— Я буду возвращаться каждый день, — бормочу я, закрыв глаза.

Аид не смеется.

— Это небезопасно.

— Я преувеличиваю, я знаю. — Я вздыхаю, вдыхая шепот аромата, похожего на запах теплой, влажной земли. Капля аромата просочилась сквозь барьер. — Ты чувствуешь этот запах?

— Да.

— Петрикор. Запах теплой земли после дождя. Это мой самый любимый аромат во всем мире. Даже звук прекрасен. Петрикор, петрикор. Это звучит как нечто волшебное. Возможно, для тебя это мало что значит, но каждый раз, когда я улавливаю его запах, клянусь, я… — Я открываю глаза, осознавая, как много я говорю, какой он тихий и спокойный. Он, без сомнения, начеку, хотя его глаза, кажется, прикованы ко мне. — Извини, я что-то много болтаю.

— Это восхитительно.

— Это так неловко!

— Я думаю, это мило, когда люди болтают. Это все равно, что протягивать часть себя, приглашать других присоединиться, делать из своей персоны угощение. А если говорить о более серьезных вещах — это все равно что предложить частичку своей души и верить, что другой человек не разобьет ее.

Я смотрю на него, пораженная его словами.

— Ты когда-нибудь делал это? — Спрашиваю я его. — Предложил частичку себя?

— Да, — говорит он, медленно произнося слова. Он полностью избегает моего взгляда.

— Что… что случилось?

— Ничего, — отвечает он.

— Ничего? Как ничего может быть ответом?

— В самом деле, как… — говорит он.

Как он мог пожертвовать своей душой и не быть раздавленным? Как кто-то мог взять ее, не осознавая этого? Как он мог быть сломлен и не сломлен одновременно?

— Она была дурой, — говорю я, — потому что не видела, кем ты был. Это… это была она, верно?

Он улыбается.

— Да, это она. Но она не была дурой.

— Но…

— Это не имеет значения, Сефи. Не сейчас. — Он пересекает комнату, подносит костяшки моих пальцев к своим губам и целует их, и я краснею до кончиков ушей.