— Мне жаль, — произнесла она, будто это было так просто.

Я почувствовала, что у меня дрожат губы.

— И все? Тебе жаль? Вот к чему все сводится?

У меня были такие же голубые глаза, как у нее, и такие же веснушки на носу.

— Ты возненавидела то место с самого первого дня. Возненавидела его дом и возненавидела его детей. Ты не желала ходить с ним, и мне приходилось уговаривать тебя каждые выходные.

— И что?

— И поэтому я не сказала тебе. Не хотела делать еще хуже.

— Как это могло сделать еще хуже?! Как знание того, что он не ненавидит меня с самого рождения, мог сделать что-то хуже?!

Мама успокоила дыхание, взяла себя в руки.

— Я боялась, что меня ты тоже возненавидишь. Возненавидишь за то, что соврала тебе…

— Я бы никогда не возненавидела тебя!

Она сделала глубокий вздох.

— … Двое родителей, которые тебя подвели, двое родителей, которым ты не могла верить, двое родителей, с которыми тебе не хотелось бы быть рядом. Насколько это было бы хорошо для маленькой девочки, которая уже и так страдала?

— Но ведь он был моим папой, — снова сказала я. — Может быть, если бы я знала…

— Может быть, все было бы по-другому? Ничего не было бы по-другому, Кэтти, ты ненавидела находиться там. Ты ненавидела все это.

— Но если бы я знала, мам… у меня был бы выбор…

Она покачала головой.

— Верити была злобной, как и ее мерзкая мать. Ты говорила, что не хочешь отца, не хочешь этого отца. Сказала, что счастливее, когда только мы с тобой.

— Мне было десять! Я сама не знала, чего хочу!

— И я приняла решение. Возможно, это было неправильное решение, но ведь прошло уже так много времени, Кэтти. — Ее голос сорвался. — Я воспитывала тебя совсем иначе, чем они. У нас было не так много всего, у них же было все. Ты была вежливой, доброй и воспитанной. Ценила все, что у нас было, они же не ценили ничего. Тебе не нужны были его деньги, тебе ничего от них было не нужно. Я не видела ничего, что он мог бы предложить, чего бы ты хотела, что стоило бы той боли и душевных страданий, не в тот момент.

— Отца, — сказала я, и мой голос тоже сорвался. — Я хотела отца.

— Не этого отца, — плакала мама. — Ты же не хотела быть там с ним! Если бы я сказала тебе правду, это бы не имело никакого значения, по крайней мере, не тогда, Кэтти. Было уже слишком поздно!

Мне нечего было сказать, в голову не приходило никаких подходящих слов.

Она всхлипнула.

— Не надо меня ненавидеть, Кэтти. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть. Я была просто ребенком. Моложе, чем ты сейчас.

— Я не смогу ненавидеть тебя, мама! Никогда! Я просто…

— Знаю, что тебе уже поздно об этом узнавать. Я знаю, это…

— Просто… — Я покачала головой. — Я так запуталась. И не знаю, что это значит. Не знаю, что это должно значить. Не знаю, изменило бы это что-нибудь… Я имею в виду, ты права, там была Верити… и Оливия… и я даже мальчикам не нравилась…

— Ты не была похожа на них… они так отличались от тебя…

— Но возможно, если бы я знала правду, если бы я была моложе, если я бы дала ему больше шансов…

— Ты все равно не была бы такой, как они, — возразила мама. — Кэтти, ты совсем на них не похожа!

Я подавила всхлип.

— Знаю, мам. И это все из-за тебя. Потому что ты научила меня быть доброй, радоваться тому, что у нас было, а не горевать о том, чего у меня не было. — Я смахнула слезы. — Но ведь ты могла получить больше! У тебя могло быть больше времени, больше денег. Ты бы так много не работала, мам, а ведь ты работала так много. Все время! И это заставляло тебя грустить, я заставляла тебя грустить, а он мог бы помочь тебе! Он мог бы помочь нам!

Она встретилась со мной взглядом.

— О Боже, Кэтти, ты никогда не заставляла меня грустить. С чего ты взяла, что заставляла меня расстраиваться?

Нужно было оттянуть момент.

— Я часто слышала, как ты плачешь, мам. Каждую ночь, иногда неделями. Я привыкла слышать, как ты расстраиваешься, и знала, что это из-за меня, потому что ты должна была все для меня делать. Он мог бы остановить это! Он мог бы помочь!

Мама взяла меня за обе руки и притянула к себе.

— Я много плакала, потому что была молода, Кэтти. И плакала из-за многих вещей. Скучала по твоему отцу, ведь он оставил меня в полном одиночестве, чтобы вернуться домой к своей жене. Скучала по жизни, которую он мне обещал. По всему тому, что как я думала, мы будем иметь вместе. Плакала из-за людей в доме престарелых, милая, из-за людей, у которых ничего не было, ни семьи, которая бы их навещала, ни причин вставать по утрам. Плакала из-за людей, которые умирали в одиночестве, из-за людей, достигших конца своей жизни и не имевших никого, с кем можно было бы ее разделить. Я плакала от отчаяния, что больше не могу помогать этим людям, что не могу брать больше часов, чтобы помогать им, что не могу просто уйти на ночь и забыть о том, что видела. Я плакала по многим причинам, по стольким причинам, что не могу вспомнить их все. Но ни одной из них ни разу не была ты.

У меня скрутило живот. Было так же больно, как когда я была маленькой девочкой.

— Я думала…

Мама покачала головой.

— Ты — самое лучшее, что когда-либо случалось со мной с того самого момента, как я поняла, что ты есть у меня. Ты была самой лучшей вещью в мире. Я так горжусь тобой, и всегда гордилась. Каждую минуту каждого дня.

— Не надо… — сказала я.

Она выглядела испуганной. Я никогда раньше не видела ее такой испуганной.

— Не надо ненавидеть меня, Кэтти, пожалуйста, не надо. Может быть, я приняла несколько плохих решений, но я сделала их с самыми лучшими намерениями. Я делала для тебя все, что могла, и иногда этого было недостаточно. Знаю, что этого было недостаточно, но все равно делала все, что могла.

— Этого всегда было достаточно! — Ее боль отзывалась в моем животе, я чувствовала ее, как свою собственную. — Ты научила меня быть сильной и верить в себя. Научила меня тому, что ценность человека находится внутри, в его сердце и душе. Научила меня сосредотачиваться на том, что важно, и не обращать внимания на то, что неважно. Ты научила меня упорно трудиться и тому, что нужно прикладывать усилия, если хочешь получить результат. — Я сжала ее руки. — Я именно такая, какая есть, благодаря тебе, мам. Как я могу ненавидеть тебя? Ты верила в меня, несмотря ни на что.

— Но я удерживала тебя от твоего отца, который мог бы предложить тебе так много. — Она всхлипнула. — От возможностей, которые могли бы быть у тебя, как и у Верити. Школы, и каникулы, и лошади. Я ненавижу себя за это. Как я могла оставить тебя без этого? Только потому, что мне было страшно? Только потому, что это был слишком большой риск? Потому, что ты казалась такой молодой?

— И я не хотела этого, ничего из этого. И вовсе не поэтому мне так грустно. — Я закрыла глаза. — Мне грустно из-за того, что я провела все свое детство, думая, что он не хотел меня. Мне грустно, потому что, возможно, я не дала ему шанса узнать меня, а не потому что упустила что-то из этих вещей. Все это ничего не значит.

— Мне жаль, милая. Мне так жаль.

Я покачала головой.

— Я не злюсь, мама. Не могу злиться. — Я вздохнула. — Это не только твоя вина. Он тоже должен был сказать мне. Но ничего не сказал, просто отвез к себе домой и попытался впихнуть не на мое место. Он мог бы мне все рассказать. Он должен был мне рассказать.

— Мы оба должны были рассказать тебе.

— Но теперь это в прошлом. Дело сделано, то сделано. К тому же, ты научила меня и тому, как сосредотачиваться на самом важном, что не нужно плакать над пролитым молоком или тем, что мы не можем изменить.

— Я старалась учить тебя всему, что знала. Не то, чтобы мне было чему тебя учить, малыш. Я и сама была не так уж мудра, знаешь ли. — Мама откинула волосы с лица и выглядела такой подавленной.

— Но ты была! Ты научила меня быть той, кто я есть. Я сильная, счастливая, я стараюсь изо всех сил. Всегда. Как ты и учила меня.

— Но я же не была честна! Я не научила тебя этому. — Она все еще была бледной. Все еще печальной. — У нас не должно было быть никаких секретов, Кэтти. Секреты всегда выходят наружу, и они всегда разъедают людей изнутри. Секреты разрывают семьи на части, вызывая трещины, которые невозможно залатать. Это может случиться сейчас, и это будет только моя собственная вина. Это то, чего я заслуживаю. Это всегда было бомбой замедленного действия, ожидающей своего часа, чтобы взорваться. Я только успокоилась. Спустя столько лет, казалось, что самое страшное уже миновало.

Секреты.

Иногда их легче оставлять таковыми.

— И что теперь? — спросила мама. — Что будет теперь?

Я пожала плечами.

— Я подумаю. А потом подумаю еще. — Я вздохнула. — Не знаю, мам. Но я с этим разберусь.

— Мне так жаль, Кэтти. Может быть вы еще сможете навести мосты… может быть, еще не слишком поздно.

— Я в замешательстве, мам, и все равно думаю, что он придурок. Это ничего не меняет. Он все равно обращался с тобой как с дерьмом. Его дети все еще остаются отвратительными для меня. И я все еще чувствую себя никем в его шикарном, роскошном поместье.

— Не надо ненавидеть его, милая. Он не такой уж плохой человек. И никогда не был плохим человеком. Просто жизнь иногда бывает… сложной. Не все всегда идет по плану, не все получается так, как ты ожидаешь или хочешь… Все не так просто. Люди не так просты.

Я прочистила горло.

— Секреты, — проговорила я. — Так много секретов.

Мама кивнула.

— Слишком много. Их было слишком много. Но больше ничего нет, обещаю. Больше никаких секретов. С меня хватит секретов. Мне надоело прятаться, бояться правды. Всегда лучше знать, даже если это трудно. Даже если говорить правду пугает тебя.

Я посмотрела в окно, сквозь шторы была видна большая часть Range, и мое сердце внезапно заколотилось.

Слова просто вырвались наружу.

— Говоря о секретах, — начала я. — Пора рассказать тебе один из моих.