Изменить стиль страницы

Глава 37

Томми

2001, Форт-Лодердейл

Он ее слышал. Ее голос пробивался сквозь его сознание.

Где я? Почему не могу ей ответить? Томми показалось, будто он ощутил нежную ласку на своей руке. Она была невесомой, словно дуновение ветерка. Голос Джинни перебивал какой-то посторонний шум. Этот звук походил на шипение. И этот писк. Что это за писк?

Он пытался дать ей понять, что слышит ее. Теперь он был уверен, что это она держала его за руку и легонько поглаживала. Томми хотел потянуться к ней, но рука у него была как будто налита цементом. Джинни, я слышу тебя! Я слышу, как ты говоришь, что любишь меня. Я тоже тебя люблю. Почему я не могу этого сказать? Почему я не могу дотянуться до тебя?

А затем воспоминания вернулись. Автозаправочная станция. Кофе. Ограбление. В него стреляли, и теперь он в больнице. Он почувствовал невероятную тяжесть, когда до него начала доходить реальность того, что с ним произошло. Его разум начинал проясняться. Вспомнив выстрелы, Томми задался вопросом, как он мог находиться в полубессознательном состоянии и в то же время не чувствовать боли. Должно быть, все это благодаря чуду современных препаратов.

Затем Томми услышал другой голос. Речь шла о нем самом. Сара Джо.

— Почему бы тебе не сделать маленький перерыв и не оставить меня с ним на несколько минут, Джин?

— Спасибо, Джо, но я не могу. Мне кажется, он приходит в себя. Я клянусь, что перед этим он пытался сжать мою руку. — Он слышал надежду в голосе Джинни.

— О, Джин, это же отличные новости! — воскликнула Джо.

Если бы Томми не знал Джо как облупленную, он, возможно, поверил бы, что ее ответ искренен.

— Я же знаю, что ты уже несколько часов не покидала эту палату. Почему бы тебе, в самом деле, не выйти в уборную, и не прихватить чашечку кофе? Размять ноги. Я обещаю, что все время буду рядом с ним.

— Да, может, ты и в самом деле права. Дженни обещала мне ещё один кусочек бананового хлеба. Сбегаю в дамскую комнату, затем возьму кофе. О, ты получила назад ожерелье своей матери! Картер же говорила, что Билл сможет починить его для тебя.

Томми не мог понять, что Джинни говорила об ожерелье Джо. Даже при том, что не мог ее видеть, он был уверен, что Джо сидела, нервно сжимая свой кулон. Сам тысячу раз наблюдал, как она это делала.

— И Картер оказалась права. Мне вернули его обратно всего через пару часов. Целым и невредимым. Теперь иди. Я останусь и поболтаю с ним.

— Я скоро вернусь. Ты что-нибудь хочешь?

— Я хочу, чтобы ты отдохнула и знала, что я буду рядом с ним, пока ты не вернёшься, хорошо?

Томми не услышал, что ответила Джинни, должно быть, она просто кивнула. Он почувствовал, как она поднесла его руку к своим губам и нежно поцеловала его ладонь.

Не оставляй меня, Джинни. Хотя его мозг лихорадочно работал, им овладели неожиданные для него спокойствие и умиротворение. Томми почувствовал, как подняли другую его руку, и услышал голос Сары Джо.

— Мы со Стэном только что возвратились из Сиднея и навещали друзей в Атланте, когда мне позвонила Мими. Я делала то, что ты велел. Подталкивала Стэна к собеседованиям в других странах. Но, обстоятельства меняются, не так ли? — Наступила пауза. Не могла же она ожидать ответа от него. — Томми, ты хоть представляешь, насколько это будет легко для меня? Все, что мне надо сделать — это сжать одну из трубок на твоём дыхательном аппарате, и остановить доступ кислорода.

В этот момент Томми осознал, что дышит не самостоятельно. Шипение, от которого он очнулся, издавал аппарат искусственной вентиляции лёгких.

— Или я могла бы незаметно вытащить из кармана шприц и ввести инсулин прямо в твою капельницу. Я бы повернулась спиной к медсестрам, и они бы знать не знали, что я сделала. Ты уже получил определенную дозу инсулина, так что, даже если сделают вскрытие, в чём я сомневаюсь из-за серьезности твоих ранений, они сроду не найдут передоз инсулина. Это будет очень легко. Слишком легко.

Томми знал, что должен запаниковать по поводу того, что говорила Джо, но ничего такого не было. Он почувствовал, как на него снизошло умиротворяющее блаженство. Он никогда не испытывал ничего подобного. Оно, вне всякого сомнения, не было земным. Джо склонилась над больничной кроватью, угрожая его жизни, и Томми знал всем своим существом, что это сойдёт ей с рук. Она была руководителем сестринской службы, а ее муж — главным хирургом. Они были близкими друзьями. Никто не заподозрит или даже предположить не сможет, что она стала причиной его смерти.

Ему следовало начать волноваться. Он должен был испугаться. Но, как ни странно, этого не было.

Томми почувствовал необъяснимую тягу. Зов. Ему казалось, что его куда-то зовут. Внезапно он увидел свет и возжелал оказаться рядом с этим светом больше, чем когда-либо в своей жизни. Даже поиски женщины, в которую он всегда был влюблён, длившиеся всю его жизнь, не тянули его так, как это делал свет. Женщину, которую он любил. Джинни. Его дети. Мими и Джейсон. Теперь он может их видеть.

Когда стал вспоминать прожитую жизнь, Томми получил дар прочувствовать каждый радостный момент, который когда-либо испытывал с ними всеми. Это было прекрасно, и чуть не затащило его назад, но не шло ни в какое сравнение со светом. Светом, который был настолько ярок, что должен был ослепить его.

Джинни.

Он не мог уйти. Не хотел уходить. Они нуждались в нем. Они нужны были ему. Тогда Томми попытался отвернуться от света, и именно в этот момент увидел это. Точно так же, как дар мгновенной радости, который почувствовал несколько секунд назад, он заглянул в будущее своей семьи. Томми видел их скорбь по поводу его смерти. И как бы сильно увиденное ни ранило его сердце, он знал, что она сменится окончательным принятием и покоем. Он знал, что о них позаботятся. Знал, что они будут жить счастливой и полной жизнью. Был уверен, что всегда будет занимать особое место в их сердцах.

И в глубине души понимал, что должен отпустить их. Отпустить ее.

Джинни.

Он заставил произойти то, что не было предначертано. Неужели он думал, что то, что он сохранил пару прихваток или выгравировал ее инициалы на Библии, будет иметь какое-либо значение при принятии решения об их будущем? Томми правда верил в то, что все, что он делал, просчитывая заранее или нет, было связано с тем, что он руководил судьбой, которой мог манипулировать в своих интересах? Он должен был двигаться дальше после того, как Гризз женился на ней? Ему следовало продолжить жить своей жизнью и дать другой женщине шанс?

Томми знал, что ответ — нет. Он провел лучшие пятнадцать лет своей жизни в браке с Джинни. Это привилегия, быть ее мужем и растить их детей, и он бы не променял ее ни на что. Сейчас он всем сердцем поверил, что в течение того короткого времени, что она была у него, она принадлежала лишь ему. Джинни любила полностью, честно и, безусловно, и он знал, что если очнётся, она проведет с ним весь остаток жизни. Но он был не уверен, что хочет просыпаться.

Джинни.

Стрельба была случайностью. Какая духовная сила подтолкнула его за день до этого уговорить ее надеть бандану? Его разум боролся с его же собственными мотивами. Он даже вспомнил, что сомневался в своем здравомыслии, когда у него возникла эта идея, но не смог ее отпустить. Это был его последний ход в шахматной партии, которую он начал так давно и позже забросил? Или Томми был настолько гордым, что не мог просто поверить на слово Джинни, что она хочет быть с ним? Он заставил сделать последний ход — и что доказать? Получить удовлетворение, глядя в глаза Гриззу и видя боль, которую принесет ему отказ Джинни?

Эйфория излилась на его душу умиротворяющим бальзамом, даря ему чудесную возможность заглянуть в собственное сердце. Нет, это не гордостью и не вызовом Гриззу была продиктована его настойчивость в том, чтобы она надела бандану. Здесь было нечто большее.

Гризз. Его заклятый враг столько, сколько он себя помнил. Но вдруг Томми перестал рассматривать его в таком качестве. Словно приподнялась завеса, и вместо бессердечного преступника Томми увидел мужчину, который, если Джинни ему разрешит, вернется и станет заботиться о его семье, и защитит ее. Мужчина, которого в один прекрасный день примет Мими, а Джейсон будет брать с него пример. Томми знал, что его мирское я было бы в шоке от такой мысли. Но у его души было другое мнение. Узрел ли он истину, или видел то, что подсунуло ему подсознание из-за его желания уйти к свету, не беря с собой вину или страх? И после этого он понял, что внутри света не будет ни страха, ни вины.

Джинни.

Все отрицательные эмоции, которые он когда-либо испытывал, исчезли в один миг. Больше не было ни ревности, ни отчаяния, ни депрессии, ни горя, ни страха. Ни капли ненависти. Испарилось даже его новоявленное презрение к Саре Джо. Угасло само по себе. Она все еще что-то говорила, стоя подле его кровати, но он ее уже не слышал. Он видел лишь маленькую девчонку, какой помнил ее ещё с детства. И ее растрёпанные косички и нос, усыпанный веснушками, и яснее всего он видел ее горе.

А вслед за тем Томми почувствовал то, чего не ожидал. Он почувствовал боль, которую она пережила, лишившись матери. Он чувствовал эту девочку, которая плакала так долго и так сильно, что глаза у нее совершенно заплыли. Он слышал ласковый голос Фесса, сжимавшего в объятиях свою единственную дочь:

— Ты теперь моя девушка номер один, Сара Джо. Теперь, когда мама на небесах, ты моя лучшая девушка, и никто никогда не займет твое место. — Неважно, насколько она заблуждалась, именно сейчас Томми понял, почему она сделала то, что сделала. И он простил. Как? Как он смог увидеть и прочувствовать все это?

Джинни.

Свет был теплым. Прекрасным и манящим, и Томми больше не хотел сопротивляться, но чувствовал, что должен. Ради нее. Ради его детей.