Глава двадцать четвертая

— Садись, в чертову машину, Элль, — голос Пенна оставался низким и тихим, но в нем чувствовались стальные нотки.

Он его знал.

Знал Пенна.

Как? Почему? Что это значит?

Не глядя, я схватилась за ручку дверцы и открыла ее. Оцепенев, я скользнула на пассажирское сиденье, глядя, как Пенн небрежно подошел к водительской стороне и забрался внутрь.

Когда двери захлопнулись, мы еще несколько секунд сидели в тягостном, гнетущем молчании. Он с такой силой сжимал окровавленными пальцами руль, будто мог его задушить.

У меня сдавило горло от страха и вопросов. От целой кучи вопросов.

Откуда этот человек знал Пенна?

Кто Пенн на самом деле?

И почему... почему...он избил этого мужчину с той же непринужденной грацией, что и человек в переулке той роковой ночью?

Потянувшись через рычаг переключения передач, Пенн положил руку мне на бедро.

Я вздрогнула, отведя ноги в сторону.

Его пальцы никуда не делись и впились мне в мышцы. Он тяжело вздохнул, сжал мне бедро, а затем отпустил. Надавив на педаль сцепления, он включил все еще урчащий двигатель и выехал с тротуара на дорогу.

Машина подскочила на кочке, но мы не заговорили.

Я не решалась.

Не знала, что и думать.

В глубине души мне хотелось все проанализировать; проиграть в голове то, как он наказал этого парня, и попытаться соединить несуществующие точки. У меня разыгралось воображение, изо всех сил стараясь убедить мой встревоженный разум в том, что, вполне возможно, я все это время прекрасно знала своего незнакомца. Что, может быть, только может быть, это не я не смогла его найти, а он нашел меня после стольких лет.

Но эту идеальную фантазию портил один отвратительный, словно жаба, изъян. В Пенне не было такой нежности, как в незнакомце. Внешне незнакомец казался холодным и опасным, но под этой броней таилась доброта — сладость, завернутая в колючую проволоку.

Пенн был чистым лезвием, блестящим и непробиваемым, одномерным с неверно отражающими поверхностями, искажающими мое истинное восприятие.

Единственная проблема заключалась в том, что я не могла отличить одного от другого. Я бредила — принимала желаемое за действительное — пыталась связать в одно два совершенно разных инцидента.

Для чего?

Чтобы найти оправдание тому, что переспала с Пенном?

Подтверждение, что, в конечном счете, я не какая-нибудь девушка с неудавшимися романтическими отношениями?

— Я должен перед тобой извиниться, — его голос прозвучал чуть громче шуршащих по асфальту шин.

Я напряглась, глядя в окно.

— А я должна тебя поблагодарить.

Пенн отрицательно покачал головой.

— Нет. Я тебя выставил. Думал, тебя заберет твой водитель, но потом ты ушла.

— Ты за мной следил?

Он не ответил.

— Ты чуть не пострадала.

— Но я не пострадала.

— Если бы ты... Черт! — Пенн со всей силы треснул кулаком по рулю, задев кнопку клаксона и наверняка разбудив его ревом многих мирно спящих людей. — Я бы, бл*дь, его убил.

— Я тебя об этом не просила.

Пенн нахмурился.

— Я бы сделал это не ради тебя.

— Значит, ты лишил бы его жизни только ради собственной прихоти, а не для того, чтобы как-то за меня отомстить?

— Я бы убил его, потому что он прикоснулся к тому, к чему не должен.

У меня бешено заколотилось сердце.

— Значит, ты защищал меня не потому, что я с тобой спала и отдала тебе частичку себя, а потому, что в твоих извращенных фантазиях я — твоя собственность, к которой можешь прикасаться только ты?

Мчась на всех парах по жилым улицам, он стиснул челюсти.

— Да.

— Не потому, что ты ко мне что-то чувствуешь?

— Нет.

— Вообще ничего.

— Ничего.

— Но секс был хорошим.

— Да.

— Ты хочешь снова со мной увидеться? — меня злило то, что мне приходится это спрашивать и, что меня очень волнует ответ.

Пенн превратился в ублюдка, наводящего на меня ужас. Он с такой легкостью расправился с тем вором.

Но его внезапная холодность и эмоциональная замкнутость напомнили мне о том, что наши с ним отношения носят чисто физический характер. Он мне не нравился. Ни капельки. И даже благодарность за мое спасение не вызвала во мне хоть какого-то подобия нежного чувства. Одним своим присутствием Пенн превратил все хорошее и волнительное в плохое и нежелательное.

Но я попробовала секс. И мне захотелось большего. Захотелось стать ради себя эгоисткой. Так что на данный момент я смирилась с его образом полного мудака и плевать на мои вопросы.

— Не знаю, — его признание было не тем, чего я ожидала.

— Не знаешь, хочешь ли снова со мной переспать?

Пенн ухмыльнулся.

— Элль, мы с тобой не спали. Мы трахались.

— Спасибо за разъяснение, — фыркнула я, скрестив руки на груди. — Извини, ты хочешь снова меня трахнуть?

Его пальцы так сильно сжали руль, что обивка жалобно скрипнула. На мгновение его голова качнулась в безмолвном «нет». Затем дерзкая ухмылка уничтожила правду очередной ложью.

— Да, я хочу снова тебя трахнуть.

Почему он засомневался?

Зачем сообщать всем о нашей помолвке, если он намеревался всего раз со мной переспать?

Почему от него так и веет безразличием и жесткими заслонами?

Почему, почему, почему?

— Хорошо, — я приняла чопорный вид, наслаждаясь тем, как боль в моем лоне снова начинает плавиться. — Я тоже.

Чувствуя, как легко слетают с моего невинного языка эротические фразы, я добавила:

— Мне понравилось с тобой трахаться. Я хочу еще.

Пенн мгновенно перевел взгляд с дороги на меня.

— Еще?

Я сглотнула, борясь со смущением.

— Я хочу твой э-э...член. Хочу, снова почувствовать его внутри.

Пенн застонал и сосредоточился на дороге, на бешеной скорости, с которой мы мчались по городу.

— Еб*ть, не говори так.

— Прости, что?

— Ты меня слышала.

Я никак не могла выругаться в ответ.

Как грубо.

«Вот скотина!»

Я сидела, молча закипая от злости, пока за окном не показался знакомый район, и на вершине белого сверкающего здания не замаячил мой пентхаус.

Наконец-то дом.

Где меня будет ждать Сейдж, а Пенн может валить на хрен со своими секретами, ругательствами и постоянным враньем.

Остановившись, он выключил машину и вышел.

Я не стала дожидаться, пока он откроет мне дверь. Приоткрыв ее, я выбралась из салона и тут же вздрогнула и захромала, поскольку ступни взвыли от порезов, оставшихся после моего забега босиком.

— Черт, посмотри на свои ноги.

Не успела я ответить, как Пенн подхватил меня на руки и понес к моему дому.

Швейцар вежливо нам кивнул и, не выказывая никаких признаков шока, открыл входную дверь. Пенн оставил на улице свой черный, кое-как припаркованный «Мерседес», и понес меня через фойе моего дома.

— Все в порядке, мисс Чарльстон? — окрикнул нас ночной портье Дэнни.

На его лице под темно-синей форменной фуражкой проступило беспокойство. Он настороженно взглянул на Пенна.

Не давая мне возможности позвать на помощь или попросить Дэнни вызвать охрану, Пенн прорычал:

— Я несу свою невесту в ее квартиру. С ней все в порядке.

Я заёрзала в его объятиях.

— Ты мне не жених. Перестань всем это говорить.

Махнув Дэнни рукой, изо всех сил стараясь сохранить внешнее спокойствие и не вызвать у окружающих панику, я сказала:

— Все хорошо. Извините за странное вторжение.

Дэнни, нахмурившись, помахал в ответ. Вся его фигура излучала замешательство, но он был достаточно вежлив, чтобы не вмешиваться.

Как только мы покинули фойе и приблизились к лифтам, я прошипела:

— Опусти меня.

Затем толкнула Пенна в грудь.

— Я могу идти.

— У тебя ноги в крови.

— Мне все равно. Я хочу, чтобы ты ушел.

Он взглянул на меня, его карие глаза окаймляли черные радужки.

— Несколько минут назад ты говорила совсем другое.

— Это было до того, как ты меня послал.

— Я тебя не посылал. Я сказал «еб*ть». Это совсем другое.

— Это одно и то же.

Пенн нажал кнопку лифта и, дождавшись его прибытия, тут же в него вошел.

— Нажми свой этаж.

Я сделала то, что он велел, и, когда двери бесшумно закрылись, невольно содрогнулась.

— Подожди, а откуда, черт возьми, ты знаешь, где я живу?

— Я навел справки.

— Другими словами, ты за мной следил.

И снова он не ответил. Поездка наверх была неловкой и странной, наполненной немыслимыми чужеродными ощущениями. Меня бесило то, что он держал меня на руках, но в то же время нравилась его защита. Меня бесило то, как он все взял под свой контроль, но нравилась его забота о моей безопасности.

Фу, я его просто ненавижу.

Ничего мне в нем не нравится.

Лифт остановился, и Пенн вышел, остановившись посреди роскошного широкого коридора. Перед ним было две двери — левая и правая. Два пентхауса, занимающие по половине этажа.

Он взглянул на меня.

— Которая?

Я скрестила руки на груди — ну или постаралась, откинувшись в его объятиях.

— А ты еще не знаешь?

Пенн заглянул мне в глаза, раздумывая, что мне показать — правду или ложь.

Он выбрал правду.

Шагнув к левой двери (к нужной двери) он подождал, пока я введу девятизначный код, а затем надавил на дверную ручку и вошел.

Глядя, как Пенн своим орлиным взором следит за очередностью вводимых мною цифр, я мысленно сделала себе пометку завтра же поменять код.

Его взгляд скользнул по моей прихожей, где с потолка прямо на стеклянный стол свисала сверкающая хрустальная люстра. Для дежурного появления она производила слишком сильное эмоциональное впечатление.

Раздалось громкое мяуканье и с обращенного к окнам белого дивана прямо на Пенна кинулось маленькое серое пятно. Сейдж вцепилась ему в ногу, вне всякого сомнения, вонзив когти в икру.

Я тихо рассмеялась.

— Похоже, я не единственная, кому ты не нравишься.

— Это чувство взаимно, уверяю тебя.

Поморщившись, он, со все еще цепляющейся за его ногу Сейдж, направился ко мне на кухню. Все шкафы и ящички в ней представляли собой сплошную глянцевую стену без ручек и какой-либо бытовой техники — все было скрыто и так умно устроено, чтобы сохранить такие жизненные потребности в тайне.

Усадив меня на белую столешницу, Пенн оторвал Сейдж от своих джинсов и усадил рядом со мной. Зашипев, кошка стукнула его лапой, но тут же прыгнула мне на колени и, замурлыкав, лизнула своим шершавым языком мой подбородок.