Изменить стиль страницы

— Наверное, нет, но я не могу устоять. Она — милашка. Силу притяжения называет силой присвоения, что тоже имеет свой особый смысл, если задуматься.

Возле дверей уже собралась группа мам. Я заметила Роуз, стоявшую чуть в стороне от остальных под огромным желтым зонтом, и направилась к ее укрытию.

— Привет, Кэт! — Она подвинулась и пустила меня под зонтик. — Стою здесь и думаю, как же все меня достало!

Обожаю Роуз. Она забавная, ругается как сапожник, и хотя обожает своего сына, в то же время презирает все, что касается материнства. Я познакомилась с ней в первый день, и мы тут же подружились.

— Так уж и все? — усмехнулась я.

— Ага, почти. Одно и то же каждый долбаный день. И с Джейсоном стало так трудно сейчас. Вчера закатил мне истерику, потому что горох на тарелке был слишком маленьким. ТАК ЭТО ЖЕ ГОРОХ! Я на такое не подписывалась! А потом он отказался идти в садик без своей Барби. Нахлебалась я дерьма, когда пришлось уговаривать воспитательницу, не желавшую пускать его с куклой, потому что, видите ли, он может ее потерять.

— Да уж, у них у всех в этом возрасте такие закидоны! — попробовала ее утешить, отчаянно пытаясь вспомнить что-нибудь странное, что сделала Грейс недавно, но так и не нашла, что привести в пример. Тогда я рассказала ей историю про «силу присвоения».

— Ну, твой ребенок нормальный, — ухмыльнулась Роуз. — Тебе надо в ту группу идеальных родителей.

Я засмеялась, и обернувшись, увидела трех ухоженных женщин, с нетерпением ожидающих своих чад у входа. Дженис, Патрисия и Анна-Мария — тот тип мамаш, которых Роузи ненавидела всем сердцем, и я знала почему. Они бесцеремонны, нахальны и любят сплетничать даже больше, чем я и Роуз вместе взятые.

По последним подсчетам на троих у них было двенадцать детей, два «Рэндж Ровера», три отсутствующих чувства юмора, один мопс по кличке Барнаби, по крайней мере, одна серебряная звезда в приложении Weight Watchers (Комплексная программа для похудения и здорового образа жизни.) и бесчисленное количество хвастовства о том, какие же неординарные (на самом деле, совершенно обычные) у них дети. Например, взять школьный «День Спорта». Лидер этой маленькой группы — Бэн, сын Анны-Марии, пришел только третьим после двух девочек в соревновании, где нужно было пронести яйцо в ложке. С начала Бэн закричал, затем закатил истерику, а заодно и свое вареное яйцо в учителя. Анна-Мария была весьма разочарована его результатом.

— Это немыслимо! Бэн — прекрасный спортсмен! Эти соревнования несправедливые. Его яйцо визуально было значительно больше, чем у остальных. Не уверена, было ли оно вообще куриным яйцом?

Громко прозвенел звонок, заглушив позывные моего телефона. Я перебралась в конец очереди, чтобы ответить на звонок, пока родители неспеша заходили в школу. Номер принадлежал «Скотиш Трибьюн»! Мое сердце от волнения готово было выпрыгнуть из груди.

— Говорит Наташа. Мы бы хотели предложить вам работу.

Тремя минутами позже, когда все родители находились уже внутри школы, я все еще снаружи прыгала от радости, словно маленький ребенок. 

Я как раз допила кофе, когда Грейс ворвалась в комнату после прогулки с Адамом, держа в руках бутылочку со свежевыжатым апельсиновым соком. Дом моментально наполнился жизнью.

— Привет, дорогая. У тебя были блинчики сегодня?

— Угу. Тетя Хелен попыталась сделать один похожим на Микки Мауса, но я слышала, как дядя Адам сказал, что он больше похож на пенис. Так что она испекла мне обычные, круглые.

— Оу… Ну, хорошо…

Она задумалась, положив крошечные ручки на свои бедра.

— Мама, а почему у девочек нет пениса? Почему у нас багина? Это потому что нам надо садиться, чтобы пописать?

— Правильно говорить вагина. Давай, я сначала переоденусь, а после мы с тобой обсудим попы и вагины.

Шагнув в ванную и сбросив с себя халат, я услышала:

— Мам, а папа тоже иногда садится, чтобы пописать. Я сама видела. Он называет это «делать пи-пи».

— В следующий раз попроси его закрывать за собой дверь туалета, — ответила я, натягивая джинсы, которые не мешало бы постирать еще неделю назад. — Это весьма интимная вещь.

Ее маленькое личико показалось в дверях моей спальни.

— Но я ведь сто миллионов раз видела, как писаешь ты. И он закрывает дверь, только я все равно вхожу.

Это точно. С 2007 года у меня нет такой роскоши, как остаться наедине даже в туалете. Или в душе. Именно в эти моменты Грейс решает сообщить мне что-то архиважное, например, что не может найти игрушку или именно в этот момент ей необходимо показать мне движения из танца. Я в тайне радовалась, что и Питер тоже лишен одиночества в эти минуты. Пусть почувствует, что значит «ни минуты для себя».

— Хорошо, пока я одеваюсь, почему бы тебе не посмотреть мультфильмы, а потом мы пойдем на рынок. Грейс, что смешного?

— У тебя просто огромные титьки. У меня тоже такие будут, когда я вырасту?

— Ну, у тебя будут свои титьки и совсем необязательно такие же. Они не передаются по наследству. Теперь иди и поиграй десять минут.

К счастью, она не спросила, что такое наследство, и убежала в гостиную. Я услышала громкие звуки из «Школы Монстров Хай» и продолжила поиски второго носка в огромной куче неглаженного белья, которая потихоньку росла в углу моей комнаты, ругая себя за бесхозяйственность. Когда мне было двадцать, я свято верила, что к тридцати годам у меня обязательно будет зарплата, которая позволит мне нанять уборщицу. Сейчас же я ждала, когда еще немного Грейс подрастет, чтобы научить ее пылесосить.

Наконец, мы с Грейс вышли из дома и отправились на ярмарку, проходившую каждую последнюю субботу месяца, благодаря которому я воспылала любовью к дрожжевому хлебу. До рождения Грейс, в субботние утренние часы я отсыпалась после пятничных вечеринок. Теперь же по субботам я покупаю домашние джемы и овощи, в то время как мои бездетные подруги наслаждаются утренним сексом и похмельем. Могу поклясться, в эту минуту Керри даже не подозревает, который час.

Мы перешли улицу и направились вдоль парка, где уже вовсю играли в теннис, выгуливали собак и занимались бегом.

Это утро шло спокойнее, чем остальные, так что я не торопясь попробовала сыр и чатни у женщины в платке, пока Грейс прыгала с ноги на ногу, возбужденно решая, какое пирожное выбрать сегодня. Несмотря на то, что порой моя жизнь казалась слишком обыденной, мне достаточно было взглянуть на Грейс, чтобы понять — у меня есть все самое важное в этой жизни: мой удивительный ребенок и полка со свежеиспеченным хлебом.

— Эти фрукты выглядят очень аппетитно, правда, Грейс? Не хочешь попробовать эти груши? Ты же их любишь!

— Я их люблю, мама. Но ТОЛЬКО СУМАСШЕДШИЕ ПОКУПАЮТ ГРУШИ НА СВОИ КАРМАННЫЕ ДЕНЬГИ! Я хочу что-нибудь вкусненькое.

— Фрукты — это тоже вкусненькое, — ответила я, уже зная заранее, что этот бой проигран. Грейс с жалостью посмотрела на меня и продолжила прыгать. Она, конечно, права. Какой же придурок станет покупать фрукты на сбереженные деньги? Тем более в выходной… Когда это я успела превратиться в безрадостную зануду?

Наконец, она выбрала пирожки с джемом, чтобы взять их с собой к отцу, когда увидела свою подругу Кэрон на детской площадке и помчалась к качелям. Я быстро зашагала позади нее, одним глазом наблюдая за ней, а другим сканируя детскую площадку на предмет похитителей детей.

В парке гуляли уже довольно много людей, и я присела на скамейку, наблюдая за играющими Грейс и Кэрон. Она помахала мне с вершины горки, и я помахала ей в ответ, отчаянно борясь с желанием не превратиться в мать-наседку, квохчущую над собственным ребенком каждый раз, едва увидев, что ребенок забрался на что-то повыше, чем тротуар. Я осмотрелась по сторонам, чтобы отвлечься.

На площадке сегодня прогуливались трое папаш, и я их быстренько заценила по степени привлекательности. Парень, который пытался залезть на качели вместе со своей дочкой был сразу же исключен из списка из-за своих бирюзовых скинни джинс, которые были настолько тесны, что он едва мог поднять ногу, чтобы забраться на качели. У второго папы было самое привлекательное лицо из троих, но и он не оказался в числе моих фаворитов. Он был слишком опрятным и чистым, таким же был и его сынок. Очевидно, их двоих собирала на прогулку жена, которая, скорее всего, осталась дома делать генеральную уборку с хлоркой в руках и успокоительными во рту. Так что сегодня приз достается папаше под номером три — высокому мужчине с короткой щетиной в клетчатой рубашке, которая гораздо лучше смотрелась бы на мне. Хотя на ногах его маленькой дочки была странная обувь, наводившая на мысль, что он или слишком устал, или идиот.

Двадцать минут спустя розовощекая Грейс плюхнулась рядом со мной на скамейку и вытерла нос рукавом.

— Ну что, пойдем? — шмыгнула она носом.

— Тебе нужна салфетка? — спросила я, шаря в поисках салфеток в сумке.

— Нет, мне и так нормально. — Сопля на ее рукаве заставила меня подавить тошноту.

— В следующий раз бери салфетки, пожалуйста, — сказала я, собирая наши пакеты. — Так поступать некультурно.

Она усмехнулась.

— Это была чрезвычайная ситуация. Сопля текла по лицу. Лиам Керк из школы все время в соплях, и это противно. Еще он назвал нашу учительницу словом на букву Б.

— Какая прелесть! Держись от него подальше!

— Я не играю с ним. Он дружит с Джозефом МакКензи. Тот самый Джозеф, который принес в кармане в школу мертвую пчелу.

Мы направились обратно домой, и Грейс взяла меня за руку, когда мы переходили дорогу. Помимо наших обнимашек, я обожаю держать ее за руку. Пока ее рука находится в моей, я уверена, что с ней ничего не случится. И мне грустно, ведь когда-нибудь придет тот день, когда ей больше не захочется держать меня за руку прилюдно. Иногда мне хочется, чтобы она подольше оставалась маленькой.