Глава 15

Карл

Дэвид был непривычно спокоен, когда я рассказал ему всю подоплеку. Я не церемонился, а он не вмешивался. Просто наблюдал, как человек, которого я так хорошо знал, старел прямо на моих глазах. Он потер виски, пока я рассказывал ему о последствиях посещения туалета, а потом закрыл лицо руками.

Затем налил ему виски и толчком подвинул через стол, но тот даже не заметил.

— С этим нужно разобраться, — сказал я. — Серьезно, Дэвид, я не потерплю, чтобы все это дерьмо происходило под моим присмотром.

Он вздохнул.

— Столько лет старался. Говорю тебе, Карл, я просто не могу сделать все правильно.

Я откинулся на стуле.

— Почему Верити и Кэтти так ненавидят друг друга? — спросил я. — Какова история, Дэвид? Настоящая история о Кэтти.

Я пытался убедить себя, что это просто профессиональный интерес, что мне нужно защищать своих сотрудников и делать свою работу. Но мои ладони были влажными и горячими, а желудок сжимался изнутри.

Тот пожал плечами.

— Ты имеешь в виду историю моего провала?

Мне было неприятно думать, что под провалом Дэвид подразумевал Кэтти. Ярость застряла у меня в горле, готовая вырваться наружу прежде, чем он прояснит свою позицию.

— Этот роман был полным провалом, — проговорил тот. — Это было еще до тебя, когда мы еще расширялись. Я много работал, а Оливия была занята с мальчиками. Меня никогда не было рядом, не то, чтобы это считалось, а она всегда была такой чертовски озлобленной, Карл. Себ и Домми были шумными ребятами, они выматывали ее. Она уставала, я уставал. Это было дерьмово.

— Похоже на жизнь, — сказал я.

— Дебби была всем, чем не была Оливия. У нее было столько энергии, столько энтузиазма.

— Дебби — это мама Кэтти?

Тот кивнул.

— Моя секретарша. Девятнадцатилетняя. Вдвое младше меня. — Он улыбнулся, заметил виски и сделал глоток. — Мне следовало быть осторожнее, Карл. Нужно было держать штаны застегнутыми.

Я пожал плечами.

— Ты не единственный мужчина, который не смог удержать член в штанах, и уж точно не последний.

— Мы сблизились. Знаю, все так говорят, но это правда. Она слушала. Она всегда слушала, действительно слушала, понимаешь? У нее был самый удивительный смех, самая искренняя улыбка. — Дэвид наклонил бокал в мою сторону. — У Кэтти ее улыбка. Ты можешь видеть каждую эмоцию у нее на лице, эта девочка, она так похожа на мать. И те же веснушки.

У меня в животе что-то сжалось. Что-то неудобное, уязвимое, незащищенное.

— Кэтти красивая девушка.

Он кивнул.

— Я любил ее мать, Карл, это была не просто интрижка. Я смотрел на нее через весь офис и мечтал о другой жизни. Задумывался, каково было бы просыпаться с ней утром, каково было бы проводить с ней вечера, каким был бы наш дом. Как выглядели бы наши дети.

Мой желудок сжался от честности его признания.

— Был влюблен без памяти? — спросил я.

Дэвид не ответил, просто смотрел куда-то мимо меня.

— Мы встречались шесть месяцев, а потом я охладел. Оливия была на пределе, и мне было так жаль мальчиков, Карл. Меня мучило чувство вины. Я уговорил себя сделать еще одну попытку, последнюю попытку. Глупо. Это было глупо. — Он грустно рассмеялся. — Я хотел быть с другой женщиной, но уговорил себя остаться.

— Вполне объяснимо, — сказал я. — Ради мальчиков.

Он встретился со мной глазами, и они были такими же голубыми, как у Кэтти.

— У нас был секс. Лишь раз. Просто чтобы попытаться вернуть искру.

Я поднял руку.

— Ты не должен рассказывать подробности, Дэвид, если не хочешь.

Тот отмахнулся от моих слов.

— Один раз, Карл, это было только один раз, и тогда я все понял. Она не была в моем сердце, и никогда не будет. Я любил Оливию, она подарила мне двух прекрасных мальчиков и создала для них дом, она была там, когда я был никем, и все еще была там, когда меня не было. Она хорошая женщина, Карл, она все еще хорошая женщина, но я был влюблен в Дебби.

— А потом? — подсказал я.

— Я сказал Дебби, что ухожу от Оливии. Она была так счастлива, Карл. Так чертовски счастлива. Я все еще могу представить ее лицо. — Он потер лоб. — Мы говорили о том, как все будет. Строили планы, так много гребаных планов. Все, что мне нужно было сделать, — это сказать Оливии, что все кончено. Я настраивался на это пару недель. Мы были заняты, время пролетело быстро. Две недели, три недели, месяц. Дебби начала нервничать, я видел это в ее глазах, поэтому однажды просто сделал трудный шаг. Поехал домой, подождал, пока мальчики лягут спать, и сказал Лив, что нам нужно поговорить. — В его взгляде было столько боли, когда он смотрел на меня. — Она согласилась, сказала, что нам очень нужно поговорить. — Я понял это, до того, как тот сказал, но не остановил его. — Оливия была беременна, Карл. Черт возьми, беременна.

Я кивнул.

— Верити.

— Наша маленькая принцесса. — Он допил виски. — Оливия знала о Дебби. Я не был так уж скрытен. Она хотела, чтобы Дебби ушла.

— И что ты сделал?

— Я разбил Дебби сердце. — Он вздохнул. — Дал ей хорошее выходное пособие, сказал, что мне жаль, но у меня нет выбора. — Дэвид посмотрел мне в глаза. — Я не знал, что она тоже была беременна. Гребаный ад, Карл, каковы были чертовы шансы? Верити и Кэтти родились с разницей в пять дней. Пять блядских дней.

— Это… мужественно, — улыбнулся я.

— Это чертов кошмар, — возразил он. — Дебби ушла, не желая иметь со мной ничего общего, когда я предпочел ей Оливию. Я случайно узнал, что она беременна от ее подруги, девушки из офиса по имени Мегги. Потом пошел в дом ее родителей и встретился с ней, но она сказала, что все было сделано.

— Сделано?

— Та сказала, что сделала аборт. Она сказала, что ей всего лишь девятнадцать, сказала, что нет партнера, сказала, что нет перспектив. Она была злой, обиженной и враждебной. Дебби сказала, чтобы я ушел и никогда не возвращался.

— Так вот, что ты сделал?

— Именно это я и сделал. И почувствовал, что стало легче, для нас обоих. — Он наклонился ко мне. — Клянусь, Карл, я ничего не знал о Кэтти, пока девочке не исполнилось десять. Я возвращался со встречи в Херефорде, от поставщика «Three Elms Trading Estate», ехал через Муч Арлок, и вот она, моя Дебби, идет по улице, а я останавливаюсь на светофоре. С ней была девочка в школьной форме. Мое окно было открыто, и я услышал голос Кэтти. Она сказала «мама», и знал, я просто, блядь, знал.

— Дерьмо, — выругался я. — Это немного выносит мозг.

— Никогда в жизни я не чувствовал себя так хреново, — признался он. — Я был потрясен, и зол, и противен самому себе. А потом печален, так чертовски печален.

— И что ты сделал?

— Я нашел новый адрес Дебби, поехал туда, когда Кэтти была в школе. Та выглядела так, будто увидела чертово приведение, впрочем я тоже. Она отрицала это, сказала, что Кэтти не моя, но я потребовал показать мне ее свидетельство о рождении. Я был пустым местом, Карл, никем, но даты не лгут. Дебби тогда плакала, плакала и умоляла меня держаться подальше, говорила, что я им не нужен, что они прекрасно справляются.

— Дерьмо.

— Она работала сиделкой, и до сих пор работает. Моя умная маленькая Дебби вытирает дерьмо стариков, чтобы поддержать мою дочь, пока я в нескольких километрах живу чертовски припеваючи.

— И что ты сделал?

Дэвид покачал головой.

— Действовал импульсивно. Пошел домой и сказал Оливии, рассказал, что у меня есть еще одна дочь, и что она приедет погостить. Настоял, чтобы мы рассказали детям, настоял, чтобы пригласили Кэтти в наш дом. Я навязывал свои желания Дебби, угрожал судебным иском, анализом ДНК и всем прочим. Думал, что будет легко. Я был так зол, Карл.

И я знал историю с этого момента.

— Я помню.

— Я мало кому рассказывал предысторию, мне было слишком стыдно, и Оливия была чертовски подавлена. Я молчал, но настаивал, что теперь Кэтти моя дочь, говорил Дебби, что прошлое не имеет значения, важно лишь то, что мы оттуда вынесли. — Он застонал. — Я думал, что смогу все исправить, думал, что, если буду давить достаточно сильно, то люди примут это, научатся любить. Я впервые встретил Кэтти, когда она вылезла из машины в первый день в нашем доме. Я был таким гребаным придурком, Карл, и все сделал неправильно. У девочки не было шансов адаптироваться, мне просто хотелось, чтобы она познакомилась со своими братьями и сестрой, хотелось, чтобы она увидела, какой у нас хороший дом, как ей будет весело. Но она ненавидела его, и Верити ненавидела ее. Все это стало гребаной катастрофой.

— Должно быть детям было тяжело, всем им.

Он кивнул.

— Я думал, что они постепенно приспособятся, научатся жить дальше. Я думал, что у нас все будет хорошо.

— Но все было не так хорошо?

Тот покачал головой.

— Нет, все было не так хорошо. Кэтти ненавидела меня, ненавидела дом, ненавидела детей. Она не хотела туда приезжать, кричала маме, что хочет остаться дома, но я все равно приходил, старался, чтобы все получилось. Тупоголовым, Карл, я был таким тупоголовым. Когда ей исполнилось тринадцать, она больше не хотела меня знать, а когда исполнилось шестнадцать, сказала, что с нее хватит, черт возьми, нас всех. Что не примет у меня ни пенни, ни на что, что не хотела ничего знать.

— Ты оставил все как есть?

— Нет, — ответил он. — Не совсем. Продолжал пытаться, продолжал давить. Это из-за ее матери, она так близка к своей матери. Она даже не позволяла мне произносить ее имя, и сейчас тоже. Кэтти сказала, что я не имею права говорить о ее матери после того, то я с ней сделал, не имею права даже думать о ее матери.

— А как насчет того, что Дебби сделала с тобой? — спросил я. — Кэтти судя по всему не знает? Что Дебби солгала тебе?

Он вздохнул.

— Не знаю, Карл. Я действительно не знаю, что ей известно. Я не поднимал этот вопрос, потому что не хотел усугублять ситуацию. Общение было трудным и без вороха навалившихся проблем. Кэтти не хочет меня знать, как бы я ни старался. Кэтти и Верити начинают сходить с ума, если я слишком усердствую, чтобы добиться успеха, поэтому я перестал, ради спокойной жизни. Не для себя, для всех них.