Глава 15

Лайла

Следующие несколько дней прошли в адаптации к новой жизни за пределами ее спальни.

Каждый день она просыпалась с видом на прекрасные горы с одной стороны и море с другой. Как и нахождение свежей красной розы и маленьких записок на прикроватной тумбочке.

Записки вызывали у нее разные реакции.

От записки «Я сделал пирсинг для тебя» у нее перехватывало дыхание.

Записка «А ты знаешь, что храпишь?» заставляла ее хмуриться.

От «Мне понравилось платье, которое ты вчера надела» у нее потеплели щеки.

И так далее, и так далее.

Маленькие записки, каждый день. Она наслаждалась долгим душем, избегая ванны, в основном из-за воспоминаний, связанных с пребыванием в ванне. Она начала использовать свой планшет для всего. От поиска «как долго варить макароны» до «нормально ли, что жертвы изнасилования хотят снова заняться сексом» и «лучшее телешоу для просмотра».

А те ответы, которые она не находила, она спрашивала у доктора Мэнсона, который сказал ей, что да, это совершенно нормально для жертв изнасилования снова хотеть близости.

Поиски стали более разнообразными, а жизнь приобрела новый ритм.

Она пробовала разные вещи и узнала, что у нее нет таланта к рисованию, ей не нравится сидеть в Интернете дольше нескольких минут, и ей не нравится делать украшения.

Что ей нравилось, так это готовить — точнее, учиться и экспериментировать — и читать, хотя читала она медленно. И это была не физическая книга из библиотеки, которую она с удовольствием читала, а та, которую она нашла в Интернете и попросила Бесси помочь ей купить.

Эта книга появилась в поисковике, когда она искала «роман с изнасилованной героиней». Она была скептически настроена, что таких романов будет немного, но, к удивлению и трагедии, они были.

Похоже, принуждение было более распространенным явлением, чем она думала, даже во внешнем мире.

В книге, которую она читала, рассказывалось об обычной женщине, которую изнасиловали на вечеринке, о ее борьбе и о том, как она снова полюбила прекрасного человека.

Отчасти Лайла могла с этим согласиться.

Эти части — ощущение себя грязной, ненависть к своему телу, депрессия — заставляли ее чувствовать себя увиденной, признанной, как будто кто-то проник внутрь нее и сказал ей, что это нормально — чувствовать то, что она чувствует.

Но другие части, в основном те, где героиня влюблялась в нежного, заботливого мужчину, который на каждой странице говорил ей, как сильно он ее любит и какая она красивая, она не могла воспринимать.

Она отложила планшет и уставилась на море, представляя, на что это было бы похоже. Она представляла себе симпатичного, незлобивого, нежного мужчину, представляла, как он нежно целует ее, представляла себя спящей с ним до конца жизни... и ничего не чувствовала.

Чем больше она узнавала о себе, тем больше понимала, что любовь в фильмах, которые она смотрела вместе с ним, — это не то, что она когда-нибудь поймет.

Сцена в ее сознании изменилась.

Она представила, как бежит в темноте, а ее ловит мужчина, который сам был темнотой, говорит ей, что она его, когда он берет ее, заставляя ее чувствовать себя в безопасности, защищенной и недосягаемой для других чудовищ.

Ей не нужен был хороший человек, говорящий ей, что любит ее, ей нужен был темный дьявол, говорящий ей, что она его.

И, возможно, Дэйнн был таким человеком.

А может, и нет.

Она покачала головой. Кого, черт возьми, она обманывала? Она знала, что он тот самый мужчина для нее, знала уже много лет. Неужели мозг научил ее верить в это? Возможно.

Было ли это «здоровым», как она читала в статьях? Вероятно, нет.

Но, как снова напомнил ей доктор Мэнсон, определение здорового образа жизни, данное другими людьми, не может быть ее определением. Ее опыт был другим, ее прошлое было другим, и все, что заставляло ее расти и исцеляться, было здоровым для нее. Вся информация, которую она поглощала в течение нескольких дней, просто заставляла ее думать — думать, чтобы она могла следовать различным направлениям мысли и решать для себя, с чем она согласна, а с чем нет. Она открывала себя, медленно, но верно, и это было все, что она могла сделать.

Нож на прилавке все еще иногда выглядел заманчиво, но она работала над этим. Встав с удобного мягкого кресла в кабинете, она подошла к столу и взяла маленький блокнот, который завела для себя, и открыла его на последней записи.

«Приготовить пасту на ужин.»

Один шаг за раз. Именно это она и начала делать по совету доктора Мэнсона.

Каждое утро она писала для себя задание на день, и в течение дня концентрировалась на нем.

Она прочитала об этом в одной из полезных статей о том, как предотвратить суицидальные мысли, и это помогло ей сосредоточиться.

Теперь каждый раз, когда у нее появлялась мысль, она открывала блокнот и проверяла, что ей нужно сделать в этот день, и в конце концов мысль проходила.

Проверив время и увидев, что солнце уже садится, она направилась на кухню — единственное место в доме, которое она постепенно превращала в свое убежище. Хотя она все еще не была экспертом, она все больше и больше экспериментировала, искала рецепты в Интернете, смотрела видео о том, как нарезать овощи или разделать курицу, и становилась все более уверенной в простых, базовых вещах. Но только она попробовала свою еду, и впервые она собиралась приготовить полноценное блюдо.

Даин, она все еще привыкала называть его так, как внутри, так и снаружи — возвращался домой только поздно вечером.

Они начали обедать вместе, но если его не было дома, она обычно ела и ложилась спать, в основном потому, что стала просыпаться с рассветом, чтобы просто любоваться восходом солнца на палубе каждое утро. К тому времени, когда она ужинала за просмотром телевизора в такие вечера, она была вялой.

Прошлой ночью она заснула на диване, а проснулась только тогда, когда он взял ее на руки, отнес в постель, уложил и оставил спать.

Она хотела, чтобы он вернулся в спальню. Она хотела заняться с ним сексом, да, но она также хотела большего, гораздо большего. Она хотела засыпать в его объятиях и просыпаться в них, она хотела говорить с ним в темноте ночи и запоминать его слова на весь день, она хотела найти его гипнотический, напряженный взгляд на себе утром и дать ему ту реакцию, которую он хотел.

Она хотела всего этого с ним.

И может быть, она была глупа — скорее всего, так оно и было, — но желание обладать им, держать его, обнимать его было постоянным голодом под ее кожей. Она хотела принадлежать ему.

Итак, она приступила к работе. Поставив планшет на подставку в углу кухни, она включила обучающее видео, хотя уже практиковалась в его приготовлении, и достала большую кастрюлю. Поставив воду кипятиться, она открыла холодильник и достала яйца, помидоры, сыр и масло.

Зная, что она знала о том, что он Человек-Тень, она не ожидала, что он вернется раньше, но она была готова сидеть и ждать его.

Она хотела спросить его, чем он еще занимается и откуда у него все это богатство, спросить, почему он вообще стал Человеком-Тенью, спросить о его большом плане, о котором он когда-то говорил. Но он был замкнут в этих темах, поэтому она пока оставила его в покое.

Смотря видео и следуя шагам, она погрузилась в процесс создания чего-то. Это успокаивало что-то внутри нее, простое действие приготовления чего-то с нуля, и это возбуждало что-то внутри нее, когда она знала, что собирается заставить кого-то, кроме себя, есть это.

— Лайла.

Голос позади нее заставил ее обернуться. Никки надевала пальто, по-прежнему отстраненно глядя на нее.

— Тебе что-нибудь нужно, пока я не ушла?

Лайла даже не знала, что она была в доме.

Она покачала головой, вспомнив основные манеры.

— Нет, спасибо. Спокойной ночи. — Ухмылка озарила губы другой девушки. — О, и что бы ты ни делала, пожалуйста, не ходи в оранжерею сегодня вечером. — сказала Никки по дороге. — Надвигается гроза.

В том, как девушка это сказала, было что-то неправильное. В желудке поселилась тяжесть, которой не было уже несколько дней.

Ее настроение испортилось, и она спокойно приготовила еду, от ее запаха у нее перехватило дыхание.

Она разложила порции на две тарелки и поставила их в духовку, чтобы они оставались горячими, а остальное положила в сервировочную миску, которую тоже поставила в духовку.

Затем она вымыла все кастрюли и сковородки, которые использовала, и поставила их сушиться.

И вот, когда все было готово, она подошла к шкафу, надела теплые леггинсы и свитер, обула ноги в кроссовки и вышла через главную дверь.

Холодный ветер обдувал ее лицо, когда она смотрела на темное небо. Луна и звезды были скрыты за густыми облаками, а вертолет стоял на вертолетной площадке, прикрытый чем-то, что она не могла разглядеть слишком хорошо.

Сад на другой стороне тоже был темным, все, кроме оранжереи, в которой горел один свет. Она ничего не могла разглядеть, так как растения закрывали стекло.

Натянув рукава свитера на запястья, она бодро зашагала к теплице, желая узнать, почему другая женщина сказала ей не ходить туда.

Земля на обрыве была относительно ровной, только пологий склон, и она преодолела его за несколько минут, медленно подойдя к открытой главной двери.

Ее тело замерло.

Никки стояла обнаженная перед длинным столом, ее руки держали рубашку Даина, его руки лежали на ее талии.

Лед наполнил ее вены, когда она взглянула на это зрелище. Несколько недель относительного счастья рухнули, когда она поняла, что ее снова отвергли.

Он не прикоснулся к ней за все те дни, что она провела под его крышей, и все потому, что у него уже кто-то был.

А Никки возненавидела ее с первого взгляда, потому что она была с ним. Боже, она была идиоткой.

Глаза Никки встретились с ее глазами, в них блеснул триумф, и Лайла выдохнула через рот, не в силах сдержать жжение в глазах.