Внизу в анархистском салуне начался разгул, начали они, как всегда, рано. Они пели в разных темпах и с разной высотой, словно группа Конгрегационалистов, даже нельзя было определить, что это за песня. Различимо высокие ноты девушек привносили компонент любительского веселья, словно они предпочли бы танцы практике будничного обмана. Ботинки топали в странном неамериканском ритме. Лью взял за привычку выпивать для социализации пива в конце дня, и мало-помалу начал замечать, что его соблазнили в политическом и, возможно, романтическом смысле, поскольку вокруг него увивалось достаточно анархистских синичек, которых хлебом не корми  — дай посмотреть, что с изнанки у этого мрачного слуги Пинкертона. Сегодня он должен был променять это на встречу с Нейтом, сомнительный обмен.

Лью устало принял подходящее выражение лица и открыл дверь:

 — Нейт, добрый вечер. Надеюсь, я не заставил вас ждать.

 — Всегда есть какой-нибудь отчет, который нужно прочитать. Время никогда не теряется, Лью, если не забыл взять с собой что-то почитать.

  — Вижу, вам понравился «Вэлли Тэн».

 —  После тщательных поисков нашел одну бутылку. Когда ты успел перейти на виски мормонов?

 — Когда ваши чеки начали возвращаться из банка. Кажется, бутылка опустела на шесть пальцев или даже больше, с тех пор, как я смотрел в последний раз.

  — Мужчина в отчаянии утешает себя, чем может, Лью.

   — Что послужило причиной вашего отчаяния, Нейт?

 —  Прочел ваш последний отчет по делу Кизельгура Кида. Перечитал его два раза, на самом деле, очень напомнил мне легендарного Буча Кэссиди и его банду «Дыра в стене». Хотя вы ни разу не назвали эти имена.

 У Лью действительно был длинный день. Нейт Приветт был одним из этих кабинетных детективов, живших с иррациональной верой в то, что где-то в бесконечных залежах гроссбухов со штрафами, планов маршрутов, оперативных журналов и т.п. вдруг засияют, как видение, открывшиеся ответы, но избави вас Господь на самом деле садиться на коня и ехать в сумеречный край.

  — Забавно,  — пытаясь скрыть раздражение в голосе,  — но ситуация Буча Кэссиди  — уже не редкость здесь в последнее время, передайте, пожалуйста, бутылку, спасибо, может быть, здесь даже не просто какой-нибудь один Кид, возможно, здесь множество заговоров бомбистов, не говоря уже о той маленькой армии выпускников психушки, которые всегда с нами  — они сгорают от нетерпения совершить теракт, или не совершить теракт, но их всё равно в нем обвинят  — теракт от имени Кида...

  — Лью??

  — В этом деле, честно говоря, без стакана не разобраться, и оно становится всё сложнее с каждым днем. Я работаю здесь совершенно один, и иногда даже не возражал бы, если бы Недреманное Око со всеми его корпоративными ресурсами забрало это чертово дело обратно...

 — Попридержи коней, Лью, это не так работает, и, кстати, клиенты продолжают нам платить, видишь, каждый месяц, говорю тебе, они счастливы, нет смысла сдаваться, иначе скажут:

 — Он остановился, словно знал о своей опрометчивости.

 —  А! Вот оно что,  — делая вид, что всё понял.  — Ну вы и скряги.

   — Ну... не надо...

  — Всё это время здесь, вдали от огней Мичиган-Авеню, и никогда не подозревал...почему единственное, что я от вас получил  — это специальная трубка для курения опиума...

  — Давай без обид, Лью...

   — Я улыбаюсь, разве нет?

  — Послушай, в Чикаго мы настолько хороши, насколько заслуживает доверия наша информация, которую собирает для нас здесь Региональный Ответственный Детектив Лью Баснайт, со всем уважением, которым ты пользуешься в этой отрасли...

  — Ну вы и задница, Нейт. Без обид.

 —  Теперь, Лью...

  — Удачи, Нейт.

Следующую ночь он провел с «Уокером» в «Арапахо»  — выпивал один двадцатипятицентовый стакан бурбона за другим, наперегонки с пятью другими быстро пьющими людьми, пил столько, на сколько было монет в кармане жилета, его настигло едва ли не религиозное озарение  — допустим, это произошло год назад, он или кто-то другой жил своей жизнью, это было золотое время, он мог бы работать на правильную сторону уже за много лет до этого, а сейчас может оказаться слишком поздно, уже пройдена точка, когда можно было выстоять перед колесом Джаггернаута, катившимся по ухабам страны.

 Позже он вернулся в анархистский салун, и там, как он почти надеялся, был тот посетитель, пославший ему взгляд о неоконченном деле. Возможно, не Кизельгур Кид, но Лью сейчас был в экспериментаторском расположении духа и решил исходить из допущения, что это был он:

   — Купить вам пива?

   — Зависит от того, пришли ли вы уже в чувство.

   — Будем считать, да.

  — Очень скоро все узнают, будет анархистская работа для тебя, брат Баснайт.

  — Можно кое-что спросить? Не то чтобы я собирался вас осуждать, но, говорят, вы умышленно взорвали один или два патрона динамита. Испытываете какие-то сожаления?

 — Только если пострадали невиновные. Но такого никогда не случалось, не из-за меня.

  — Но ведь многие Анархисты уверены, что невиновной буржуазии не бывает...

  — Вы в теме, я вижу. Ладно. Я могу ничего не знать о буржуазии, которая подскакивает и кусает меня, не так уж много их было там, где я вырос, скорее вы назвали бы их крестьянами и пролетариатом. В основном, выполняя свою работу, мне нужно помнить о необходимости соблюдать осторожность.

  — Ваша работа,  — Лью сделал пространную заметку на манжете рубашки, а затем снова поднял простодушный взгляд:

 — Ну, а что насчет меня? Меня или кого-то вроде меня, кто пострадает?

 —  Думаете, вы невиновны? Черт, мужчина, вы работаете на них  — вы бы меня убили, если бы у вас появилась такая возможность.

 — Мне нужно было бы вас доставить.

 — Возможно, но это  — то же убийство.

  — Вы перепутали меня с Пэтом Гарретом и Вайеттом Эрпом, отморозки фронтира никогда не волновались и, возможно, даже не знали, на чьей они стороне. Мне такая роскошь недоступна, я не поступлю с вами так теперь, когда знаю вас лучше.

 — Это, конечно, облегчение. Ваш стакан пуст. Герман, налей эту пронзительную «Красную угрозу обществу», еще одну.

Мало-помалу заведение наполнилось людьми, началась сельская вечеринка, а Кид или кто-то, кем бы он ни был, с легкостью растворился, и Лью не видел его некоторое время.

Вернувшись в Чикаго, в свой родной заваленный бумагами офис, Нейт продолжил тратить деньги агентства, отбарабанивая одну телеграмму за другой. Сообщал, что ничего не изменилось, региональный офис бдит, всё в порядке. Но теперь нужно еще и нанять рабочих-буровиков с ножницами для резки проволоки на каждую опору ЛЭП, расстояние между ними  — тысячи миль, больше Нейт никогда ничего от Лью не узнал.

Примерно тогда у Лью появилось то, что он назвал своей Стыдной Привычкой. Он находился в приятном маленьком пустынном оазисе Лос-Фацос, большую часть дня работал со взрывными веществами, ему приходилось снимать перчатки (хотя некоторые их никогда и не покупали), пентаэритритол тетранитрат, насколько он помнил, хотя, возможно, что-то немного более экспериментальное, поскольку он посещал пользовавшегося большим уважением безумного профессора д-ра Ойшварфа, возможный невольный источник поставок для взрывных бесчинств Кизельгура Кида, сейчас, по слухам, он работал над различными смесями нитросоединений и полиметиленов. Убийственная и хитромудрая смесь. Утро как-то незаметно перешло в обеденное время, и Лью, должно быть, забыл помыть руки, потому что следующее, что он увидел  — столовая гостиницы в такой палитре цветов, не говоря уж о культурных отсылках, которых здесь не было, когда он пришел. В частности, на обоях был не повторяющийся узор, а одиночное изображение во французском «панорамном» стиле  — очень далекая страна, возможно, даже не на нашей планете, как стало понятно, существа, напоминавшие, хоть и неубедительно, людей, жили своей жизнью  — в движении, поймите, в мареве огромного ночного города, полного башен, куполов и похожих на паутинку тротуаров в свете эфемерной иллюминации, которая не вся была из муниципальных источников.

 Вот появилась «еда» Лью, которая сразу же завладела его вниманием  — фрагменты его «стейка», чем ближе он их рассматривал, всё больше напоминали ему не компоненты животного происхождения, которые человек обоснованно мог ожидать там увидеть, а новые миры кристаллографии, и каждый сегмент, который он отрезал своим ножом, фактически открывал новую перспективу, среди замысловато расположенных осей и полиэдров, словно пчелы в улье, сновали очень маленькие, но отлично видимые жители, которые, судя по их бурной суете, не знали, что он их внимательно изучает, они пели миниатюрное, но гармонически сложное многоголосье кукольными форсированными голосами, каждое слово звенело всё более поликристаллическим светом смысла:

   Да, мы - Бобры Мозга,

   так заняты, как вам будет угодно.

   Хотя не единожды сообщалось,

   что мы ведем себя, как подожженные пчелы.

   Держите этот револьвер в кармане,

   Не вздумайте жаловаться,

   Иначе у вас могут возникнуть неприятности

   С Бобрами Мозга

 — Точно так и есть, — подумал обескураженный Лью,  — аа-а как насчет «Всё в порядке, м-р Б?». Кэрли, официант, стоял у Лью над душой с обеспокоенным и, как ему показалось, угрожающим видом. Конечно, это был Кэрли, но в каком-то более глубинном смысле это был не он.

  —  Вы странно смотрите на свою еду.

 —  Ну, это потому что она странная,  — рассудительно ответил Лью, или ему казалось, что он ответил рассудительно, пока все присутствующие не бросились в суматохе в выходу. Он что-то не то сказал? Сделал? Наверное, ему надо это выяснить...

  — Он безумен!  — закричала женщина.  — Эметт, не подпускай его ко мне!

 Лью пришел в городскую тюрьму в компании нескольких ее завсегдатаев, которые с негодованием его обсуждали, бросая осуждающие алкогольные взгляды. Как только Шериф посмотрел на него и счел, что он не причинит вреда прохожим, Лью вернулся в лабораторию Доктора, выглядел он при этом, можно сказать, немного сконфуженно.