22

В пятницу я сидела в арт–студии долго после учебы, работая над своими планами и периодически обращаясь за вдохновением к Интернету или к книгам, которые я взяла в городской библиотеке. Я изучаю первых фермеров этого района, то, как проектировались здания, чтобы они могли вписаться в их землю. Ничего показного, но все создано для работы, приготовления пищи и семьи. Затем я достаю старые фотографии наших ночевок, когда мы были детьми, как мы использовали верхний чердак для сна, и как мы смогли починить старую тележку для перевозки сена, чтобы поднять все наши закуски по этажам, вместо того, чтобы пытаться уравновесить их, поднимаясь по высоким лестницам.

Но что–то здесь не так. Есть так много возможностей, но я не могу сосредоточиться на одной. Я чувствую себя вялой. Недостаточно просто смотреть на эти пространства со стороны. Мне нужно побывать внутри одного из них. Почувствовать, каково это – взять что–то из прошлого и перенести в будущее.

Когда мои глаза блуждают по моей цифровой доске вдохновения, я натыкаюсь на изображение моей любимой комнаты в MaCA: атриума в здании С. Я смотрю на часы и замечаю, что до закрытия осталось два часа. Это немного сумасшедшее время, но его как раз хватит, чтобы добраться туда, прогуляться и попытаться что–нибудь придумать.

Я прыгаю в машину и проезжаю пятьдесят минут до MaCA, и прежде чем отправиться в здание C, я исследую внешнюю территорию, замечая, что изменилось, а что было намеренно оставлено. Как они разобрали промышленные здания до кирпича, но оставили узоры краски, ржавчины и износа. Как они использовали способы соединения зданий друг с другом, создавая внутренние дворики, чтобы люди могли оценить строения со всех сторон.

Наконец я захожу внутрь, прохожу все здание сверху донизу и заканчиваю в здании С. Я наблюдаю, как свет проникает через двор и окна, смотрю на то, как углы были объединены новым дизайном, чтобы создать совершенно другое пространство. Затем я сажусь и записываю несколько идей. Не то чтобы я могла сделать ремонт в амбаре, но я могу внести в него небольшие изменения, то тут, то там, например, отшлифовать и покрыть лаком старый деревянный пол, поставить новую деревянную лестницу и использовать разные уровни амбара для сна, общения и чтения. Разве не этого все хотят от отпуска?

Через некоторое время у меня болит рука от такого количества набросков, а в животе начинает урчать, поэтому я собираю свою сумку и отправляюсь обратно тем же путем, которым пришел. По дороге я замечаю знакомую фигуру, стоящую перед большим красочным холстом, ее рыжие вьющиеся волосы торчат под разными углами.

– Это потрясающе, – говорю я, подходя к маме и любуясь работой.

– Я говорила тебе, что тебе понравится Ротко, – говорит она, лишь слегка посмотрев в сторону. После инцидента с рисованием в студии между нами все стало как–то странно. Я извинилась, но это было полусерьезно, как и ее прощение.

– Его цвета неожиданные, но все равно красивые.

– Я знаю, – говорит моя мама.

– Они напоминают мне твои.

Мама не поворачивается, но обхватывает меня рукой за плечи и крепко сжимает.

– Итак, что ты здесь делаешь? – спрашивает она.

– Один очень умный человек, которого я знаю, сказал мне, что когда я застряну, я должна искать вдохновение в вещах, которые я люблю. Думаю, это работает. – Когда я смотрю на маму, я вижу, что она улыбается.

Она подталкивает меня бедром. – Не за что.

Мы уже почти дошли до главных дверей в пустом вестибюле, когда я слышу голос.

– Привет, Чарли!

В последний раз, когда я видела Николь Майерс, ее уносил на плече футболист на вечеринке Тессы. Теперь она стоит в шикарном промышленном фартуке за прилавком сувенирного магазина.

– Встретимся дома, – говорит мама, целует меня в щеку и выходит.

– Привет... – говорю я, подходя к Николь. Это похоже на какой–то странный сон, в котором человек из одной части твоей жизни появляется в другой, как если бы ты сидела рядом со своим дантистом на уроке химии. – Ты здесь работаешь?

– Только начала. – Николь ухмыляется. – Я прохожу стажировку. Я начинаю в сувенирном магазине, потом перехожу в главный офис, и в конце концов я смогу помогать в кураторстве.

– Я не знала, что у них есть стажеры нашего возраста.

– Они открыты для старшеклассников летом, когда студенты колледжей уезжают. Я начала немного раньше, потому что кто–то сломал ногу, играя в Ultimate Frisbee. – Она улыбается, видя выражение моего лица. – Ты удивлена, что я этим занимаюсь, да? Ты думала, что я просто спортсменка или что–то в этом роде?

Я чувствую, как краска поднимается к моим щекам. – Нет! – заикаюсь я. Затем мои глаза находят глаза Николь, и я извиняюще улыбаюсь. – То есть, не совсем. Наверное, я просто подумала... разве многие твои друзья не спасатели?

Николь пожимает плечами. – Какая разница? Я хочу заниматься этим. Я хочу заниматься искусством, когда поступлю в колледж, просто я не уверена, чем именно. Я надеюсь, что эта стажировка поможет мне разобраться в этом.

– Это действительно здорово, – говорю я ей.

Николь опирается на стойку, положив подбородок на руку. – Итак, что ты делаешь здесь в пятницу вечером?

Не успеваю я опомниться, как рассказываю ей все об Эве, о своем проекте по амбару Тессы.

– Это так здорово, – говорит она. – Эй, дай мне знать, если тебе понадобится помощь, хорошо? Вообще–то, если со стажировкой у архитектора ничего не выйдет, я уверена, что музей ищет еще стажеров. У них есть программа для приглашенных художников и дизайнеров. Я слышала, что им нужны люди, которые будут помогать в этом на административном уровне. Я уверена, что они были бы рады иметь рядом такого человека, как ты. Ты такая креативная.

– Я планировала уехать из Честер Фоллс, но об этом полезно знать, – говорю я. Андре был прав, я думаю. Возможно, здесь для меня есть больше возможностей, чем я предполагала.

Николь кивает. – Я понимаю. Я тоже. – Она делает паузу. – Но я также знаю, что когда я уйду, вернуться будет не так просто. Поэтому я держусь за это еще немного.

– Что значит, вернуться будет не так легко? – спрашиваю я. – Я имею в виду, что они нас впустят, да? – смеюсь я.

Николь тоже смеется. – То есть физически, конечно, я смогу приезжать, когда захочу, в зависимости от того, где я буду учиться и какая у меня будет работа. Но это никогда не будет ощущаться так же. Никогда не будет такого ощущения дома.

В понедельник днем я сижу в своей машине на школьной парковке, изучаю доску вдохновения на своем телефоне и жду Реджи, когда Андре выходит из машины. Я борюсь с желанием пригнуться ниже на своем сиденье. Очевидно, он уже знает, как выглядит моя машина, но он еще не видел меня. Я смотрю, как он возится со своим телефоном, и думаю, с кем он переписывается или как он собирается сегодня добраться до дома.

Это уже не твоя проблема, Чарли, думаю я про себя, а затем в ужасе опускаю глаза, когда вижу, как в моем приложении появляется оповещение.

Андре Минасяна нужно подвезти.

Я поднимаю взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как он хмуро смотрит на свой телефон, а затем медленно поднимает глаза в направлении моей машины. Мое желание увернуться сильнее, чем когда–либо, но сейчас это было бы еще более бесполезно, поскольку он смотрит прямо на меня.

Прежде чем я успеваю сообразить, что делать, Реджи выходит из парадных дверей позади Андре. – Ты вернулся! – восклицает он, достаточно громко, чтобы я услышала его со своего места. Андре смотрит с Реджи на меня, его взгляд пронзителен. Я чувствую, как в моем животе растет яма. Почему я сейчас так нервничаю?

Пока Андре и Реджи идут к машине, я выпрямляю свою осанку и рассеянно убираю все запасные обертки с переднего сиденья.

– Андре вернулся! – говорит Реджи.

Я пытаюсь улыбнуться. – Понятно.

Андре открывает рот и колеблется. Он извиняюще протягивает трубку. – Извини. Думаю, это было просто не вовремя...

Я сглатываю. – Не беспокойся.

Андре садится на пассажирское сиденье, и мы оба сидим смирно. Я жду, когда Реджи сядет внутрь. Но он все еще стоит справа от двери машины и смотрит на нас.

– Почему вы, ребята, ведете себя странно? – спрашивает Реджи.

– Мы не ведем себя странно, – говорю я.

Реджи хмурится. – Ведете.

– Все в порядке, малыш, – говорит ему Андре. – Просто запрыгивай в машину, и мы отправимся в путь. – И это скоро закончится, я знаю, что он думает.

– Вообще–то, я сегодня не поеду, – говорит Реджи, отчего яма в моем желудке увеличивается в геометрической прогрессии. Андре тоже резко поднимает глаза. Пятнадцать минут вдвоем в машине, когда в последний раз, когда он был здесь, он сказал мне, что предпочел бы делать все, что угодно, только не садиться со мной в машину снова? Отлично.

– Куда ты едешь? – спрашиваю я, и это звучит писком, возможно, даже более высоким, чем обычный голос Реджи.

Реджи с надеждой оглядывается вокруг, пока его глаза не натыкаются на что–то, и он восторженно машет рукой, и я вижу, как Джаспер со змеей машет рукой рядом с универсалом.

– Увидимся, ребята! – Реджи машет рукой, направляясь к фургону. – Андре, увидимся завтра. Нам столько всего нужно успеть.

– Подожди, кто это? – спрашивает Андре, кивая Джасперу, когда Реджи доходит до универсала и забирается на заднее сиденье.

– Ты многое пропустил, – говорю я, садясь за руль.

– Не могу поверить, что у Реджи наконец–то появился друг, а меня здесь не было, чтобы засвидетельствовать это, – говорит Андре, в отчаянии откидывая голову на подголовник, когда мы выезжаем на его улицу.

Я не могу не улыбнуться. – Это было очень здорово.

– Это было очень по–дурацки?

– Там были рептилии.

Андре смеется, откидывая голову назад еще больше, и что–то поднимается внутри меня. Я смотрю на него на мгновение дольше, чем следовало бы, просто радуясь тому, что снова нахожусь рядом с ним, как будто в моей груди надулся воздушный шар. Его глаза ловят мои, и я чувствую, как в животе у меня замирает.