20 Квелл

Во время долгого медленного подъема через утробу Черной Скалы, они оба немного высохли, хотя их шкуры оставались влажными, состояние, которое Квелл большую часть своей жизни считал смертным приговором, а Турин — естественным следствием жизни в постоянно тающих ледяных пещерах.

Они обсуждали тот факт, что ни один из них не знал дороги, но Квелл рассудил, что, поскольку гора заканчивается точкой, то, если они продолжат подниматься, в конечном итоге их выбор уменьшится, пока они, наконец, не найдут самую высокую комнату. Если повезет, Яз окажется внутри.

Квелл позволил Турину задавать темп:

— Ты повредил ногу.

Турин нахмурился и кивнул:

— Надорвал мышцу. Может быть, во время наводнения. Или раньше, когда на меня напала Хетта.

— Ты сражался с Хеттой? — Квелл поймал себя на том, что снова неохотно переоценивает своего соперника. Когда Яз впервые представила их друг другу, Квелл решил, что Турин — угрюмый мужчина-ребенок, тощее ничтожество, которое он может сломать об колено, если понадобится. Но он показал себя храбрым и находчивым, не говоря уже о том, что мог владеть силой меньшего бога. Квелл знал, что должен был верить в здравый смысл Яз, но он очень сильно хотел быть тем, на кого она могла положиться, тем, кто спасет ее. — Я слышал, что эта Хетта может задушить хулу.

Турин рассказал о своих приключениях с Хеттой, о галерее похищенных Сломанных, удерживаемых в вечном сне, об армии, готовой сражаться и умерать за Скрытого Бога. И о том, как Хетта спасла его, но только для того, чтобы ее разум был сломан, и как она напала на него перед воротами, к которым его привели сестры.

Квелл, в свою очередь, рассказал о железном псе и о том, как его исцелила потерянная сестра, Квелла. Он считал, что ее вполне могли разбудить из спящей армии, которую нашли Турин и Хетта.

— Племена должны узнать об этом, — сказал Квелл.

— Как и Сломанные, — сказал Турин. — Это наши люди, украденные у нас в расцвете сил.

— Они были нашими, когда-то. — Квелл нахмурился. — Те, кого они называли самыми слабыми из нас. — Хотя он и сам видел, что их слабость была просто еще одним видом силы.

— Теперь они — ключ ко всему этому. — Турин махнул рукой в сторону хорошо вырезанного прохода, простиравшегося перед ними. — Армия на службе у жрецов.

Квелл удивленно покачал головой. Одна из простых истин его жизни оказалась ложью. Сколько еще лжи лежит в том основании, на котором он построил себя? Что еще скрывается подо льдом? Что еще скрывается внутри Черной Скалы?

Турин шел впереди, объясняя Квеллу, как в ужасе наводнения он обнаружил, что может протянуть свое вода-чувство на значительное расстояние впереди себя:

— Если бы я мог сделать это с Запятнанными, а затем с группировкой Пома, жизнь Сломанных была бы намного проще! Но наши пещеры сделаны изо льда, и он скрывает от меня все.

Квелл старался быть начеку, пока они продвигались по длинным, однообразным коридорам. Он попытался использовать свои глаза и уши, даже обоняние, вместо того, чтобы полностью полагаться на магию Турина. Однако его мысли блуждали, онемев от однообразия этого места. И в каждое пустое мгновение вкрадывался образ умирающего Као. Зрелище, звук, даже вонь. Мальчика насадил на один из длинных когтей Наблюдатель, а затем, не раздумывая, отбросил его в сторону.

Он знал Као не слишком долго и не слишком много думал о нем, пока тот был жив. Квелл поймал себя на том, что сожалеет об этом. Икта думают об Икта. Заботятся об Икта. Но Яз заботилась обо всех Сломанных. Квелл видел это. И не потребовалось много времени, чтобы его собственные границы начали разрушаться. Икта заботятся только об Икта, но они также не видят никого другого в течение многих лет подряд. Если не считать встреч, другие кланы были не чем иным, как редкими пятнами на южном горизонте. Но теперь Као умер прямо у него на глазах, и тень мальчика преследовала тихие уголки его сознания.

— Ты в порядке? — Турин остановился на углу и оглянулся.

Квелл глубоко вздохнул.

— Все хорошо.

— Као?

Квелл кивнул.

Они обменялись сложным взглядом, частично стыдом, частично сожалением:

— Теперь он с богами.

Квелл надеялся, что это правда. Он надеялся, что боги — нечто большее, чем сказки, и что некоторые из них любят своих детей, которые ходят по льду. Он надеялся, что в мире есть нечто большее, чем время, проведенное в борьбе с холодным и бесконечным ветром, когда нет «до» и «после».

Дважды Турин чувствовал присутствие других впереди и отклонялся, чтобы избежать их. В третий раз он сказал, что неизвестные быстро приближаются. Квелл едва успел развернуться и побежать за ним. Если бы они попали в длинный отрезок прямого туннеля, их бы заметили. А так им пришлось спешить назад, казалось, целую вечность, все время беспокоясь, что нога Турина замедлит их до такой степени, что их поймают. В конце концов, пока Турин спотыкался и ругался, они нашли комнату, в которую могли нырнуть, и прятались по обе стороны двери, пока звук торопливых шагов не прошел мимо.

— Это было близко, — выдохнул Турин.

Квелл, не обеспокоенный бегом, ничего не сказал, только уставился в комнату. В слабом свете звезд виднелась огромная груда ржавого железа:

— Как они могли оставить его без охраны?

Турин пожал плечами.

— Кто его может украсть? — Он подошел ближе к куче, оценивая ее. — Здесь, должно быть, доставка от Сломанных за целый год.

— Я никогда не знал, что в мире так много железа. — Квелл покачал головой. — Твой народ послал столько всего за один год?

Турин кивнул.

Квелл потер лицо руками.

— Ложь, которую они нам говорят... — Он протянул руку, чтобы коснуться длинного железного прута.

— Наши мусорщики выковыривают их из каменных стен Пропавших, — сказал Турин.

— Наш клан голодал бы три года, чтобы дать жрецам рыбу, которую они потребовали бы только за этот кусок.

Настала очередь Турина удивляться.

— Звучит так, словно мы должны иметь дело напрямую! — Он криво улыбнулся. — Большинство из нас там, внизу, — дети родителей, живущих здесь, наверху. Сломанные заключат честную сделку.

Какое-то мгновение они оба стояли, глядя на кучу метала, погруженные в свои мысли.

— Ты пришел за нами, — сказал Квелл, внезапно решившись высказаться. — За Яз.

Турин пожал плечами, почти смутившись.

— Но в конце концов, ты меня спас. — Даже сейчас Квеллу было трудно произнести эти слова. — Благодарю тебя.

— Ты бы сделал то же самое. — Турин сжал губы в неудавшейся улыбке.

— Она была бы моей, — сказал Квелл. — Яз. Если бы Зина не бросили в яму. Если бы Яз не была... такой, какая она есть... — Он замолчал, подбирая слова.

— Но она такая, какая есть, — сказал Турин.

— Я люблю ее. — Квеллу не понравилась трещина в собственном голосе. Сила дрожала в руках, желая насилия, которое отвергал разум: — Я видел, как наши жизни бегут впереди нас. Как у моих отца и матери. Однажды она возглавила бы клан. Это знали все, кроме нее. Ты можешь увидеть это в ней, просто взглянув.

Турин посмотрел себе под ноги:

— Сколько я себя помню, я тоже видел, как моя жизнь простирается передо мной, и я никогда не видел в этом ничего хорошего. Все изменилось, когда она появилась среди нас. Теперь я понятия не имею, что предложит следующий день, не говоря уже о следующем годе. Я думаю, может быть, так лучше.

Квелл фыркнул.

— Может быть. — Он нахмурился, вспомнив наводнение. — Вчера я бы сказал тебе, что она предпочтет Эрриса любому из нас. Я не мог винить ее за это. Он был хорошим человеком. Но сегодня он ушел и...

— Я бы не был так уверен, — сказал Турин.

Квелл моргнул.

— Ты видел это наводнение. Ты был в нем! — Он проглотил «Ты сам вызвал его».

— Ты назвал его хорошим человеком, но ты только наполовину прав.

Квелл вздрогнул от обвинения. Эррис не был его другом, но этот человек погиб храбро:

— Он...

— Он может быть хорошим, но он не человек, — сказал Турин. — В нем воды не больше, чем в камне. Ни крови, ни пота, ни слез. У него такая же форма, как и у нас, но он ближе к охотникам. Он — что-то сделанное.

Квелл моргнул:

— Ты уверен?

Кивок.

— Я... — Квелл поджал губы, сделал паузу, затем начал снова. Он подумал о коричневой полоске кожи, которую Эррис использовал, чтобы запечатать его рану. — Я уже почти ничего не знаю. Все меняется слишком быстро. Но я не могу сказать, что Эррис не мужчина. Если он говорит как мужчина и ведет себя как мужчина, хочет как мужчина, дерется как мужчина... может быть, не имеет значения, из чего он сделан? Я ношу часть его кожи, и это не делает меня менее человечным.

— Но... — Турин оборвал свое возражение и покачал головой.

— Помнишь чудовище, которое носило тебя, как шкуру, Турин. Ты был из костей и крови, но мысли в твоей голове не принадлежали человеку. И если бы демон внутри съел тебя так, что ты бы никогда не вернулся... мы бы все еще называли бы эту плоть человеком?

Настала очередь Турина хмуриться и размышлять. Через некоторое время он поднял голову:

— Я думаю... нам пора в путь. Я понятия не имею, что будет дальше, но пусть это произойдет где-нибудь в другом месте.

Квелл кивнул. Он остановился, чтобы осмотреть груду металла, вытащил из нее тяжелый железный прут и последовал за Турином.

Турин шел впереди, теперь его хромота стала более заметной. Обходов и пауз становились все больше по мере того, как они поднимались выше. Однажды одинокий человек, которого Турин почувствовал издали, приближался к ним, продолжая делать те же повороты, что и они, пока, наконец, не загнал их в угол в освещенной звездами комнате, где дюжина постельных принадлежностей была разложена по стенам. Они ждали по обе стороны от входа, нервно поглядывая друг на друга. Тот, кто выслеживал их, был хорошим следопытом!

Но их преследовательница вошла, не глядя по сторонам, потирая лицо. Одинокая стражница, а не послушник, жрец или один из разрушителей разума, со звездами вместо глаз. Она просто шла спать. Квелл вырос позади нее с прутом, но вместо этого ударил ее по голове кулаком.