— Нападение сделало нас мстительными, а осознание того, что теперь мы можем убивать тварей, сделало нас высокомерными. Многие в нашем племени стали неуважительно относиться к нашему вождю. Как и тело Максимуса, люди начали отделяться от племени. Чесскан попытался собрать их снова, говоря им, что сила в численности, но они не слушали. Слишком много близких было вырвано из их рук во время нападения.

— За те годы вспыхнуло несколько сражений. Мы слышали о них от соседних племён или из рассказов поселенцев. Мы не знали, сколько наших людей выжило, но предполагали, что их было немного.

— Так что вы, возможно, не единственные охотники.

Каджика промолчал.

— Мы ещё не нашли других.

Через некоторое время я спросила его:

— Чем отличается твоя кровь?

— Наша кровь, — он наблюдал за реакцией; я не показала ему её, — это чистое железо.

— Это невозможно с медицинской точки зрения. С другой стороны, так же как и выход из двухвекового сна, — размышляла я. — Как тебе нравится современный мир?

— Он другой, Катори. Быстрее. В чём-то проще, а в чём-то сложнее. Раньше нам приходилось охотиться в поисках пищи. Приходилось торговать с поселенцами. Снимать шкуры с животных и дубить их. Мы жили не для того, чтобы накапливать богатство, как вы сегодня. Мы не уезжали далеко от наших семей... если только мы их не теряли, — добавил он мрачным голосом.

Я не хотела испытывать сочувствие, но я испытывала его.

— Как ты оказался в могиле лепестков роз?

— Однажды, их гаджикве, — он посмотрел на меня, — Ты знаешь, кто это?

Я покачала головой.

— Он советник короля. Как священник. Кажется, они его называют варифф.

— Да. Я слышала это слово.

Каджика наблюдал за мной.

— Ты провела много времени с фейри?

— Чего хотел гаджикве? — спросила я.

Он снова перевёл взгляд на извилистую асфальтовую дорогу. Лес вокруг нас был густым и незнакомым. Я полагала, что мы проезжаем мимо леса Манисти, но не могла сказать, в какой его части мы находимся.

— Его звали Якоби Вега.

Я перестала созерцать тёмные деревья.

— Вега? Он был родственником Круза?

— Он был отцом Круза.

Я прикусила нижнюю губу, когда Каджика продолжил свой рассказ: — Он пришёл поговорить с Негонгвой. Он якобы хотел помириться с охотниками. Мы верили, что он хотел обмануть наших людей, но наш старейшина доверял ему. Они долго говорили о перемирии. В тот день, когда Негонгва согласился встретиться с Якоби, чтобы подписать договор, голвинимы устроили нам засаду. Они обрушились на наш народ, пронзая наши тела, наполняя нас своим ядовитым огнём, удушая нас своим гассеном.

— Я знаю про гассен.

— Хорошо.

— Я также знаю, кто такие голвинимы.

— Я знаю. Ты научила Блейка, кем они были.

От этого напоминания у меня скрутило живот.

— Как долго ты будешь хранить его воспоминания?

— Я не знаю. Может быть, они всегда будут у меня. Или, может быть, со временем они исчезнут.

— Разве это не странно?

— Разделять мысли другого человека?

Я кивнула.

— Это неприятно. И трудно, так как мне приходится различать его и мои. Когда я увидел Касс раньше, я подумал о ней, как о своём друге… Я доверял ей. Но я не могу сказать, мой ли инстинкт диктует мне испытывать к ней приязнь или воспоминания Блейка.

— Возможно, воспоминания Блейка. Он обожал Касс.

— Он обожал тебя больше — его голос казался таким же тёмным, как ночь, льющаяся на обмороженный пейзаж.

— Тогда, должно быть, тебе очень странно находиться рядом со мной, — тихо сказала я, наматывая длинную прядь волос на пальцы.

Последовавшее за этим молчание было болезненным и неловким... Мучительно неловким. Поэтому я спросила его о нападении голвинимов.

— В тот раз выжило только тринадцать человек. После того как племя рассеялось, нас всё ещё было больше сотни. Они истребили нас. А потом они получили удовольствие, протыкая мёртвых охотников шестами, которые они установили вокруг рябинового круга Негонгвы, и двенадцать из нас сумели выбраться.

Образы, которые он рисовал, были настолько яркими, что, когда я закрывала глаза, я могла слышать крики, чувствовать запах крови, представлять бойню.

— Мы назвали это Макудева Гизхи. Тёмный День, — его кадык дернулся. — Когда наступили сумерки и скрыли страдания вокруг нас, когда голвинимы улетели, Негонгва взмолился о помощи Великому Духу. Она пришла к нему во сне и велела найти базаш, которая выращивала многолетние розы.

— Базаш, — прошептала я, перекатывая слово на языке. Это не звучало незнакомо. Читала ли я об этом в "Дереве Ведьм" или бабушка Вони научила меня этому?

— Базаш — наполовину фейри, наполовину человек, — объяснил он. — Нам потребовалось несколько дней, чтобы найти её. Но, в конце концов, мы набрели на её хижину. Когда мы вернулись в лагерь с несколькими букетами роз, одиннадцать других соорудили гробы из рябинового дерева. Понимаешь ли ты, как низко мы пали, чтобы рассмотреть такое решение? Мы согласились похоронить себя заживо под розами, выращенными фейри.

Я не хотела проявлять к нему жалость. Кроме того, я сомневалась, что Каджике нужна была моя жалость.

— Вам нужно было идти в баситоган, чтобы найти базаш?

Он фыркнул.

— Охотник не может войти в баситоган. Войти могут только фейри или люди, желающие стать рабами фейри. К счастью для нас, они отвергают большинство базаш. Они называют их падшими, хотя они не выпадают из королевства фейри, их выбрасывают, как гниющие трупы.

Отвращение Каджики к фейри было настолько сильным, что стало чем-то осязаемым, чем-то острым, смертоносным и горьким. Его челюсть задрожала от этого. Сухожилия на его руках двигались вместе с ним. Вена на его шее пульсировала от этого.

— Почему базаш помогла вам? — спросила я, чтобы направить его беззвучную ярость, прежде чем он обрушит её на машину, которую вёл слишком быстро, или на меня.

Я не думала, что он убьёт меня, но я чувствовала, что он не особенно ценил меня... несмотря на воспоминания Блейка.

— Она помогла нам, потому что фейри не добры к ним. Базаш не считаются равными фейри; их магия слабее. Они подвергаются остракизму и издевательствам в пределах баситогана, низведены до низших должностей. Базаш, которые отказываются кланяться фейри, вышвыривают, бросают на произвол судьбы, — он наклонил подбородок к ветровому стеклу. — Ты спрашивала ранее, где я взял эту машину...

— Это машина Холли.

Его губы приоткрылись от удивления.

— Она хороший друг моей семьи. Она обычно возила корзины с помидорами в этой машине. Но это было до того, как она научила мою мать выращивать их самой. После этого она перестала приходить. Я была очень маленькой, но я это помню. Это было примерно в то время, когда умер мой дедушка, — копаясь в своих воспоминаниях о Холли, я вспомнила тот день, когда она заставила орхидею зацвести прямо у меня на глазах. — Она что, базаш?

— Нет.

— Ох, — вот и закончилась моя теория заговора. С другой стороны, если бы она была фейри, она бы не помогала охотникам. — Что случилось с базаш, выращивающей розы?

— Она умерла давным-давно. За пределами баситогана их продолжительность жизни равна человеческой.

Я поиграла с ремнём безопасности. Ткань была темнее в пятнах, потрёпанная временем, как и сама Холли.

— Так вот где вы прячетесь? У Холли?

— Мы не прячемся.

— Верно...

Я забарабанила пальцами по подлокотнику и уже собиралась спросить, почему Холли одолжила ему свою машину, когда впереди на дороге материализовалась фигура. Дальний свет не достигал её, но она светилась.

— Каджика! Осторожно!

Он нажал ногой на педаль тормоза. Машину занесло, повело и развернуло, но каким-то чудом она не перевернулась. Должно быть, Каджика отстегнул ремень безопасности, когда его тело поднялось в воздух, прежде чем упасть на меня, как тяжёлое одеяло, выбивая дыхание из моих лёгких. Машина перестала вращаться, но моё сердце не остановилось.

Мои пальцы поползли к пряжке ремня безопасности. Дрожа, я открыла её, нажала на ручку двери, а затем оттолкнулась от твёрдого тела Каджики, сумев сдвинуть его ровно настолько, чтобы вылезти из машины. Я упала на колени на мёрзлую землю, и меня рвало до тех пор, пока не осталась только желчь. И тогда, только тогда, я проследила взглядом за сияющими босыми ступнями и ногами, парящими передо мной.