8
«Лжец».
Ладонь Пэйдж опалила мою покрытую татуировками кожу.
— Не прикасайся, нахрен, ко мне.
Дотронься до меня.
«Она обманула тебя».
«Ты жалок».
В голове бушевал рёв, а из помещения словно выкачали воздух. Моё сердце колотилось, стучало и почти вырывалось из груди. Я не мог дышать.
Её глаза. Эти чертовы глаза, наполнились страхом, когда я повысил голос, но её ладонь ощущалась огнем на моей коже. Это была агония и наслаждение одновременно.
— Извини, — произнесла она дрожащим от страха голосом.
Ярость прошлась вдоль моего позвоночника грохочущими волнами. Пэйдж сжалась, пытаясь стать незаметной. Тишина разрослась между нами подобно инфекции, гнилой воздух пах ржавчиной.
— Мне очень жаль, — снова заговорила Пэйдж, её тон был мягким, грустным, почти эфемерным.
Мои плечи опали, и напряженные мускулы челюсти расслабились. Ярость превратилась в мрачные серые оттенки печали. Во мне велась война между ненавистью и любовью, и последствия этого глубоко врезались в мою грудь. Моя рука дернулась к Пэйдж. Прикосновение её кожи лишило меня дыхания, и мне очень хотелось вспомнить её текстуру. Я выругался себе под нос и отвернулся. Мне нужно создать расстояние между нами прежде, чем сделаю то, о чём потом пожалею.
Я выключил стерео, схватил свой телефон и повернулся к палачу. Только на расстоянии я мог притворяться, что она просто очередная галлюцинация; призрак, которого я вызвал, чтобы насмехаться и дразнить меня. Ноги непроизвольно тянули меня к ней — моё тело искало свою половину, и потребовалась вся сила воли, чтобы не приблизиться к ней. Если бы я подошёл слишком близко, то наверняка сгорел.
— Деклан, я не знаю, что сказать.
Это был отказ, которого я ожидал, и боль от него потрясла меня. Я даже не осознавал, что позволил себе небольшую надежду.
— Здесь вообще не о чем говорить, Пэйдж.
Истина ранила, и боль от нее вернула меня в реальность. Пэйдж Саймон была чёртовым призраком. Всё хорошее в нас умерло в тот день, когда умер наш ребенок.
Комната ожидания была стерильно белой. На столах, стоящих в помещении, лежали журналы с матерями и младенцами на обложках, как гигантский «Идите на хер» для тех, кто находился здесь, чтобы положить конец жизни, а не вынашивать её.
Это было последнее место, где я хотел быть. В моей руке сжата холодная ладонь Пэйдж. Она смотрела вперёд, суровое выражение застыло на её лице. Она не хотела и не могла смотреть на меня.
Я умолял её не делать этого. В тот день, когда она сказала, что беременна, я предложил поехать в суд и пожениться. Беременности было всего лишь семь недель, и я предложил подождать, дать себе время на раздумье, надеясь, что она передумает.
Но она была в шоке. В ужасе от будущего, которое я предлагал. Пэйдж сказала мне, что её родители никогда этого не допустят, и, если мы оставим ребенка, они отправят её далеко. Потерять её ... было невозможно для меня.
Я был воспитан так, что тот выбор, что мы сделали, был худшим видом греха, и если мои родители или братья узнают... Я скорее добровольно отправлюсь в Ад.
Но часть меня понимала, что мы слишком молоды, и я хотел бы жениться на Пэйдж, когда она сама этого захочет, а не потому, что мы вынуждены это сделать.
«Она никогда не выйдет за тебя».
Я закрыл глаза. Стресс прошлой недели разрушил весь прогресс в лечении. Уже четыре года, с тех пор как я с Пэйдж, лекарства и терапия действительно работали. Хотя мой врач сказал, что прогресс достигнут благодаря лечению, я знал, что это Пэйдж полностью сдерживала голоса.
— Ты в порядке? — спросила она, и я открыл глаза.
— Нет. — Покачал я головой.
— Я тоже. — Сейчас глаза Пэйдж были лишены того цвета, который я так любил.
— Мы можем уйти. Мы не…
— Пэйдж Саймон, — медсестра в светло-голубой униформе назвала её имя.
Наши руки были соединены, и я собирался последовать за ней, но Пэйдж покачала головой.
— Я скажу им позвать тебя, когда приду в себя.
— Я хочу быть там с тобой.
Её глаза наполнились слезами.
— Пожалуйста, я не могу... Мне нужно сделать это самостоятельно.
Когда она отпустила мою руку, у меня потемнело в глазах. Разлука и пустота, что я чувствовал в своём животе, вызывала у меня боль. Я подумал о том, что и Пэйдж скоро почувствует эту пустоту, если уже не чувствует.
Медсестра посмотрела на нас. Мы задерживали её. Может быть, она хотела пойти на обед, может, она осуждает нас или просто устала от детей, которые принимали слишком серьёзные решения.
— Я люблю тебя, — прошептала она и поцеловала меня в щеку.
Опустошение в желудке росло.
— Я люблю тебя, Пэйдж.
Тогда я не осознавал, что «я тебя люблю» в действительности означало прощание.
Приторно сладкий напиток покрыл моё горло и язык. Я украл немного виски у брата, заперся в своей комнате и пил прямо из бутылки, сидя на полу.
Я снова потерял счёт времени, одурманенный и опьяненный от этого дня и виски. Как долго я был дома? Это было глупо, незрело и безрассудно, но я был лишен возможности мгновенно исчезнуть ... Черт, я хотел быть поглощенным болью.
«Рождественский поцелуй» висел на стене рядом с картиной, на которой я нарисовал глаза Пэйдж. Её глаза в день процедуры были особенно лишены цвета, и я хотел запечатлеть их на память.
Я задержал пристальный взгляд на «Рождественском поцелуе» и ждал, когда возмущение подожжёт топливо из алкоголя. Музыка сердито ревела из динамиков компьютера, и именно этот звук был единственным, что глушил голоса.
Они насмехались надо мной, радовались моим недостаткам, и чем больше я осушал бутылку, тем хуже они становились. От отвращения и ненависти к себе, к ней, к каждой чертовой вещи вокруг, я сжал руку вокруг горлышка бутылки. Хотел раскрошить её, разрушить, и когда она не сломалась под моей хваткой, бросил её в стену. Бутылка врезалась в стену над картиной глаз Пэйдж. Жидкость стекала вниз, создавая иллюзию слез, и в моих собственных глазах начало жечь.
— Деклан!
Я закрыл глаза, желая чтобы голос исчез.
— Деклан, открой дверь!
Ручка двери в спальне начала дёргаться, и стук в дверь заставил меня открыть глаза. Дверь, казалось, вогнулась внутрь, и по венам пробежал адреналин.
— Открой. Чёртову. Дверь.
Лиам.
— Деклан! Пожалуйста. Пожалуйста, Боже, остановись... — панический голос перекрикивал музыку, и дверь напряглась на петлях, пока Лиам сражался с ней с другой стороны.
Я двинулся, чтобы открыть её, но Лиам опередил меня и осколки дерева от двери разлетелись по полу. Ручка висела, сломанная и бесполезная. Я споткнулся, и шум начал пульсировать в моих висках. Глаза Лиама были широко открытыми, когда он осматривал комнату, пахнущую алкоголем.
— Почему, черт возьми, ты не ответил мне? Я думал ... Я думал …
— Что я умер? — слова прозвучали плоско.
Глаза Лиама нашли мои. Его челюсть сжалась, подавляя эмоции, и он сглотнул, прежде чем сказать:
— Ты что, блять, пьян?
— Возможно, немного.
Он прошел мимо меня и выключил музыку.
— Поговори со мной, Декс, что за чёрт?
— Здесь не о чем говорить. — Это были те же слова, что я сказал Пэйдж, и они были верными.
Его челюсть сжалась ещё сильнее, и он схватил меня за плечо.
— Поговори со мной, потому что это дерьмо, — он махнул в сторону разбитых останков своего «Джека Дэниэлса», — ненормально.
— Я её видел, — с трудом, сказал я.
— Пэйдж? — спросил Лиам, еле сдерживаясь.
Я кивнул.
— Я думал, что таблетки работают.
— Я действительно видел её в «Галерее», — сказал я, отстраняясь от его прикосновения.
— «Галерее»? — он был настроен скептически.
— Да, именно это я сказал. Кажется, она работает там. — Я отвернулся от него и схватил мусорную корзину, смущенный осознанием в его глазах.
Я осторожно подобрал осколки и бросил их в корзину. Позднее, разберусь с испорченной картиной. Лиам следил за каждым моим движением, ожидая, что я развалюсь на части. Но я не буду. Не перед ним. Ни тогда, когда он едва избежал своего собственного хаоса.
— И? Что произошло?
— Ничего. Мы увидели друг друга, это было больно, как ад, а затем я ушел.
Я был благодарен, что он не потребовал подробности, потому что детали были моими ... очень личными.
— Ты должен был позвонить мне, а не пить.
— Точно так же, как и ты должен был? — я бросил последний кусок стекла в корзину и задвинул ее под стол.
Он поднял брови.
— Я …
— Ты был в говно прошлой ночью, и я знаю, что ты привел ту цыпочку домой.
— Речь не обо мне, Декс. Тебе нельзя пить, пока ты принимаешь лекарства, это не безопасно, и ты не можешь позволить этой чертовой суке сделать вновь подобное с тобой.
Я сильно толкнул его в грудь.
— Никогда больше не...
— Что? Сказать, как я это вижу? Она бросила тебя, Деклан, ушла, и я устал смотреть, как ты умираешь из-за какой-то суки, которая решила сбежать, не сказав тебе, почему и куда.
Каждая мышца в моем теле болела, пока я сдерживал свою ярость.
— Ты не знаешь, о чём говоришь.
Лиам положил ладони мне на грудь, отталкивая назад.
— Тогда, чёрт возьми, скажи мне! Скажи, как ты всё ещё можешь защищать эту ...
Вся напряженная агрессия вылилась на его челюсть в форме моего кулака. Лиам принял удар с заметной оплошностью.
— Ты ни черта не знаешь! —прорычал я. Я позволил голосу повыситься, позволил себе освободиться, позволил почувствовать пульсацию в моих костяшках, и только тогда опустился на пол. Это было лучше, чем ничего не чувствовать.
— Тогда расскажи мне.
Я никому не рассказывал о том, как и почему мы с Пэйдж расстались. Никогда не признавался в своих грехах. Это не только моя тайна, и рассказать об этом означало предать её.
Лиам молча сел рядом со мной на пол и посмотрел с пониманием, ожидая, когда я сделаю следующий шаг. Это было похоже на то время, когда я был подростком, но теперь Лиам —единственный человек, с которым я мог поговорить о боли во мне. Некоторое время мы сидели в тишине, пока я не набрался смелости.
— Пэйдж была беременна, — я не сводил глаз со стены, следя за быстро высыхающими ручейками виски. Что угодно, лишь бы не видеть разочарования на лице Лиама. — Ты же знаешь, я всегда хотел жениться на ней, Лиам. Но она была в ужасе, в ужасе от варианта жить со мной. Думаю... Думаю, она считала, что избавиться от ребёнка было единственным выходом. Она говорила, что её родители никогда бы не позволили нам быть вместе. А после всё стало... — я опустил голову на руки. — Всё стало по-другому. Она была не такой, как прежде, и я тоже, — я поднял голову.