хочу жить в Англии.

— Серьёзно? — он спросил. — Ты одна из девушек с фетишем Дарси?

— Дело не только в Дарси, — сказала я. — Есть ещё Найтли и полковник Брэндон.

Дейн ухмыльнулся так, что всегда выглядел игриво красивым.

— Я не знал, что Оксфорд предлагает специализацию по помпезным героям эпохи регентства.

— Я, вероятно, буду специализироваться по ботанике.

Я ожидала, что он рассмеется над этим. Он не был бы первым. Последний парень, которому я рассказала о своих планах по ботанике, называл меня зелёным гиком, пока я не переехала. Но меня привлекал не экологический аспект ботаники. Я просто любила растения. Мне нравилось их разнообразие, приспособляемость и красота. Мне понравилось, как они превратили нечто столь же нематериальное, как свет, в пищу, которая питает всю остальную жизнь. Больше всего мне нравилось стоять в лесу и смотреть на деревья, которые жили на одном и том же месте сотни лет. В лесу я чувствовала, что я связана со всем, что мне принадлежит.

Кроме того, ответы на многие мировые проблемы могут быть решены с помощью растений. Как только я получу диплом, я смогу работать над созданием устойчивых культур, которые помогут накормить голодных. Я могла бы найти применение в медицине. Я могла бы изменить мир к лучшему.

Дейн не засмеялся. Он задал ещё несколько вопросов, и каким-то образом я обнаружила, что рассказываю ему о своём пшеничном поле. Я рассказала ему о мешке, полном колючих пшеничных колосьев, которые я храню в течение многих лет, ожидая постоянного места для их посадки, ожидая постоянства для себя.

Остаток нашей прогулки мы провели за разговорами о генной инженерии. Я видела в этом ответ на нехватку продовольствия, необходимый, спасающий жизнь инструмент. Дейн думал, что это опасно.

— Если генетические манипуляции такая хорошая идея, — сказал он, замедляя темп, потому что мы почти дошли до моего первого урока, — Тогда почему бы не провести их и с человеческой популяцией тоже?

Я прислонилась к стене.

— Одно дело ошибиться на кукурузном початке, и совсем другое — ошибиться на человеческом существе.

— Верно, — сказал он, сказал он с подтекстом. — Мы бы не хотели ошибок.

Я не поняла ни его тона, ни внезапной вспышки гнева, которую увидела в его глазах. Это заставило меня задуматься о вещах, которых я не знала о прошлом Дейна. Время от времени казалось, что он разговаривает сам с собой, а не со мной.

— Что ты имеешь в виду? — в действительности я спрашивала о его тоне, о словах, которые он не произносил.

Дейн поколебался, затем заставил себя улыбнуться. Любой подтекст был начисто стёрт с его лица.

— Сейчас прозвенит звонок. Мне лучше пойти в класс. Мы поговорим позже.

Что бы ни было за дверями в его сознании, он ещё не открывал их для меня.

В пятницу вечером я смотрела футбольный матч Дейна и Рорка. Дейн запустил мяч в три тачдауна. Рорк дважды сбивал с ног защитника и делал подкат за подкатом. Счёт был даже не близок. Я чувствовала себя королевской особой, сидя на трибунах и слушая, как толпа болеет за моего брата и моего парня.

В субботу мы с Рорком пошли на вечеринку к одному из футболистов. Это было не совсем свидание с Дейном, но это был способ быть вместе, не беспокоя моего отца. В доме было шумно, поэтому через некоторое время мы с Дейном вышли на улицу. Как только мы уселись на кресла во внутреннем дворике, вышел Рорк с группой парней. Они играли в какую-то игру, которая включала в себя бросание друг в друга пластиковых тарелок, как будто они были летающими тарелками. Или, может быть, звёздами ниндзя.

Сидеть рядом со своим парнем значительно менее романтично, когда рядом твой брат и его друзья, ведущие себя как пьяные идиоты.

Пока мы наблюдали за ними, Дейн небрежно сказал:

— Моя мама хочет, чтобы я как-нибудь привёл тебя, чтобы она могла с тобой познакомиться. Она всё время просит меня пригласить тебя на ужин.

Я ответила не сразу. Мысль о том, чтобы пойти к нему домой и быть исследованной, и та необходимость вести светскую беседу в течение всего ужина, наполнила меня ужасом.

Если не считать того, сколько раз я разговаривала со своими учителями, весь мой опыт общения с взрослыми был получен в результате общения с моими явно эксцентричными родителями и ещё более эксцентричными коллегами моего отца. Это были люди, которые разбивали лагерь на арктических полюсах, или были тёмными фигурами, которые помогали папе проникать в разные места.

Например, был Эстабан, один из исследователей Арктики, который приветствовал нас каждую поездку, хлопая папу по плечу и восклицая: "Ты ещё не умер! Это ещё одна пинта, которую Мердок будет мне должен".

Или был Салазар, изворотливый человек, который случайным образом появлялся в ресторанах, когда мы ходили поесть в разных странах. Он сидел в кабинке позади папы и говорил с ним приглушенными голосами, никогда не встречаясь с ним взглядом. Затем он таинственным образом исчезал, не попрощавшись и не оплатив счет.

Я не знала, как разговаривать с нормальными взрослыми, так что я должна была произвести плохое впечатление. Хотя я не могла объяснить это Дейну.

Он не заметил моего молчания.

— Когда ты придёшь, — сказал он тихим голосом, чтобы только я могла слышать, — Рорку тоже придётся пойти с нами?

— Надеюсь, что нет, — я не знала, сколько свободы даст мне папа теперь, когда Рорк заставил папу с подозрением относиться к Дейну.

— Не то чтобы я возражал против двойного свидания, — сказал Дейн, глядя на тарелку, которая отклонилась от курса. — Но я тоже хочу побыть с тобой наедине. У меня такое чувство, что это произойдёт только в том случае, если мы увидимся без его ведома.

Я вздохнула. Дейн был прав.

Он наклонился ближе, чтобы прошептать.

— Я ненавижу просить тебя скрываться. Я пойму, если ты не захочешь, но... Ты хочешь этого?

— Может быть, мы сможем что-нибудь придумать, — сказала я. — Я дам тебе знать.

* * *

В воскресенье вечером за ужином я упомянула, что хотела бы встречаться с Дейном без брата в качестве компаньонки.

Папа посыпал шпинат семенами чиа.

— Что было не так с твоим двойным свиданием? Я думал, тебе было весело.

— Трудно расслабиться рядом с Рорком.

Папа махнул рукой в мою сторону.