Она позволяет это. Пока.

Я провожу день, слушая прошения в Большой комнате. Но я заметно отвлекаюсь и мгновенно настораживаюсь, когда в комнату входит воин, подходит к Бриксу и что-то шепчет ему на ухо.

Взгляд Брикса перескакивает на меня, и я вскакиваю на ноги, шагая к нему, в комнате становится тихо.

— Что случилось?

Он оглядывается вокруг и жестом указывает на вход. Я пробегаю взглядом по тем, кто все еще ждет, чтобы рассказать мне о своих проблемах.

— У меня чрезвычайная ситуация. Продолжим завтра.

Раздаются ропот, но я не обращаю на него внимания, выходя из кради вместе с Бриксом.

— Что случилось? Что-то с Алексис?

— С ней все в порядке. Но... она с твоей матерью.

Я закрываю глаза и чертыхаюсь. Проблема не в моей матери. Меня беспокоит женщина, которая проводит так много времени с моей матерью.

Я словно выхожу на тропу войны, проходя через лагерь. Кради моей матери большой, с небольшим садом снаружи, с видом на реку. Она отказывается переезжать в мой кради, настаивая на том, что провела много оборотов в окружении племени и теперь предпочитает уединение.

Как бы сильно меня не тревожила угроза безопасности, я понимаю ее потребность в собственном пространстве.

Когда я приближаюсь, три женщины сидят в саду, погруженные в беседу. Мама сидит рядом с Алексис, которая сейчас бледна и смотрит на Ини, как на змею.

Ини — мудрец нашего племени, и я никогда не предполагал, что эти двое встретятся. По крайней мере, до тех пор, пока я не объясню Алексис, почему она здесь.

Я на мгновение закрываю глаза, борясь с яростью, а затем двигаюсь к ним. Алексис заметно напрягается, ее взгляд тут же находит мое лицо, и ее шок и смятение сменяются гневом.

— Ты! — выплевывает она, и мама на мгновение вздрагивает, потрясенно глядя на Алексис. Шок сменяется весельем, когда Алексис поднимается на ноги, сжимая руки в кулаки и глядя на меня снизу-вверх.

— Я предлагаю перенести это в более уединенное место, — начинаю я, и Алексис издает сдавленный смешок.

— Зачем беспокоиться, если все в этом племени точно знают, зачем я здесь? — ее голос становится жестче. — Знаешь, я задавалась вопросом, почему люди все время называют меня каталь. Я решила, что это вежливый термин для обозначения подружки катая или что-то в этом роде.

— Алексис...

— Но нет. Они называют меня так из-за какого-то дурацкого пророчества.

Ини откашливается, но в ее глазах плещется веселье, а не обида.

Мать бросает на меня укоризненный взгляд. Я практически слышу, как она спрашивает меня, почему я не рассказал Алексис о пророчестве.

— Один год, — шипит Алексис. — Ты сказал, что я могу вернуться домой через один оборот!

Я отмахиваюсь и делаю шаг вперед, понизив голос.

— Да, — вкрадчиво отвечаю я, ярость стучит барабаном в моей голове. — Один оборот. Так что посмотри мне в глаза и скажи, что не бросишь меня при первой же возможности.

— Дексар...

— Отрицай. Отрицай это, моя маленькая лгунья.

У Алексис отвисает челюсть, и мама качает головой, на мгновение закрыв глаза. Ини выглядит еще более удивленной, ее морщинистый рот дрожит, когда она сдерживает улыбку.

— Ты только что назвал меня лгуньей? — Алексис изумленно смотрит на меня.

Я бросаю на нее взгляд.

— А как по-твоему я должен был поступить?

— Хм, может быть, когда я спросила тебя, о чем, черт возьми, говорила Нара, когда утверждала, что она избранная, ты мог бы мне сказать? Или каждый раз, когда я выражала недоумение по поводу того, почему, черт возьми, случайная человеческая женщина стала мишенью твоих врагов, ты мог сказать: «О, Алексис, они думают, что сама судьба привела тебя сюда», — огрызается она.

— И что тогда?

— И тогда, может быть, я бы дважды подумала, прежде чем переспать с тобой, высокомерный болван!

Мама бросает на меня удивленный взгляд, и Алексис, проследив за моим взглядом, краснеет.

— У тебя здесь есть предназначение, дитя, — говорит Ини, и Алексис вздрагивает, ее лицо теряет цвет. Я хмуро смотрю на нее, не в силах понять затравленный взгляд ее глаз.

Я тянусь вперед и хватаю ее за руку, бросая мрачный взгляд, когда затаскиваю Алексис в кради.

— Ты дважды подумала, — бормочу я. — Ты отталкивала меня при каждой возможности, даже когда становилось ясно, что мы подходим друг другу.

Она издает горький смешок.

— Подходим друг другу? Почему? Потому что у меня «свет глаз и белизна волос»? На самом деле ты не хочешь меня, Дексар. Ты никогда не хотел меня. С того момента, как ты увидел меня, ты увидел способ защитить свое племя. Кого-то, у кого есть предназначение.

Что-то в этом слове глубоко ранило Алексис, и я стараюсь быть терпеливым.

— Это неправда. С того самого момента, как я увидел тебя, я хотел, чтобы ты была моей.

Она закатывает глаза, и я тянусь к ней, но она пятится, чуть не спотыкаясь о стул.

— Не прикасайся ко мне.

— Хватит! — рычу я. — Скажи мне, что бы произошло, если бы я рассказал тебе о пророчестве при нашей первой встрече?

— Я бы никогда не согласилась остаться здесь.

— И пожертвовать шансом найти свою подругу? Я так не думаю. Ты бы осталась, но попыталась бы сбежать при любой возможности. И ты никогда бы не поверила, что я действительно хочу тебя, и не только из-за пророчества.

— Потому что это не так! Я не верю в пророчества, но ты и все твои люди, очевидно, верите. Боже, я чувствую себя идиоткой, слоняющейся вокруг и думая, что люди просто были добры ко мне, когда на самом деле они ожидают, что я останусь здесь с тобой, чтобы у тебя была сотня оборотов мира и процветания!

Она вскидывает руки, отворачиваясь, и я пытаюсь подавить нарастающую панику. Алексис смотрит на меня, как на незнакомца. Как будто она даже не знает меня.

— Ты отталкиваешь меня, потому что боишься, — говорю я. — Потому что в детстве тебя постоянно бросали и обижали. Это та жизнь, к которой ты хочешь вернуться?

— Ты ничего обо мне не знаешь, — тихо говорит она.

— Я знаю, что у тебя есть шанс на счастье здесь, со мной. Я буду твоим, я буду с тобой до конца твоих дней, Алексис.

Она тут же качает головой, ее плечи поникли, словно защищая ее от моих слов.

— Ты хочешь меня только потому, что Ини рассказала тебе это пророчество, когда ты был ребенком, — говорит она. — Если бы ты никогда не слышал его, то отпустил бы меня, когда я прибыла сюда. Признай это.

Я долго молчу, и она кивает.

Я вздыхаю.

— Посмотри на меня. Посмотри на меня, — говорю я, и она наконец поворачивается. — Я сразу же пришел в восторг, когда увидел тебя. Думал ли я о пророчестве? Да. Не стану отрицать этого. Но мне понадобилось всего несколько мгновений, чтобы я захотел тебя. Я не знаю, что мне нужно сделать, чтобы ты поверила в это.

Она снова качает головой, и я борюсь со своим разочарованием.

Гнев делает мои слова жесткими.

— Мы ходим по кругу. Со временем ты поймешь, что для меня ты единственная, — она фыркает, и я скриплю зубами, ярость захлестывает меня от ее мгновенного отрицания. — Если ты попытаешься покинуть эту планету, я уничтожу оба корабля, — рычу я, и она отворачивает от меня лицо, сжимая руки в кулаки.

— Ты безжалостный ублюдок. Ты поступил бы так с остальными женщинами?

— С ними так поступаешь ты. Ты можешь мне не верить, но мы созданы друг для друга. Даже без пророчества. Я буду ждать столько, сколько потребуется, пока ты не примешь это.

Она холодно смеется.

— Тебе придется ждать, пока ад замерзнет, — говорит она. Ее глаза наполняются слезами, и я делаю шаг к ней, моя грудь сжимается от ее очевидной боли.

А потом она разворачивается и выходит из кради.