10 Даниэла
Антонио отходит к дальнему окну и выглядывает на улицу, чтобы мне не удалось уловить больше фрагментов разговора. Впрочем, это неважно. Мне неинтересен его звонок.
Мой взгляд прикован к его спине. Широкая в плечах, плавно сужающаяся в виде буквы V.
Его пиджак сидит как влитой. Великолепная ткань простирается по его широким плечам так, что у меня текут слюнки.
Это правда. Хотелось бы мне, чтобы это было не так, но я не стану обманывать себя.
Антонио прижимает телефон к уху левой рукой, пока правой упирается в оконный косяк. Положение его руки с длинными пальцами на дереве пробуждает воспоминания. Мои глаза стекленеют, и я вновь чувствую пульсацию между ног.
Я восхищена этими сильными руками.
Как в тот день.
Когда мы были подростками, то с подругами следили за Антонио и его друзьями, Кристиано и Лукасом, словно они были знаменитостями. Несмотря на то, что мои чувства были односторонними, мне это не мешало царапать «Даниэла + Антонио» внутри нарисованных сердечек в блокнотах.
Это была невинная влюблённость, пока мы не поймали его, целующегося с Маргаридой Пирес, в аллее на краю площади. Маргарида была старшей сестрой моей подруги, Сюзаны. Она была красива, чьи волосы были цвета чистого золота, а на округлую полную грудь смотрели мужчины всех возрастов слишком долго.
Сюзана, Элизабет и я стояли на балконе, выходящем на улицу, в городской квартире моей семьи, шпионя за Антонио и Маргаридой. Сюзана и Элизабет не могли перестать хихикать, глядя на их поцелуи, но я была заворожена его прикосновениями к ней и её реакцией.
Маргарида стояла спиной к каменному зданию, а его правая рука возвышалась над её головой. Они жались друг к другу, как стебли лаванды между страницами книги.
Антонио скользил губами и умелыми пальцами по её коже, шепча что-то, слышимое только ей. Когда он приник ртом к её шее, веки Маргариды затрепетали, и она запрокинула голову назад, а её распухшие губы распахнулись в идеальной букве «О».
Я почти слышала её вздохи, почти чувствовала её удовольствие, как своё собственное.
— Эй, — окликнул их один из моих охранников, когда поймал нас за шпионажем. — Снимите комнату, если не хотите зрителей.
Они взглянули туда, где мы сгорбились на балконе за железными перилами. Маргарида отвернулась, но Антонио вздёрнул подбородок в нашу сторону с бесстыжей ухмылкой на великолепном лице.
Другой охранник выгнал нас с балкона, и больше я ничего не видела. Но это не остановило моё одиннадцатилетнее воображение от сценариев со страстными поцелуями и признаниями в неугасимой любви.
Той ночью я вспоминала их поцелуи вновь и вновь, и когда напряжение возросло, я перекатилась на живот и двигалась, прижимаясь к декоративной подушке, пока тело не задрожало.
Каждую встречу с ним после этого, каждое упоминание его имени, я представляла его губы на своих. Я фантазировала, что все его поцелуи принадлежат мне.
Затем убили мою мать.
И после этого я никогда больше не представляла поцелуи. Да и возможности встречаться с парнями больше не представлялось. Отец увёз меня в целях безопасности, и маленькая девочка с мечтами о страстных объятиях и романтической любви стала лишь короткой главой моей саги.
Но несколько месяцев назад Антонио приехал сюда к отцу. Я наблюдала за ним из окна спальни. На нём был приталенный костюм, облегающий его тело, как и нынешний. Он стал старше того мальчика, которого я помнила, и более серьёзным, но всё равно казался умопомрачительным.
Как бы мне ни хотелось, я не могла оторваться от окна... от него, полных губ и тёмных волнистых волос, которые были зачёсаны назад, а их концы едва касались задней части воротника. Походка Антонио была уверенной и твёрдой, как и всегда. Но издалека в нём была заметна грубость, которой раньше не было. Она добавляла ему загадочности, что делало его ещё более соблазнительным.
Даже если мне не следовало, даже если это оскверняло память матери, я сидела в комнате, пока он был внизу с умирающим отцом, и вновь фантазировала о поцелуе с ним.
Той ночью, когда заглушили свет и дом погрузился в тишину, я дразнила пальцами влажную возбуждённую плоть между бёдер, шептав его имя во тьме, пока извивалась на матрасе.
— Не считая того, что у тебя есть надежные люди, у тебя есть план относительно урожая?
Его низкий голос пугает меня. План? Только это я и слышу, и меня охватывает волна ужаса.