Утром, выпив кофейник на дорожку, Кит оседлал коня и поехал в банк, где всё было так, как обещал Фоли. Кассир, чьи брови выглядывали из-за зеленого пластикового прилавка, посмотрел на Кита с таким интересом, который едва ли проявлял когда-нибудь к кому-либо:

— Еще один парень дока Теслы, да?

Кит провел тридцать шесть часов без сна после гальванического безумия и странного поведения людей и животных, поэтому воспринял эти слова как послание из мест, возможно, намного более дальних, чем те, из которых оно поступило на самом деле. Где-то на Ист-Платт-Стрит на обратном пути, направляясь к башне с трехфутовой медной сферой на верхушке, которая ловила солнечный свет прерий, Кит вдруг был поражен страстной жаждой, или, как он думал об этом потом, осознанием желания принадлежать к этой банде путешествующих в Эфир и его тайны, стать, por vida, на всю жизнь, одним из парней дока Теслы. На расстоянии мили от испытательной станции он вдруг понял, что готов согласиться с планом Фоли на его жизнь.

 — После окончания колледжа я буду работать на мистера Вайба, пока не выплачу долги, верно?

—  Да, верно, а если вы подпишете еще вот этот документ, просто стандартная форма...Конечно, воспринимайте это как оплачиваемый воинский призыв. Мы — старые хрычи, помнящие Восстание, мы принимаем эту траекторию движения мира, один элемент общества, желающий избежать чар недовольства, это — ваш случай, вы должны выучить все эти предметы, которые преподают в колледже, иначе мы будем платить за кого-нибудь другого, кто проглотит всё с жадностью. Базовое соглашение. Вышеуказанные лица получают в долг деньги беззаботно и свободно, мы, указанные ниже лица, получаем свою наличность без промедления, и, в зависимости от работы, может быть, даже, иногда удовольствие.

— Но вы говорили, что после Войны считали, что этот человек всё равно остается вам должен.

— Воздержимся от замечаний о том, как мистер Вайб и другие видные выкупленные души его эпохи вольны себя вести. Не говоря уже о кривой прибыли, которая растет в их пользу, пока они продолжают вальсировать, некоторые из них даже сегодня не способны представить настоящие проблемы в какой-либо форме. Мы, нашедшие больше, чем могли бы вынести, считали, что имеем право на репарации, наши раны тела и души — дебет их благодати, скажем так.

— Если бы вы были социалистом, вы могли бы так сказать, — предположил Кит.

 — Конечно, и разве это не просто классовая система для вас? Вечная молодость, купленная ценою болезни и смерти других. Называй это, как хочешь. Если вернешься на восток, сможешь еще подумать об этих формулировках, если они оскорбляют тебя сейчас, лучше не молчи, мы составим другое соглашение.

— Нет-нет, меня всё устраивает.

— Мистер Вайб думает так же.

 — Он меня не знает.

—   Скоро всё изменится.

   Позже в кабинете Кит подошел к Тесле, нахмуренно рассматривавшему карандашный набросок:

— О, простите, я искал...

— Этот тороид — неправильная форма, — сказал Тесла. — Подойдите на минуту, взгляните.

Кит посмотрел:

— Возможно, тут векторное решение.

— Как это?

— Мы знаем, как должно выглядеть поле в каждой из точек, не так ли. Ну, может быть, мы можем сгенерировать форму поверхности, которая даст нам это поле.

 — Видите это, — полувопросительно сказал Тесла, с некоторым любопытством глядя на Кита.

  — Я вижу что-то, — пожал плечами Кит.

— То же самое начало твориться со мной в вашем возрасте, — предался воспоминаниям Тесла. — Когда мне удавалась найти время, чтобы посидеть спокойно, приходили эти образы. Но они всегда находят время, не так ли.

  — Да, всегда что-то. Рутина, что-то.

   — Церковная десятина, — сказал Тесла, — воздаем должное.

  — Я не жалею о часах, проведенных здесь, ничего такого, сэр.

  — Почему нет? Я жалею постоянно. Их всё время не хватает, в основном.

Когда Кит вернулся взмыленный из Колорадо-Спрингз с новостями о предложении Фоли, Вебб не желал об этом слышать:

— Ты с ума сошел? Я попрошу кого-нибудь написать им письмо с отказом.

 — Тебя они только и не спросили.

  — Они зависят от меня, сынок.

  — Они не знают о твоем существовании, — возразил Кит.

 — Им принадлежат здесь шахты Думаешь, меня нет в их списке? Я включен в любой список. Они пытаются купить мою семью. А если золото не действует, рано или поздно перейдут на свинец.

— Не думаю, что ты разбираешься в этом вопросе.

 — Каждый невежественен в чем-то. Для меня это — электричество. Похоже, это богатые парни.

 —  Они так легко могут себе это позволить. А ты можешь?

 Всё разваливалось. Вебб чувствовал, что проигрывает сыну в споре. Он слишком быстро спросил:

— И какова расплата?

  — После выпуска я пойду работать в корпорацию Вайба. Что-то не так?

   Вебб пожал плечами:

— Ты будешь принадлежать им.

  — Это стабильная работа. А не как...

  — Как всё здесь, — Кит оглянулся по сторонам.

Вебб понял, что это конец:

— Ладно, хорошо. Ты — или мой мальчик, или их, сочетать это не получится.

   — Я должен выбирать?

  — Ты не собираешься, Кит.

— Не собираюсь.

Эта реплика вырвалась прежде, чем мальчик мог подумать или осознать, какое горе отразилось на лице Вебба, которое ему приходилось поднимать, потому что Вебб продолжал расти.

 — В таком случае, — Вебб притворился, что изучает какой-то документ от начальника смены, — уезжай, когда захочешь. Со мной всё в порядке.

С тех пор они взяли за привычку не встречаться взглядами, и, как оказалось потом, у них никогда больше не было возможности посмотреть друг другу в глаза снова на этом безлюдном подветренном берегу в провинции смерти.

  — С ним немного сложно, - показалось Мэйве.

 — Тебе тоже? Ты наблюдаешь за ним в последнее время, черт возьми, он — больше не малыш, ты не можешь продолжать с ним нянчиться, как с девчонкой, пока он не станет совсем ни для чего не пригоден.

 — Но он — наш малыш, Вебб.

— Задница малыша. Он достаточно взрослый и, уж точно, достаточно большой, чтобы понимать, что сейчас происходит. Как работает эта сделка.

Вскоре Кит уехал, и эмоции немного утратили остроту лезвия ножа, а потом Вебб начал вспоминать, как они спорили с его отцом Кули, так же громко и так же бессмысленно, и он даже не мог вспомнить, из-за чего каждый раз это начиналось. Хотя Вебб был моложе, когда умер Кули, никогда раньше ему не приходило в голову, что Кули мог чувствовать то же, что сейчас чувствует Вебб. Ему стало интересно, останется ли у него это чувство до конца жизни — ему никогда не удавалось уладить их с отцом спор, и сейчас происходило то же самое, чертово проклятие, происходило между ним и Китом...

Мэйва провела Кита с вокзала, но это было холодное прощание, и в нем было не слишком-то много надежды. Он притворился, что не понимает, почему больше никто не пришел, никто из мужчин. Она надела свою церковную шляпу – «церковную», которую она надевала каждый раз, когда не собиралась стоять под открытым небом, старый бордовый бархат накопил годы дорожной пыли и выцвел на солнце миниатюрных горных вершин. Давно прошли те времена, когда он еще не дорос до того, чтобы посмотреть вниз и заметить это.

Она суетливо бегала по вокзалу, сверяя свои часы, узнавая о местонахождении поезда у дамы — телеграфистки и ее помощницы, несколько раз спрашивала у Кита, достаточно ли, по его мнению, она упаковала ему еды в дорогу. Корнуэльские пирожки и тому подобное.

  — Ну, это ведь не навсегда, мам.

  — Нет. Конечно, нет. Но я остаюсь здесь, не знаю...

  — Всё наладится. Смотри на это проще.

 — Если ты не против, пиши мне. В школе у тебя был такой аккуратный почерк.

— Я буду писать тебе регулярно, мам, так что ты сможешь не упускать меня из виду.

В рядах проводников началось какое-то брожение, словно они ловили далекие невидимые сигналы, пробудившись от общего сна, или, как некоторые клялись, увидели едва заметный след задолго до появления первого кольца где-то вдали свистевшего пара.

 — Я никогда больше тебя не увижу.

Нет. Она этого не сказала. Но она могла так сказать, очень просто. Он посмотрел на нее. Любой незаметный жест отчаяния этого внимательного молодого человека превращал его снова в мальчика, которого ей хотелось оберегать.

Звонок поступил за неделю до того, во время ночной вахты, которую «Друзья» продолжали нести каждую ночь, несмотря на то, что в эту эпоху вахта уже устарела. Мальчик с лицом ангела со старых полотен под мешковатым картузом, козырек которого был повернут боком, появился с телефонным аппаратом, провод которого тянулся за дверь в едва освещенную тьму. Кто мог звонить так поздно, это было похоже на розыгрыш.

На следующее утро мнения над водянистой овсянкой с луфарем и остатками вчерашнего кофе фактически разделились. У них не было навигационных карт, которые помогли бы найти путь. Их единственной инструкцией было — следовать на юго-запад и ждать корректировок курса с неназванной станции на неопределенном расстоянии, которое сообщат с помощью нового устройства Теслы, установленного на дирижабле, остававшегося безмолвным со дня установки, хотя оно было заряжено током и четко настроено.

Голоса, которые звучали в течение следующих нескольких дней, было сложно соотнести с каким-либо происхождением в сфере материального. Даже лишенный воображения Линдси Ноузворт рассказал о возникшем у него чувстве легкого, но устойчивого холодка в локтях, когда из устройства начинал доноситься этот хриплый шепот.

 Сейчас они поймали западный ветер, который должен был с едва ли не геометрической точностью принести их на безлюдные и малоизвестные острова Индийского океана Амстердам и Сент-Пол, недавно аннексированные Францией.

Они летели на высоте нескольких десятков футов над вздымавшимися волнами враждебного моря, усеянного островами из голых черных скал, незаселенными, без растительности.

— Когда-то, — начал рассказывать Майлз Бланделл, — во времена первых исследователей каждый из этих островов, независимо от того, насколько маленьким он был, получил свое собственное имя — столь невероятно было их изобилие в море, столь благодарны были Богу их первооткрыватели за любой берег...но в наши дни эти названия забыты, это море снова впадает в анонимность, каждый остров, вырастающий из него — лишь еще одна темная пустыня.