— Это отвратительно, — меня передернуло, и я запила горечь водой.

Лана рассмеялась.

— Возможно, тебе понравится белое вино. Я куплю что-нибудь на завтра, — она одарила меня ухмылкой, а я покачала головой.

— Я завтра работаю.

— Правильно. Ты... надеешься, что Деклан будет там?

Я кивнула и прикусила губу.

— Мне нужно поговорить с ним.

— Ты можешь сходить в тату салон его брата, в котором он работает. Попробуй противостоять ему на его собственной территории. Заставь его слушать. Он может не появиться в «Галерее», и ты не имеешь права винить его в этом.

Вероятно, она права. То, как я позволила всему закончиться... Я была удивлена, что он вообще был в состоянии смотреть на меня после этого.

— Я бы женился на тебе, я очень этого хочу.

— Я не могу выйти за тебя, Деклан. Мы закончим так же, как твои мама и папа. Тебе пришлось бы найти работу с минимальной зарплатой. Появились бы счета и рты для кормления. Ты бы утратил всё прекрасное в себе, пока топил свои сожаления в бутылке, и, в конечном итоге, возненавидел бы меня за то, что я заманила тебя в брак, который был обречен с самого начала.

Его глаза стали холодными, и он схватил меня за руку.

— Ты причиняешь мне боль, Деклан.

Он усиливал хватку, губы двигались, но слова не выходили. Я захныкала, и он резко отпустил, и я отступила назад, потеряв равновесие.

— Деклан? — задохнулась я, когда увидела, что он поднимет руки к вискам, пытаясь успокоить голоса в своей голове. Деклан что-то бессвязно бормотал и когда, наконец, встретил мой взгляд, его голубые глаза были пусты.

— Я ненавижу тебя за это. Ненавижу, что ты скорее убьешь нашего ребенка, чем выйдешь за меня и будешь жить в бедности. Чем будешь жить со мной.

Он кричал, а он никогда не кричал.

— Нет, нет, Деклан, что ...

— Ты права. Я болен, и наш ребёнок мог быть таким же, и зачем тебе тратить на меня свою долбанную жизнь, — он повысил голос, снова схватив меня за руку и оттащив к двери своей спальни. Он должен знать, что я сделала это для него, для нас. Он был болен, но я любила его. Его прекрасный ум. Иметь ребёнка в таком молодом возрасте разрушит его.

— Я никогда не прощу тебя за это, — хрипел и заикался он, его эмоции победили его. Когда я посмотрела ему в глаза, все моё тело стало пустым. Они были полны слёз, и он стиснул челюсть, отпустив меня из своего захвата... из своей жизни.

Это было впервые, когда он отвернулся от меня, но, на самом деле, это я толкнула его на это. Я потеряла веру в то, кем он был, и не могла пересилить свой собственный страх, чтобы сделать правильный выбор. Я наивно полагала, что мы сможем двигаться дальше, двигаться вперёд. То, что мы, в конце концов, поженимся без бремени в виде ребёнка, когда сами не будем детьми. Но когда увидела чистую ненависть в его глазах, я поняла, что ничего не смогу сделать, чтобы изменить то, что сделала, или то, что он чувствовал ко мне. Поэтому я ушла. И когда он вернулся ко мне... я проигнорировала его призывы, хотя он пришёл в дом моих родителей. Он кричал и воевал с отцом, который угрожал вызвать полицию. Я пряталась в своей комнате, думая худшее о себе, ненавидя то, кем являлась. Я разрушила свою невинность эгоистичным грехом. Поэтому я пожертвовала своими чувствами ради Бога, ради церкви, в надежде, что смогу хотя бы искупить этот грех. Искупить Деклана.

— Я должна была позволить ему войти, Лана. Я должна была позвонить, я должна…

— Ты сделала то, что думала, будет правильным. Вы были ещё детьми, и ваши родители… Ты думаешь, что они позволили бы вам быть вместе после того, как вы сказали им правду. Они бы повесили вас обоих на стропилах в этой проклятой часовне, если бы вы попытались остаться вместе.

Она была права.

— Делай сейчас то, что должна, Пэйдж. Вы снова свободны в выборе и сделаете всё правильно. Он любит тебя, он сам это сказал. Он простит тебя... и даже если он этого не сделает… по крайней мере, вы хотя бы попробовали, и вы сможете двигаться дальше, — Лана отпила вино и кивнула.

— Я дам ему неделю. Если он не появится в «Галерее», я пойду к нему, — и как только я объявила это, чёрное чувство в моём сердце возросло.

— Хорошо, теперь ешь, потому что ты чертовски тощая, и никто не хочет мешок с костями, — она хихикнула, и я улыбнулась.

Я закрыла глаза, все еще ощущая след его поцелуя, его милость жгла мои губы. Он обвинил меня в том, что я — яд для него, но помиловал сладким вкусом обещания.