Стрэй, как оказалось, была действительно богата. Не просто выглядела богатой  — это была какая-то невозмутимость и мечтательность, которую нельзя было не заметить сразу же, а остальные жители округи были кем угодно, только не богачами. Комнатами в верхних этажах правила бессонница. Это оказалась неделя схождений в одной точке. Все, кроме Стрэй, уже почти обезумели, неожиданное появление Рифа и Фрэнка стало еще одной проблемой. А еще были бывшие приемные родители ее подруги Сейдж из давних времен  — мормоны, «священные договоренности» напомнили о проблемах ее матери с этими людьми, обещание Сейдж принять веру, ее последний кавалер, и, может быть, даже другой экс-кавалер, который мог или не мог тоже внезапно появиться, или даже уже был в городе, а еще  — новые факторы, казавшиеся не столько личными, сколько  — почти общественными, группа утвердившихся в вере «друзей»  — скажем, в стиле официальном, возможно, даже в стиле офиса шерифа: «друзья» новоиспеченные, а не эти Мормоны, но не менее требовательные к девушке, обеспокоенные, фактически, в отчаянии от того, что она в безопасности и замужем, они буквально окружили бы пару, словно принуждая к выбору и не позволяя сделать другой...Фрэнк быстро понял, что Стрэй когда-то поссорилась с его братом и Риф ушел, но теперь раскаивается, и Фрэнк ему нужен был только для того, чтобы оттенять его мускулистость. Наверное. Казалось, он практически не знал на самом деле, что делает, и собирался консультироваться с Фрэнком. Словно два невежественных пропойцы окажутся умнее, чем один.

 — В любом случае  — мило, что ты удосужился мне рассказать.

   — Фрэнк, познакомься, это Стрэй.

 — Охохо,  — подумал Фрэнк.

 — Дурачок в семье,  — представился он,  — падаю на хвост, если срочно нужно кого-то обслюнявить или что-нибудь в этом роде.

 В любое время две-три девушки упаковывали или распаковывали вещи, только что вернувшись из поездки или собираясь уехать, так что была одежда только что купленная и еще ни разу не надетая, выкройки для шитья и обрезки ткани, провизия в консервах, стеклянных банках или мешках  — всё разбросано по комнатам. Никаких признаков женской аккуратности здесь не наблюдалось. Но все эти подружки с двухъярусных кроватей  — он никак не мог разобраться, сколько их и как их всех зовут  — были достаточно приятны, сразу пустили Фрэнка на кухню, а со временем  — и в кладовку, выделили ему одну из дюжины пустых кроватей, он не мог сказать с уверенностью, относятся ли они к нему без опаски  — ведь он был братом Рифа. Который готов был защитить Стрэй, если кто-то странно на нее посмотрит. А еще существовала вероятность того, что Стрэй и Сейдж сдадутся и спешно покинут город, если ситуация с кавалерами усложнится.

 Один из этих не очень ожидаемых молодых джентльменов, Купер, когда все-таки неожиданно приехал, оказался застенчивым блондином ростом примерно семь восьмых от того, что ожидалось, с приятным лицом, кроме того, что что-то не то было с его верхней губой  — он загибал ее зубами, словно защищая, будто в его прошлом была какая-то травма, достаточно давно для того, чтобы эта защитная привычка развилась и установилась. Он не заходил в дом, сидел верхом на своем черном с золотом «Харли Дэвидсоне» с белыми резиновыми шинами и латунной фарой, излучавшей свой небесно-голубой свет на прохожих  — несмотря на свою безразлично загнутую губу, Купер им так улыбался.

 Купер припарковался со своим агрегатом через дорогу, Фрэнк, пытаясь быть любезным, пошел туда, чтобы на них посмотреть:

 — Как твои дела?

 Крохотный головорез на транспортном средстве кивнул, отведя фару в сторону.

  — Ищешь Сейдж?  — прозвучало грубее, чем должно было. Возможно, это заставило Купера помрачнеть, но, учитывая диаметр его глазных яблок, он и глазом не моргнул.

 — Просто я думаю, что она пошла на вокзал, поэтому спросил.

   — Встретить кого-то или уехать из города?

   — Больше ничего не слышал.

 — Никто не возражает против перебора струн?  — он достал гитару «Акме» модели «Корнелл», большого концертного размера, заказанную по почте из универмага «Сирс и Робак», когда начал играть, аккорды разносились, как школьные звонки, по всему пыльному городу из конца в конец. Посетители, пришедшие пообедать, косились украдкой из «Двойного Джека» или сворачивали в переулок, чтобы посмотреть, что там такое происходит. Пока приезжий пел, его слишком красноречивый взгляд был прикован к окнам верхнего этажа дома на другой стороне улицы, он ждал, когда там появятся лица, одно определенное лицо, привлеченное музыкой, он то и дело добавлял в гитарные аккорды странные ноты, словно Купер неправильно перебирал струны и лишь каким-то чудом ему удавалось попадать в ноты. Маленькие ребятишки из соседней школы теснились в тени тополей или на ступеньках крыльца, они ели или играли со своим обедом, некоторые из особо угрюмых даже пели хором:

   Против ветра...

   Голубка из Дуранго

   Летит по небу,

   Отважилась в бурю

   Мы ни разу

   Не говорили о любви,

   Иначе я был бы свободен,

   Те времена давно прошли,

   Когда искусственный свет

   Пришел в город,

   Кольца и румяна,

   Атласные платья . . .

   Моя красавица

   Потеряна . . .

   Голубка из Дуранго,

   Верят ли они в стезю,

   как я?

   Упасть в твое небо,

   Даже умереть,

   Голубка, за тебя...

Детские голоса без вибрато, ветер в тополях. Пальцы Купера извлекали визг из спутанных струн скрипучей перкуссией фургона, едущего по грязным улицам. Начало сиесты. Жемчужное безветренное небо. И кто тем временем материализовался в окне верхнего этажа? Жесткие губы парня расползлись в самой неожиданной из улыбок, это была улыбка с трудом скрываемого вожделения. Сейдж появилась на лестнице в бледно-сером наряде салунной танцовщицы, ноги и рассудительность, она спускалась к нему без остановок, у нее и мысли не было постепенно раскрывать подробности своего выхода, легкая и светлая, как дыхание ветра, молодому мотоциклисту она казалась вспышкой, ее обнаженная рука проскользнула в его рукав, он пытался сосредоточиться на блюзе для малышки, она стояла так близко от него, хотя всё равно не смотрела на его лицо.

   Риф не мог в это поверить:

 — Зарплата за три недели за одну вот эту штуку? Должно быть, оно того стоит. Научиться играть не должно быть так уж сложно.

   — Думаешь, тебе это поможет?  — наивно спросил Фрэнк.

Глубокой ночью учитель соседней школы был на террасе второго этажа, готовил еду на следующий день. Фрэнк не мог уснуть. Он вышел на тротуар и увидел учителя:

   — Вы еще работаете?

   — А вы еще слоняетесь там?

   — Я имею право здесь слоняться, полагаю.

   — У меня есть для вас работа.

   — Конечно.

Рядом, в свете уличных фонарей, он не мог не заметить, сколь очаровательна она была  — ее щеки, черные глаза и брови, которые начинали выцветать - влияние пустыни, без сомнения...

  —  Полущите вот этот горох. Вы давно знакомы с Эстреллой?

 —   Ну... она и мой брат...

  —  О Господи. Это был этот Риф Траверс?

   — Был в последний раз, когда я его видел... Я Фрэнк... который не Риф.

  — Линнет Дейвс.

Леди пустыни протянула руку, ровное быстрое рукопожатие. Не мешкая, отметил он.

 — Рифа тут все знают в городе, да?

 — Эстрелла упоминала о нем один-два раза. Не то чтобы мы были наперсницами или что-то такое.

 Поднялся полуночный бриз, принеся с собой шум залива, находившегося неподалеку. Словно ему передалась безмятежность Линнетт, он почувствовал желание просто сидеть здесь и лущить горох, без особой потребности поболтать, хотя изредка поглядывал на нее, любовался ею в фракционном лунном свете, и даже заметил, что она тоже уклончиво посмотрела на него несколько раз.

Это была по-прежнему та же страна? Может быть, что-то случилось с относительной влажностью воздуха? Фрэнк заметил какой-то работающий аварийный размыкатель или механизм выключения, который при появлении интересной или даже интересующейся им женщины мгновенно отсекал любую возможность романтических отношений. В ту эпоху мужчины не вздыхали, но Фрэнк выразительно вздохнул. Мужчина мог полагаться на Маркет-Стрит лишь в ограниченной мере, потом даже это начинало расхолаживать  — плагиальные каденции на пианино в маленьких гостиных, яркий свет и зеркала вызывали противоположный эффект.

Линнет, закончившая свою часть работы, стояла и встряхивала передник. Фрэнк передал ей миску лущенного гороха.

   — Спасибо. Ваш брат работает на своем месте.

 — Хорошо, я ему передам. Нет, подождите,  — неверный ответ, он готов был поспорить.

   Она помотала головой, губыскривились:

 — Я не беспокоюсь ни о ком из них.

 Он понял, что должен на этом остановиться, не спрашивать, о ком еще она могла бы беспокоиться. Она следила за ним, словно повторяла его мысли. Прежде чем ускользнуть в дом, она сказала, оглянувшись:

 — Может быть, нам как-нибудь вместе почистить лук.

 На следующий день он лежал на одной из кроватей и читал «Полицейскую газету», или, точнее, рассматривал фотографии, тут в дверном проеме появилась Стрэй, мягкая, как дверной колокольчик, чтобы посмотреть, проснулся ли он, кивнула, вошла, села на краешек кровати.

   — Ты... ищешь не Рифа?  — спросил он.

   — Нет.

  — Просто я думаю, он через дорогу, видел его...он направлялся в «Двойной Джек» примерно час назад.

  — Фрэнк,  — в сумраке пыльного оконного стекла ее лицо выражало бурные эмоции, которые, как он понимал, не могли быть адресованы ему,  — если бы он не был твоим братом, был бы просто каким-то субчиком, которого сдуло ветром, ты бы знал, что с ним вообще делать, захотел бы вообще ввязываться в неприятности...?

   — Сложно сказать.

О. Снова неправильный ответ.

Она посмотрела на него с нетерпением, руки и шея слегка дрожали:

 — К черту всё, конечно, я могу рассказать тебе намного больше.

 Он пытался рассмотреть в ручейке дневного света из прерии то, что можно было понять на ее лице, скрытом вуалью своего собственного полумрака, он боялся, что неправильно истолкует что-то, ее брови разгладил изменчивый свет девичьей чистоты, а взгляд свидетельствовал о знакомстве с непристойностями, когда ей это было нужно, он полагал.