Изменить стиль страницы

ГЛАВА 12. ХИЖИНА

Я стояла перед заброшенной хижиной лесника, крепко обхватив себя руками. Внутри не было ни света, ни движения. Я напряглась, пытаясь расслышать голоса, но единственные звуки доносились из тёмного леса. Я медленно приблизилась, сердце колотилось в моей грудной клетке. Я подняла кулак, чтобы постучать, но дверь распахнулась прежде, чем мои костяшки пальцев коснулись изъеденного червями дерева.

— Ты пришла, — сказала Гвенельда. В её голосе послышался намёк на удивление.

— Где Джимми? — спросила я.

Из одного из тёмных углов донеслось ворчание. Джимми свернулся калачиком, упёршись коленями в грудь.

— Что ты с ним сделала?

— Ничего.

Джимми поднял глаза, его большой лоб был бледен, как у трупа.

— Это не похоже на ничего, — сказала я, указывая на верёвки, обвязанные вокруг его запястий и лодыжек. Я уже собиралась пойти освободить его, когда поняла, что поворачиваться спиной к Гвенельде было неразумно. — Отпусти его прямо сейчас.

Гвенельда кивнула. Однако она не пошевелилась.

— Я сказала сейчас.

— Он уже не связан.

И действительно, Джимми вскочил на ноги.

— Как ты это сделала? — спросила я.

Она прикоснулась ладонью ко лбу.

Когда молодой полицейский бросился к двери, Гвенельда сомкнула пальцы вокруг его руки, её глаза светились, как призматические отражатели.

— Ты забудешь о сегодняшнем вечере. Ты забудешь обо мне.

Джимми и глазом не моргнул. Ни разу. Он уставился на Гвенельду, а затем, словно в трансе, проскользнул мимо меня и запрыгнул в патрульную машину, припаркованную рядом с хижиной.

— Он в порядке, чтобы вести машину?

Возможно, это было глупое беспокойство, но я ничего не могла с собой поделать.

— Я надеюсь.

— Ты надеешься? — воскликнула я.

Я побежала за машиной, размахивая руками над головой, чтобы остановить его, но задние фонари стали слабее, а затем исчезли.

— Если с ним что-нибудь случится, я...

— Ты убьёшь меня? Я бы хотела этого, но это невозможно.

— Что ты имеешь в виду?

— Заходи внутрь, и я расскажу тебе, дитя.

— Дитя?

— Ты на двести лет моложе меня. Это делает тебя ребёнком, — когда я всё ещё не сдвинулась места, она сказала. — Не в моих интересах убивать тебя, Катори, — она пристально посмотрела на меня своими тёмными глазами. — Твоё имя не на языке Готтва. Ты знаешь?

— Это выбор папы. Ему нравилось, как это звучит, и ему нравился его смысл. Если у тебя есть с этим проблемы, обсуди их с ним.

Гвенельда улыбнулась.

— Ты действительно очень жизнерадостный человек.

— Мама часто так говорила, но ты же не знаешь. Ты убила её.

Шелест сосновых иголок стал оглушительным, когда Гвенельда уставилась на меня.

— Ты не знаешь, о чём говоришь, маленькая девочка.

— Тогда расскажи мне.

— Только не здесь, — она вгляделась в ночь. — В этих лесах небезопасно. Я наложила заклятие на хижину. Ни один фейри не может проникнуть в неё. Пожалуйста, войди внутрь.

— Я не боюсь фейри.

— Это потому, что ты не знаешь, на что они способны.

— Я уверена, что они не идеальны, но они не убивали мою мать, — мой голос, казалось, резонировал с корой сосен, или, возможно, это мой пульс заставил его звучать громче.

— Просто потому, что твоё сердце бьётся для одного, это не значит, что их вид хорош.

— Моё сердце ни для кого не бьётся.

Она ухмыльнулась.

— При нашей первой встрече ты показалась мне умной девушкой, но, возможно, я ошиблась.

Я сердито посмотрела на неё.

— Если я войду внутрь, ты мне всё расскажешь?

Она кивнула.

— Всё.

Собравшись с духом, я вошла, и она закрыла дверь. Внутри не было никакой мебели, поэтому я стояла посреди комнаты, крепко скрестив руки на груди.

— Говори.

— Не хочешь присесть?

— Где?

— На полу.

— Нет. Там грязно.

— Грязь тебя не убьёт, — сказала она.

— Вероятно, — сказала я саркастически.

Судя по тому, как она нахмурила свой квадратный лоб, я сомневалась, что она поняла мой намёк.

— Двести лет назад, Катори, наше племя было уничтожено фейри. Они хотели уничтожить нас, потому что мы представляли для них угрозу. Мы были единственными, у кого была сила убить их.

Хотя я всё это уже знала, я не хотела прерывать. Облако закрыло луну, которая была единственным источником света внутри хижины. Тьма скользнула по лицу Гвенельды, а затем исчезла.

— Фейри — злые создания. Они убивают, грабят и обманывают людей. Их злодеяния оставались безнаказанными на протяжении веков. Но однажды ночью Великий Дух пришёл к людям Готтва и попросил нас стать защитниками людей. Великий Дух доверил нам власть управлять ими. Мы стали тем, что вы сегодня называете полицией. Когда фейри совершали преступление, мы выслеживали их и наказывали.

— Наказывали? — я фыркнула. — Какое красивое слово для обозначения убийства.

— Мы редко убивали их. Мы делали им выговор, захватывали их гассен. Их пыль. Если они вели себя должным образом, мы возвращали им их магию.

— Ты можешь конфисковать магию?

— Да. Но мы не можем ею воспользоваться. Она хранится внутри нас. Ты видишь эти отметины на мне?

Она задрала сзади свой синий свитер. Замысловатые татуировки бежали вверх по её позвоночнику.

— Каждая гравировка содержит магию одного фейри.

Я насчитала четыре татуировки.

— Однажды фейри пришли за нами. Они разрезали нашу кожу, пытали стольких из нас, чтобы вернуть свою магию.

Тьма снова омрачила её лицо, но на этот раз не из-за облаков.

— Когда они поняли, что убивая нас, они освобождали магию из наших тел и заключали её в своих, они убили нас. Великий Дух пришёл к моему отцу во сне и сказал ему, что мы должны спать в гробах из рябинового дерева под заколдованными лепестками роз. Мы не знали, выживем ли мы, но сегодня я стою здесь. Мой отец, Негонгва, был прав. Великий Дух защитил нас.

Гвенельда звучала так искренне, что моя поза ослабла от удивления и восхищения. Но потом я подумала о маме и снова крепко обняла себя руками.

— Он не защитил мою мать.

— Она с ней, я уверена.

— С ней?

— Для народа Готтва Великим Духом была гве. Женщина.

— Я знаю, что означает гве. Это было в заклинании. В том, которое вернуло тебя, но забрало мою мать.

Гвенельда прищурила глаза.

— Я не отнимала жизнь у твоей матери, Катори.

— Тогда кто это сделал?

— Когда я проснулась, она лежала на полу рядом с моим гробом. Я полагаю, что фейри узнал, что она подняла гроб из земли, и убил её, чтобы убедиться, что она не сможет сделать это снова.

— Тогда почему они не убили тебя в то же время?

— Потому что я всё ещё была окружена рябиной. Их магия не проникает сквозь неё.

— Я знаю это.

— Или...

— Или что?

— Или заклинание забрало её, — сказала она тихим голосом. — Но я не знаю этого наверняка.

Внезапно она нахмурилась и повернулась к одному из пыльных оконных стекол.

— Ты что-нибудь слышала?

— Нет.

Она осторожно приблизилась к разбитому окну. Большинство людей хотели восстановить хижину, но не мэр. Он хотел построить ландшафтный парк с детской площадкой и общественным центром, который обошёлся бы налогоплательщикам в кучу денег и повредил бы природной красоте леса Манисти.

— Вудсы быстро пришли к Роуэну, — сказала она, переводя взгляд на меня. — Я слышала, что они даже убили человека по дороге.

— На что ты намекаешь?

— Ты не носишь своё ожерелье.

Моё пальто было застегнуто до самой шеи.

— Как ты можешь судить?

— Я чувствую присутствие опала. Он напевает мне.

Конечно, это так... потому что ты сумасшедшая.

— Хотя я не могу заставить тебя носить его, он защитит тебя от них.

— Может быть, два столетия назад так бы и было. Но теперь я могу поспорить с тобой, что каждый фейри знает, как я выгляжу. Разве ты не слышала об Интернете?

— Я узнаю об этом. Но существует так много кланов фейри. Сотни. Они распространились, как оспа, когда нас не стало, на все континенты. И они не ладят, Катори. Вудс мог бы всё знать о тебе, но они не предупредили бы Фиори или Риос. Фейри эгоистичны и заботятся только о себе.

Я провела пальцами по шее.

— Если они по всему миру, должны быть и другие охотники.

— Я не видела никаких признаков присутствия других. На данный момент, есть только ты и я.

— Я не охотник.

— Нет, ты охотник, дитя. Великий Дух даровал тебе взор, который делает тебя одной из нас. Это великолепный дар.

— Ты должна перестать называть меня ребёнком. Это странно, Гвен. Ты выглядишь на тридцать.

— Двадцать девять. Мне было двадцать девять, когда меня закопали в землю.

— Я об этом и говорю.

Её взгляд снова метнулся к разбитому окну.

— Ты сказала, что убить тебя невозможно. Ты не бессмертна, так почему же это так?

— Только фейри могут убить меня. Они душат нас, охотников, своей пылью. Это худшая форма смерти. Которую, я надеюсь, ты никогда не почувствуешь,— внезапно она зашипела. — Они пришли.

На фоне черноты ярко-белым сияли две фигуры — Круз и Эйс. Я не была уверена, чувствовать ли облегчение или тревогу от их присутствия.

— Отпусти её, Гвенельда, и никто не пострадает, — голос Эйса просачивался сквозь трещины в стекле и дыры в прогнившем дереве.

Гвенельда зарычала.

— Я не доверяю Вудсу.

— И я не доверяю Готве, — продолжил Эйс, — но эта девушка не имеет никакого отношения к нашей вражде. Если ты покинешь Роуэн сегодня вечером, мы не будем предупреждать остальных о твоём возвращении. Если ты не...

— Ты убьёшь меня? Как ты убил того бедного медэксперта и обвинил в этом меня.

Эйс фыркнул.

— Эти лепестки роз поджарили тебе мозг? — он покачал головой. — Ваш народ всегда во всём винил фейри. Я не говорю, что мы идеальны, но, Гвенельда, ты только что восстала из мёртвых. Ты понятия не имеешь, как устроен современный мир.

Эйс и Круз, казалось, придвинулись ближе к хижине, но их ноги не сдвинулись с места. Я уставилась на их ноги. Они не касались земли.

— Повсюду царит ненависть, — сказала Гвенельда. — Возможно, это было делом рук не только твоего народа, Эйс, но я уверена, что фейри не пытались улучшить мир.

Круз и Эйс стояли прямо перед разбитым стеклом. Я дёрнулась назад, в то время как Гвенельда стояла на своём.