Глава 10

Эви обхватила руками дымящуюся чашку, наблюдая, как от горячего чая поднимается пар. В небольшом камине весело потрескивало пламя. Воздух здесь оказался таким же чистым, как и снаружи пещеры, но вдобавок вокруг витал аромат корицы, гвоздики и свежеиспеченного хлеба.

Она ощущала спокойствие.

Бессмысленное спокойствие. Эви осознавала, что должна была истерически рыдать или, возможно, выть, словно гиена, сидя на земле и раскачиваясь вперед-назад. Она словно нырнула в кроличью нору. И пещера снаружи служила тому буквальным доказательством.

Но вопреки общепринятым психологическим законам, правда заключалась в том, что после того как Роман привел ее в пещеру и показал то, что на самом деле оказалось правдой… Сердцебиение Эви начало замедляться. Вздохнула легче. Мысли перестали кружиться.

Эви понятия не имела, как лучше описать, что чувствовала, словно какой-то недостающий кусочек пазла встал на место. И вот она сидит за небольшим полированным деревянным обеденным столиком, а Роман подает ей горячий чай, хрустящий тост с маслом.

Почти кайф. Словно после невероятно сильной и продолжительной боли вдруг подействовало обезболивающее, избавляя от страданий. И все тело обмякает от усталости, благодарности, наполненное умиротворением.

Именно это она и ощущала, даже несмотря на все, что он рассказал ей за последний час. Что видел ее во снах, что очень древняя и уважаемая ведьма предсказала ее существование, и что сама Эви… отличалась от других. Он не мог пояснить, чем именно, но она отличалась от других людей точно так же, как он отличался от всех остальных.

Эви сомневалась в этом. Роман Ди Энджело оказался долбаным вампиром. Насколько еще можно стать другим?

— Эви, — тихо позвал Роман. Всякий раз как он говорил, его невероятный голос доставлял ей почти физические сексуальное удовлетворение.

Она собралась с духом, слегка повернулась на деревянной скамейке и посмотрела на него снизу вверх. Господи, ошеломленно подумала Эви. Чем больше смотрела на мужчину, тем сильнее возбуждалась. Роман буквально оказался самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела. А этот взгляд. Смесь Майкла Фасбендера с Ричардом Армитиджем, помноженная на миллион. Он снял спортивную куртку и закатал рукава белой рубашки. Эффект оказался умопомрачительный.

— Могу я присоединиться к тебе? — спросил он. Эви замялась. То же самое он спрашивал там, в кафе… там, где на них напали охотники.

Охотники, подумала она, нахмурившись. Воспоминаний о выстрелах и разбитых окнах оказалось достаточно, чтобы временно отвлечь от невероятной красоты Романа.

Временно.

— Возможно, я и не читаю твоих мыслей, — пробормотал Роман, — но прожил очень долго. — Он улыбнулся чертовски сексуальной улыбкой, и Эви почти растаяла на скамейке. — Я все равно знаю, о чем ты думаешь. — Он сделал паузу, позволяя двусмысленности повиснуть в воздухе… не то чтобы это было необходимо. — Нам нужно многое обсудить, и не в последнюю очередь, то что касается охотников.

Эви сглотнула, хмыкнула и произнесла:

— Это твой дом. — Затем кивнула в сторону скамейки напротив ее собственной.

Роман присел на скамейку. Эви посмотрела на него поверх кружки, изо всех сил стараясь скрыть румянец. Это, конечно, не сработало, и попытка переварить нынешнюю ошеломляющую ситуацию, не рехнуться, а вести себя несколько спокойно с первым представителем нежити, которого она повстречала, вызвало у Эви приступ мигрени.

— У тебя болит голова.

Эви моргнула.

— Ты читаешь мои мысли.

Он рассмеялся, настолько чертовски восхитительно, что она едва не отставила кружку, чтобы насладиться им. Но каким-то образом ей все же удалось остаться абсолютно неподвижной.

— Обещаю что нет, — мягко настоял на своем Роман. — Я же сказала, что не могу. Это лишь одна из причин. Подтверждающая мои догадки. Ты другая, Эви. — Он молча уставился на стол, положил на него руки, небрежно переплетя пальцы. Наклонился вперед, от чего мышцы на его предплечьях вздулись, а у Эви пересохло в горле. Он был намного большее ее.

Все еще смотря на руки, Роман продолжил:

— Ты писатель, поэтому часто видишь то, чего не замечают другие. — Роман пригвоздил ее пронзительным до глубины души взглядом. — И понимаю, что именно сейчас ты осознала, что видишь больше, чем в двадцать лет. Или в десять. — Он замолчал, должно быть, внезапно почувствовав нечто вроде беспокойства, потому что снова опустил взгляд на стол, и Эви заметила, как сжались по-прежнему сцепленные друг с другом пальцы. — Представь, сколько еще ты увидишь через сто лет. Или пятьсот.

Роман снова замолчал, от витающей недосказанности воздух словно загустел. Эви абсолютно точно знала, что он скажет дальше.

— Или тысячу, — добавил он, доказывая ее правоту.

Даже ожидая этого признания, все равно его слова словно выбили почву у нее из-под ног. Эви застыла на скамейке, не в силах вымолвить ни слова, без единой мысли в голове.

— Так что я с легкостью распознал, что у тебя болит голова, Эви, — произнес он, снова глядя на нее. От веселья в глубине его глаз заискрились звезды.

Боже, какой он красивый.

— Если хочешь, я могу забрать боль.

Лишь через некоторое время Эви подобрала нужные слова. А когда наконец сделала это, то дважды прокашлялась.

— Я… я в порядке. Все не так уж плохо, правда.

Роман внимательно наблюдал за ней, прожигая взглядом насквозь. Словно жаждал прочесть все ее прошлые жизни. Наконец, чуть наклонив голову набок, глубоко вздохнул, слегка улыбаясь.

— Тогда давай поговорим об охотниках.

* * * * *

В этот момент Роман отдал бы все, лишь бы снова прочитать мысли Эви. Он, как рыба, выброшенная из воды, оказался абсолютно не в состоянии предотвратить ее страхи или опасения, не мог получить фору в их общении. Это совершенно новая для него территория создавала чрезвычайный дискомфорт. И Роман нервничал, даже несмотря на огромный опыт и приобретенную за века сдержанность.

Роман начал с самого начала, не только ради нее, но и ради соблюдения простой хронологии. Проще было поведать обо всем, начиная с истоков. Он рассказал, что мир состоит как из людей, так и из нелюдей. Но, как она ясно видела большую часть своей жизни, нелюди оставались скрытыми.

Он объяснил, почему более или менее придерживаясь тех идей, которые выдвигали авторы и сценаристы, людям не раскрывают всей правды, потому что, откровенно говоря, они не смогут с ней справиться. От его признания Эви слегка покраснела, и Роман понял, она вспомнила, как сама отреагировала, столкнувшись с правдой. Для человека вполне естественно так отреагировать. В этом-то и заключалась проблема. Ни один смертный в здравом рассудке не сможет по-настоящему осознать, что существует нечто за гранью их понимания. Все равно, если бы рыба представила себя птицей.

Тем не менее, Роман признал, она справлялась с обрушившимися на нее новостями лучше, чем большинство людей. И казалось, приняла предоставленные ей до сих пор доказательства и теперь мысленно раскладывала все по полочкам. Он был впечатлен тем, насколько быстро она успокоилась и готова была его выслушать. Роман не отрицал, что некоторые люди обладают способностью видеть невидимое, но чувствовал, что в данном случае причина заключалась в том, что она другая.

Роман продолжал рассказывать ей об оборотнях, об их проклятии и об Охотниках. И вот тут ее беспокойство явно возросло. Ему даже не понабилось читать ее мысли, чтобы понять, насколько сильно. Но ничего не поделаешь. На самом деле, если уж на то пошло, страх — естественная реакция, когда имеешь дело с Охотниками.

— Они все это время охотились за оборотнями, — произнесла Эви, смотря на стол и на полупустые тарелки с печеньем и фруктами. — Почем они напали на тебя в кафе?

— Многое внезапно изменилось, — продолжал рассуждать Роман. Он, естественно, задавался тем же вопросом. И к концу ночи над этой проблемой будет работать каждое разумное бессмертное создание, находящееся под его властью. Но сейчас его главной заботой являлась Эви.

— Каковы бы ни были причины, Эви, — сказал он, передавая всю серьезность положения внезапно жестким тоном. — Теперь они, без сомнений, свяжут тебя со мной. Боюсь, я подверг тебя очень большой опасности.

Эви сидела настолько тихо и неподвижно, что Роман слышал, как бьется его собственное сердце. Он непроизвольно вонзил ногти в костяшки пальцев. Она оказалась невероятно прекрасной, царственной и молчаливой, словно мадонна на картине или принцесса. Длинные ресницы отбрасывали тени на щеки, когда она, захваченная собственными мыслями, уставилась на стол.

— Роман, — произнесла Эви, привлекая его внимание одним лишь словом, — ты говорил, что я… не человек. — Теперь она уставилась на него широко раскрытыми глазами цвета меда. И Роману пришлось довольно жестко осадить себя, не перегнуться через стол, не схватить ее и не поцеловать. — Что ты имел в виду?

Роман мысленно выругался. Он понимал, что рано или поздно, она потребует объяснений. Чувствовал, как неотвратимо приближается сей момент. И понятия не имел, что ей ответить. Ощущал, что она другая, что в ней есть нечто невероятно особенное, но никак не мог понять что именно. Он не мог контролировать ее разум, позаботиться о ее страхе или дискомфорте. И если она не пустит его в свой разум сама, не сможет читать ее мысли, не сможет заставить ее все забыть. Ее душа казалась невероятно древней, как и его собственная, но на вид ей было всего тридцать лет. Три десятилетия.

Он прожил в сто раз дольше. И ни разу не встретил никого похожего на нее. Ближе всего к подобной яростной одержимости другим живым существом, таким как Эви, оказалась его любовь к Офелии, в 1798 году. И сравнивать их — все равно, что сравнивать пламя свечи с костром.