5 Даниэла

      Я поднимаю со стола отца пресс-папье в форме сердца, скользя большим пальцем по гладкой керамике. Я сделала его для Papai⁶ в первом классе, когда моя жизнь состояла сплошь из радуги и единорогов.

Он хранил этот странный маленький подарок на том же месте на столе все эти годы. Оно стоит перед фотографией, на которой мы с мамой хихикаем нос к носу. Её лицо сияло, когда она целовала меня на прощание в фойе перед тем, как родители ушли на свидание. Она была великолепна, и всякий раз, когда отец оказывался за объективом, он запечатлевал её красоту в неожиданном ракурсе. Так он видел её – свою Розу.

— Что, если выездные документы не придут? — спрашивает Изабель, прежде чем я успеваю погрузиться в горькие воспоминания.

Изабель живёт в моей семье с пятнадцати – более тридцати лет. Когда я родилась, она стала няней, потом гувернанткой, а после смерти матери моим ангелом. Но всё это время Изабель всегда оставалась мне самым близким другом.

— У нас есть уже почти всё необходимое. Оставшиеся документы доставят сюда. Пожалуйста, не волнуйся.

Изабель всегда много нервничала, но с того дня, когда я сообщила ей, что уеду из страны после смерти отца, её волнение заметно усилилось. Несмотря на её опасения, не было никаких сомнений в том, что подруга, её муж, Хорхе, и пятилетняя Валентина уедут со мной. Мне не пришлось даже просить.

— Жаль, что мы не сможем поехать все вместе, — с сожалением говорит она уже в четвертый раз за это утро.

Мы уже два часа работаем над списком дел в кабинете отца. Она становится беспокойной, когда мы слишком долго занимаемся подготовкой. Мне хочется быть чуткой, но часики тикают с каждым днём всё громче. Нам необходимо уехать, пока такая возможность не исчезла.

Перед отъездом ещё столько всего нужно сделать. Необходимые вещи и те, что облегчат мою совесть.

Я планировала остаться в Порту на время урожая, пока эти животные не заявились в траурный зал. Они еще не отважились показаться здесь, но это произойдёт.

У меня мороз по коже от одной мысли о том, что Абель и Томас Хантсмэны осквернят дом родителей. После смерти отца это лишь вопрос времени, когда они нанесут мне визит. Изабель тоже это понимает.

Если повезёт, когда они придут за мной, меня здесь уже не будет.

— Ещё не поздно пересмотреть схему поездки, Даниэла.

— Безопаснее путешествовать раздельно, — мягко говорю я, пытаясь оставаться терпеливой. — Одно дело, если ты поедешь со мной в Канаду на встречу с двоюродной бабушкой, но если твоя семья поедет с нами, это вызовет подозрения.

Изабель кивает и встаёт, направляя прилив нервов на то, чтобы навести порядок в и без того чистой комнате.

Мы проработали каждую деталь десятки раз. Схема сложна, но сложность необходима, если хотим исчезнуть.

Некоторые части плана в действии уже много лет. Отец был влиятельным человеком с влиятельными врагами. У нас всегда был припасен план побега из страны, который мы могли привести в действие в любой момент – при необходимости.

Это время настало.

Я наблюдаю, как Изабель одёргивает занавески на окне, выходящем на раскинувшиеся в южной части поместья виноградники, которые принадлежат семье матери уже более трёхсот лет. Климат на южной стороне создает идеальные условия для выращивания винограда, в отличие от других. Именно этот виноград преображает обычный портвейн в нечто выдающееся.

Это самые важные виноградники во всей стране, объект Всемирного Наследия, а теперь и моя ответственность. Моя. Это почти смехотворно.

— Не волнуйся, — уверял отец больше раз, чем я могу сосчитать. — Тебе помогут, когда меня не станет.

Несмотря на его обещания, что он решил все вопросы и принял меры предосторожности, когда узнал, что умирает, было очевидно, что никто не пойдёт за молодой женщиной. В отличие от отца, я верю, что непреклонная преданность, которую люди всегда выказывали нашей семье, умрёт вместе с ним. Всё сложилось бы иначе, если бы я родилась мальчиком – всё было бы совсем иначе.

— Если ты всё ещё хочешь прокатиться, то тебе пора, — говорит Изабель, забирая со стола бумаги и раскладывая их по папкам. — Утро заканчивается, а тебе нужно принять душ и быть готовой к приёму гостей.

Гости. Уф. Прошла неделя после похорон, и я уже давно устала от необходимости принимать гостей, приносящих соболезнования, но я не собираюсь позорить семью, отступая от традиций. К тому же, отец заслуживает этой чести.

Смотрю на расписание и тяжело вздыхаю. Я действительно не могу позволить себе развлечься, но уже одета для этого. Я проснулась с намерением провести сегодня время с лошадьми и в первую очередь оделась для верховой езды. У меня осталось не так много возможностей провести время с Зевсом и Атласом. Лошади – это одна из многочисленных причин, по которым покидать Порту так больно.

Раздаётся звонок в дверь, от которого я вздрагиваю и смотрю на Изабель.

— Мы кого-то ждём?

— Не в этот час, — настороженно говорит она. — Но люди продолжают присылать цветы и еду. Очень много еды. ― Она взмахивает руками. — Я раздавала её персоналу, чтобы они забрали её домой семьям, но у нас всё равно осталось больше, чем мы можем съесть.

— Отошли еду в Святую Ану. Там должны знать семьи, которым необходима еда. Мы не должны дать ей пропасть зазря.

Это действительно так. Жареное мясо, овощи и торт с ромом на пороге – наименьшая из проблем. А вот Абель и Томас – вот о чём в действительности стоит волноваться. Уверена, когда раздался звонок, это промелькнуло и в мыслях Изабель.

Мы смотрим друг на друга в тишине, пока слышим, как к нам приближаются шаги. Если приносили еду или цветы, Хосе, дворецкий отца, относил их прямо на кухню, не тревожа нас.

Не дожидаясь стука, Изабель встаёт и распахивает тяжёлую французскую дверь.

— Прошу прощения, — встревоженно произносит Хосе. — Антонио Хантсмэн здесь, чтобы увидеться с Даниэлой.