— Ты, — хихикнул Линдси.

Они пересекли Скалистые горы и парили над невидимой копией материальной поверхности земли под ними. Трехмерные потоки холодного воздуха следовали за течением рек далеко внизу. Струи воздуха поднимались с солнечной стороны гор под тем же крутым углом, что и холодный воздух, вытекающий с теневых сторон. Иногда они попадали в ловушку этого круговорота, они несколько раз зависали над горными хребтами в больших вертикальных кругах, пока Рэндольф не приказал включить двигатели.

Тут возникли сложности: как оказалось, ветер хотел, чтобы они летели на юг, бессчетное количество стандартных кубических футов топлива для двигателей было потрачено для борьбы с приказом северного ветра, пока Рэндольф не рассчитал, что они превысили выделенное им количество энергии, и ближайшее будущее судна принадлежит ветру, так они дрейфовали над Рио-Браво в небеса Старого Мехико. Так их несли вперед ветра мрачной скорби, воля которых была очевидна и порывиста, как ночная зарница на их горизонте.

И в мгновение духовной растерянности без предварительного оповещения их спасли здесь, «На юге от границы», представители Братства Аэронавтов.

 Как вообще могли пересечься их траектории? Позже никто из мальчиков не мог вспомнить, где это произошло, во время каких ядовитых воспарений, среди какого шума перепалок, уже превратившихся в рутину, они натолкнулись на этот полетный строй девочек, одетых, как религиозные послушницы, в тона взвихренных сумерек, они рассыпались над массой аэростата, стирающей кляксы звезд, их металлические крылья истово ритмично тряслись, некоторые приближались настолько, что мальчики могли сосчитать болты на картерах их коробок передач, расслышать шум вращения вспомогательных двигателей на нитронафтоле, сурово взирая на проблески суровой мускулистой девичьей плоти. Нет, эти крылья с их тысячами идеально обточенных эллиптических «крыльев» даже в этом слабом свете, прошедшем сквозь угольный фильтр, нельзя было по ошибке принять за крылья ангелов. Серьезные девочки, у каждой—  упряжь из черной лайки и никеля под неминуемой ношей полета, у каждой на лбу крошечная электрическая лампочка, чтобы смотреть на панель управления, перегруппировались и скрылись в наступающей ночи. Бросили ли они хотя бы тогда взгляд на неуклюжее воздушное судно с механическим приводом? Нахмуренные брови, кокетство, смутное предвидение того, что это среди них, этих мрачных девиц, Друзьям Удачи предначертано в конце концов искать жен, жениться, завести детей и стать дедушками — именно в этой блуждающей общине сестер, которая по тайному договору не должна никогда спускаться на Землю, каждый вечер они гнездились вместе на городских крышах, словно стая февральских зябликов, научились находить на этих кровлях, не попадаясь на глаза охране, домашний уют бегства и отторжения, в бурю, под нападками лунного света, каких-то темных летящих вертикально хищников, никогда не являющихся полностью лишь порождением сна, из других миров.

Девочек звали Анютоглазка и Примула, Гли, Блейз и Виридиана, каждая нашла свой путь в это сестринство Эфиристок через тайны беспокойства —  поезд опоздал, любовное письмо пришло невпопад, свидетель-полицейский страдал галлюцинациями и так далее. А тут — эти пятеро мальчиков-аэронавтов, которых сразу очаровал девичий режим полета. Виридиана объясняла: сквозь Эфир бегут огромные волны, человек может их поймать, и волна будет его нести, как морской бриз несет орлана или волны Тихого океана, говорят, несут гавайских серферов. Крылья девочек — это антенны Эфира, воспринимавшие среду, чуть ли не микроскопические, список переменных включал индекс утяжеленного поглощения света, сопротивление спектра и нормализованный Эфиром коэффициент Рейнольдса.

—  Они, в свою очередь, направляются обратно в вычислительное устройство, контролирующее параметры наших крыльев, —  сказала Виридиана, —  настраивая их «перо» за «пером» для максимального увеличения подъемной силы Эфира.

  — Это, должно быть, Эфиристка, — прошептал про себя Чик.

 — Будущее не за паром, — заявила Виридиана. — Сжигать мертвых динозавров и что там они ели — не решение проблемы, Мальчик с Коленвалом.

И она начала объяснять ему основы Эфиродинамики, благодаря которой девочки могут летать.

 — Эфир, — объясняла Виридиана, —  как атмосфера вокруг аэростата, может создавать подъемную силу и тащить по Земле, так же, как он движется в пространстве. Еще во времена опытов Майкельсона-Морли были дискуссии о пограничном слое.

—  Неровная поверхность планеты, — начал понимать Чик, — горы и тому подобное создают вихри, препятствующие отделению...

— Кроме того, мы знаем, что его плотность пропорциональна кинематической вязкости в пересчёте на площадь в секунду, а также —  плотности пограничного слоя.

—  Но вязкость Эфира, как и его плотность, не принимается в расчет. Это очень тонкий пограничный слой, в котором Время невероятно растягивается.

   Дерби, случайно это услыхавший, отошел, качая головой:

   — Словно тут поблизости Сидни и Беатрис Вебб.

 — А также очень быстрый подъем, — продолжала Виридиана, — от нуля к скорости преобладающего ветра Эфира, какой бы она ни была. Значит, чтобы рискнуть столкнуться со всей его мощью, нужно рискнуть подняться высоко над поверхностью планеты. В нашем случае — не намного выше уровня крыш.

Чик и Виридиана оказались самой проблемной и неопределенной из пяти пар. Чик иногда вел себя так, словно его сердце находится еще на месте предыдущих приключений, а день Виридианы часто скатывался в сентиментальный плюсквамперфект.

Линдси Ноузворт, диагностированный матримониоманьяк, был поражен сильней всего первым раскосым пятном лица Примулы.

 —  Примула Ноузворт, — вскоре он обнаружил, что шепчет это снова и снова. — Примула Ноузворт..., — ни одна часть корабля, ни одно мгновение дня не было свободно от этой смущенной хандры. Звуковой эквивалент татуировки моряка.

   Что касается Майлза,

—  О, Гли, —  шутя журили ее, — ты всегда была такой гусыней, когда дело доходило до тертых калачей! (В сформулированных вслух чувствах Майлза, хоть их и записали, было не так-то просто разобраться).

Тем временем Анютоглазка была очарована несколько смущенным Рэндольфом (ее неутомимый дар кулинарки и знание трав вскоре помогли ему исцелиться от расстройства желудка).

Блейз и Дерби оказались неистово страстной «парой» с самого начала, бывший талисман впервые оказался в обществе женщины даже не косноязычной, нет, фактически головокружительно парившей среди богатств эфира, которые, как оказалось, полностью принадлежали ему.

— Неужто я утратила разум, — спрашивала Блейз, — здесь без дуэньи, среди таких людей, как вы, и тому подобное.

Она наблюдала за ним пристально, но любезно, в оправе кровельной плитки ее ночевья, рассыпавшейся в том, что также могло быть бесконечным членением, ржавым великолепием вечернего неба, темневшего, пока они стояли и, как казалось Дерби, ждали, хотя чего именно они ждали — было выше его понимания. Словно невидимые печи зажгли у них под ногами, древесный дым начал просачиваться и подниматься из дымоходов, крики газетчиков доносились с простиравшихся внизу улиц, пронзительные, как песня. Вступало арпеджио колоколов, у каждого — собственное давнишнее имя на местном диалекте. Огромные диски истрепанных за день птиц склонялись и кренились над площадями, от мала до велика, в одно мгновение вечерний свет смазывал их, как соус, в другое — отталкивал.

К утру, когда все девочки были на борту, ветер изменился. Теперь, как Линдси трижды подтвердил во сверхурочное время, он всего за пару минут доставит их по дуге в пункт назначения в Калифорнии.

Вот так они летели на северо-запад, однажды ночью посмотрели вниз, и их взорам открылась россыпь бесчисленных огней, если верить картам, это был Город Пресвятой Богородицы, Царицы Ангелов.

  — Боже мой, — воскликнула Анютоглазка, — где на Земле находится такое?

  — В этом-то и проблема, — сказал Чик. — Это находится «на Земле».

Пересекая Континент, мальчики удивлялись, насколько больше внизу стало земель, зараженных светом в ночное время — никто не помнил так много света, разрозненные фонари и мотки газового света уступили место электрическому освещению, словно передовые группы рабочего дня неуклонно захватывали и заселяли безоружные внутренние районы ночи.

Но теперь, наконец, летя над Южной Калифорнией и рассматривая белое каление, затопившее пригородные дома и городские площади, спортивные поля, кинотеатры, сортировочные станции и депо, стеклянные крыши фабрик, воздушные маяки, на улицах и бульварах ряды автомобильных фар, вечно ползущих за горизонт, они чувствовали себя неловкими свидетелями какой-то окончательной победы, триумфа над ночью, мотивы которого никто не мог понять.

— Это, должно быть, связано с дополнительными рабочими сменами, —  догадался Рэндольф, — расписание растет и уже не помещается в часы дневного света.

— Так много дополнительной работы, — пришел в восторг Линдси, —  способствует дальнейшему расширению и так уже колоссальной Американской экономики, конечно, это — хорошая новость для нас, учитывая, какую весомую часть своего капитала мы в нее инвестировали.

 — Да, эксплуатация сурков, бедствия и ранний уход в могилу, — проворчал Дерби, — вот благодаря чему мы летаем здесь с таким шиком, делая вид, что всё прекрасно.

— С тобой, Сосунок, конечно, обращаются довольно хорошо в этой корпоративной системе, к чьим банальным недостаткам ты всё еще считаешь необходимым придираться, а от нас они, к счастью, скрыты, а то и вовсе непостижимы.