Повсюду чувствовался запах денег, от чего создавался разительный контраст с тем местом, где я провела полдень.
Администратор сидела за стеклянным столом, в который, чтоб меня, был встроен гребаный водопад. Все вокруг было в хроме,серебре и чернойкоже, словно это был какой-то памятник богу современного искусства, который требовал поклонения.
Блестящие мраморные полы под моими кроссовками отражали наш путь, когда мы направились к лифтам.
Адам нажал на кнопку вызова, двери мгновенно открылись, и мы вошли внутрь.
Я не смотрела в зеркало в полный рост, украшавшее заднюю стену лифта. Я не хотела видеть то, что видел он. Я не была уверена, что смогу справиться с тем, какой стала румяной и разгоряченной от его поцелуя.
Всю дорогу наверх мы молчали, пока двери снова не открылись и лифт не выплюнул нас на его этаж. Адам направился к двери,находящейся слева от лифта, и через несколько секунд мы остались в его номере, наедине.
Действительно, по-настоящему наедине, как не были годами.
Закрывшуюся за нами дверь я почувствовала тяжестью на всем своем существе. Давление от осознания того, что мы делим личное пространство, мучило меня, как ничто другое.
Я прошлась по номеру, бывшим зеркальной копией моего слежащим на полу ярко-фиолетовым ковром со светлыми лиловыми волнами и большой двуспальной кроватью, покрытой белыми простынями и серебристым плюшевым одеялом, за которой виднелась черная мраморная стена.
Сбоку находилась большая стеклянная дверь, ведущая на балкон.Секунду посмотрев на нее, я повернулась лицом к Адаму и увидела, что он остался стоять напротив входной двери, баррикадируя собой дверной проем.
Мое сердце не подпрыгивало как сейчас, ни с одним другим мужчиной.
Адам не мог причинить моему телу никакого вреда.
Он мог распять мое сердце и душу.
— Думаешь, я сбегу? — спросила я, глядя на его позицию, на тот «человеческий» барьер, который он создал.
— Я бы сбежал, будь на твоем месте.
— Действительно? — спросила я, приподняв бровь. — Ну, что ж, я здесь, и впервые за много лет мы остались наедине. Что ты хочешь сказать мне?
Адам облизнул губы, и я,следя за этим движением, завидовала его языку, потому что хотела сделать то же самое. Попробовать его рот на вкус, насладиться им и смаковать его снова и снова.
Адам застонал.
— Ты убиваешь меня, Тея. Не смотри на меня так, — пробормотал он.
Я презрительно скривила губы, и хотя я хотела найти утешение в сарказме, заставив Адама еще больше почувствовать себя виноватым, не сделала этого, я не была такой.
Действительно не была.
Адам мог сделать меня более мстительной, чем мне хотелось бы, но я не собиралась ему это показывать.
— Говори, Адам,— сказала я, потерев висок, в котором нарастало напряжение — сегодня просто день откровений. — Мне нужно подумать.
— О чем?— нахмурился он.
Об этом поцелуе. Черт, и о том, что я почувствовала себя так, будто этих двух лет между нами не было.
— Я только что узнала кое-что о своей семье,— вздохнув, сказала я, снова потерев висок. Это была полуправда, и мне было стыдно, что я позволила себе соблазниться Адамом после того, что узнала.
Мужчины... Казалось, они были ядом для женщин моей семьи, но я забыла об этом в ту же секунду, как связь между нами снова ожила.
Адам, немедленно отойдя от двери, направился ко мне, его беспокойство было очевидным.
— Что узнала? Я не знал, что ты отсюда.
Нет, и разве это не странно? Мы так много знали друг о друге, но эту подробность я ему не сказала.
— Я пыталась оставить это в прошлом, — все, что могла сказать я.
— Так зачем переносить это в настоящее, если ты посещала их? — Он нахмурился. — Я думал что, у тебя не осталось семьи.
— Я тоже так думала, — ответилая,стиснув зубы. — Не хочу об этом говорить. Я просто... перерабатываю, наверное. Итак, ты привел меня сюда,и я хочу знать по какой причине.
— Мария снова беременна.
Эти слова были словно кинжал для моего гребаного сердца.
— Пошел ты,— выдохнула я.
Прежде чем я успела отшатнуться от него, Адам удержал меня, схватив за плечи.
— Ребенок не от меня.
— Да она все время вешается тебе на шею, — покачала я головой, задумавшись на секунду над его словами.
— Только когда ты рядом,— сказал он, сжав челюсть. — Мы не... Я не...
— «Ты не» что?
— Мы не спим вместе, —произнес он с холодным безразличием.
— Нет? У меня не создается такого впечатления, когда я вижу вас вместе.
— Она сука, — выплюнул он. — И это все было подстроено Каином.
— О чем ты говоришь?— Я замерла.
— Когда она сказала ему, что беременна его ребенком...
— Они не должны были тогда встречаться. Это против правил!
Он фыркнул.
— Мне нравится твоя невинность. Я не хотел разрушать твои шансы на успех, не тогда, когда это было так важно, поэтому старался, чтобы все эти правила не отражались на нас слишком тяжело. Но Мария и Каин — ужасные люди. Им было плевать на все, и они полагали, что наши семьи заставят тренера сделать им поблажку, если тот узнает об их отношениях. — Адам сдавил переносицу. — Поскольку Каин — кусок дерьма, то, как ты понимаешь, он не был в восторге от того, что станет отцом. — Он сжал челюсть. — Думаю, именно поэтому он так поступил с тобой. Каин не только хотел причинить мне боль через тебя, мне кажется, он просто пытался наказать хоть кого-то, потому что злился на то, что попал в ловушку. Он знал, что отец Марии и наша мать заставят его жениться на этой суке.
Я смотрела на Адама, переваривая сказанное, чувствуя, что слышу его сквозь стену воды. Я знала, что Адам дошел до своего предела, но когда он поделился правдой со мной, мне захотелось…
Черт, мне захотелось сделать Марии больно больше, чем когда-либо прежде. А Каину? Проклятие.
— После, ну, после того, что случилось, мы довольно быстро узнали, что его собираются судить как взрослого. Мария рассказала своему отцу, что беременна, призналась, кто является отцом ребенка, и тот,придя в бешенство, подключил нашу мать, сказав, что Каин якобы изнасиловал Марию. Это еще большая чушь, чем все остальное,— сказал Адам,запустив руку в волосы. — Ее гребаный отец сказал моим родителям, что если те не найдут способ исправить положение, — то есть принесут меня в жертву — он пойдет в полицию и скажет им, что Каин изнасиловал Марию. Каин был несовершеннолетним, которого судили как взрослого. Мы все знали, что за то, что он сделал с тобой, его посадят в тюрьму. А что там могут сделать с насильником?
— Почему ты не рассказал мне все это раньше?
— Я не мог. — Адам поморщился. — Я ненавижу этого ублюдка. Я ненавижу его со всей гребаной энергией, на которую способен, ненавижу его за то, что он сделал, но мама? Она не ненавидит его.
Нет, Анна не ненавидела Каина. Даже сейчас, несмотря на то, что это плохо сказывалось на ее имидже и могло повлиять на ее переизбрание, она навещала его, по крайней мере, раз в месяц.
В течение нескольких дней после посещения она всегда была в депрессии, и я знала, что Дженис в это время месяца всегда была очень деликатна с ней, зная, что хозяйка находится в изменчивом настроении.
Мне показалось странным то, что Анна приняла меня в свою семью, даже была добра ко мне, но одновременно была способна заставить своего сына страдать от безумия своего брата. Было ли это всего лишь фасадом? Делала ли она все это для меня только из благотворительности, которую использовала как средство для достижения цели, — компенсируя свои визиты к Каину приютом бедной сироты, — воплощающей собой американскую мечту — выйти из самых низов и иметь весь мира у своих ног?
Обо мне уже начали писать небольшие истории в прессе. Моя победная серия привлекла внимание людей, которые следили за этими вещами в преддверии Олимпийских игр. Анна обладала многими способностями, и проницательность была одной из них.
— Это несправедливо, — прошептала я, закусив нижнюю губу.
Плечи Адама опустились. Я не знала, что он ожидал от меня услышать, но не могла сказать, означает ли это облегчение или разочарование от моей реакции на его слова.
— Да, несправедливо. — Адам посмотрел на меня таким взглядом, какой бывает у ребенка, который смотрит в окно магазина игрушек и мечтает о подарках, которые никогда не получит.
Эта аналогия напомнила мне меня в детстве и я,закусив губу, подошла к кровати.
— Мама не умерла, — прошептала я, не зная, что еще сказать.
Адам застыл, и я опустила голову, мои плечи безвольно упали.
— Она покончила с собой, — заявил он уверенным тоном, хотя я и видела внезапное сомнение на его лице.
— Нет. Я ездила в этот городок... — Потирая висок, в котором накопившаяся боль ощущалась словно свинцовая гиря, я прошептала: — Я выросла там. Ну, там жила моя бабушка. Мы много переезжали.
— Почему ты вернулась туда, любимая?
Любимая.
Так болезненно и нежно на фоне того, что он мне только что рассказал.
Я не была идиоткой. Я знала, что была причина, почему Адам поступал так. Почему он отрезал себя от меня так, будто я стала вдруг смертельно заразной. Обидно было то, что он не поделился этой причиной со мной, что уклонялся и избегал меня месяцами, но в его защиту могу сказать, что это ничего не меняло, ведь так?
Конечно, это подтверждало, что наша с ним связь была реальной и правильной, как никогда раньше.
Но он все еще был женат.
На неверном осьминоге.
Если Мария снова забеременела, а Адам сказал, что они не спят вместе… Я должна была предположить, что она залетела на стороне. Но, боже мой, как она могла изменить ему? Адам был таким красивым и хорошим человеком. Я возненавидела ее еще больше, хотя до сегодняшнего дня это казалось невозможным.
— Мне повезло. Я встретила Лавинию, которая была подругой моей бабушки,— прошептала я, глядя на свои кроссовки. — Она умирает, и это единственная причина, по которой она открыла мне правду. Отец бил маму. То есть, я знала это, потому что смутно помню, но мама убила его, защищая меня и себя. Она сидит в тюрьме, Адам.