Евдокия ни о чем не думала. Ей было легко и весело. Она смело поглядывала в сторону Крупчанова, предлагала отведать груздочки да свою черносмородиновую. Потом ставила на проигрыватель пластинки и, дивясь своей молодости, приглашала Крупчанова танцевать. На смену ей поднималась Настена. И так было весело им обоим, что если б даже и не уехала одна из них с этим человеком, и то на долгие годы хватило бы им вспоминать те вечера.
— Дуська, Дуська, тебе говорю, хороший это человек, по глазам вижу. Уж мне-то ты верь! Если б не к тебе, а к кому другому сватался, отбила бы и не поморщилась!
Через два дня Крупчанов увез Евдокию в город.
Когда Евдокия последний раз оглянулась на свой дом, у нее сжалось сердце. У палисадника стояла мать, а рядом, обняв ее, Настена.
Настена, пожелав — в который уж раз — счастья, сдернула с головы полушалок, вскинула руки и пропела:
Ты на той горе стояла
И миленочка ждала.
Я под горочкой гуляла,
Красоту свою сожгла…
И долго еще видела Евдокия дом свой с матерью и Настеной у палисадника…