- Кажется, я догадываюсь, господин начальник...
- Это уже твое дело.
- Только боязно - а что нам потом скажет его превосходительство господин генерал-губернатор?
- Важно не что скажет, а что подумает... Он и накричать на нас может, и пообещать, что накажет примерно. А сам будет думать: "Молодцы, ребятушки! Знают службу!" И при случае это нам зачтется, не горюй.
- А?..
- Ну? Что тебе еще?
- А как же Гачаг Наби?
- Ну, без своей орлицы и он не много налетает!
- А если?..
- Какой ты докучный, братец! Если да если... Смотри, еще слово скажешь, придется тебя снова поучить, как давеча. Схлопочешь...
- Что, господин начальник?
Глухо заворчав, Татарыбек приподнялся из кресла, неторопливо отводя мощную длань. В жирное, ничем не защищенное тело и вонзился кинжал Ало-оглы, вспоров брюхо великана, словно старую перину... А пока палач хрипел и корчился, вторым стремительным движением Гачаг Наби провел лезвие от уха до уха по багровой шее, так что и хрип смолк...
Надо же, чтобы в этот самый момент в двери, заслонив ее своей грузной тушей, показался вдруг фельдшер, подручный Татарыбека. Что ж, еще лучше!
Дагестанский кинжал Гачага Наби и тут не промедлил. Фельдшер издал короткий стон и повалился на пол. Два поверженных гиганта почти заполнили своими непомерными телами небольшую комнату.
Ало-оглы вытер окровавленное лезвие о погоны палачей и спокойно вышел из каземата, не забыв закрыть за собой дверь на запор.
Глава семьдесят седьмая
Генерал-губернатор вернулся из гёрусского каземата в свои покои очень расстроенным. Будучи человеком неглупым, он отлично понимал всю весомость понесенного только что поражения. Тут же сел за письменный стол, потребовал срочно карту уезда и стал размечать план боевых действий, которые он решил незамедлительно развернуть против опостылевших мятежников. Опытный глаз военачальника преображал зеленые и коричневые штрихи на глянцевой поверхности бумаги в реальный рельеф. Он уже представлял себе, где укрыть засады, как развернуть разведку, сколько выслать походного охранения... И пришел в себя только сообразив вдруг, что не на войну он собрался, где можно найти и исчислить противника, а готовится выступить, чтобы жечь мирные хижины и рассеивать стада коз и баранов, пасущихся на горных отрогах.
Княгиня Клавдия Петровна и не ожидала, пожалуй, от посещения мужем каземата ничего утешительного. Она окинула князя, буйствующего за столом, вполне даже спокойным и чуть ироничным взглядом. Отметила, что голова его трясется, хоть сам он этого не замечает, что вполне логично дополнило непрестанный тремор рук и ног, преследующий его все последние дни.
Между тем, в этот раз генерал-губернатор вел себя вполне достойно. Он не сдался заранее, он приготовился действовать и намеревался пустить в ход все свои военные познания и громадный жизненный опыт.
За свою долгую жизнь он ни разу не бежал с поля битвы и согласился бы его оставить только бездыханным.
Уговаривать, успокаивать, строить козни и плодить интриги - нет, это явно не его дело. Вот выстроить отряды в боевую линию и:
- Шашки наголо! Вперед, орлы!
Это другое дело. Здесь он никому не даст себя опередить.
Рассуждая так, генерал-губернатор, конечно, глубоко заблуждался. Воевать и карать - вещи различные. И навыков разных требуют, и дух простите, совсем не тот.
Еще раз повторим - в подобных ситуациях политик нужен, а не военный. Принцип: "разделяй и властвуй" куда больше принесет пользы, чем прицельная стрельба бомбами батареи осадных орудий в течение недели.
Разделяй и властвуй! Над земледельцами, с одной стороны, и землевладельцами, с другой; над торговцами и покупателями; над кузнецами и теми, кто приходит к ним ковать коней и острить серпа... Властвуй над разделенными и восстановленными друг против друга!
А тут...
Не поймешь никак, с кем имеешь дело. Казалось бы, кругом одни мирные деревни, не знающие запаха порохового дыма, а на деле - сплошь вооруженные разбойники. Непокорные и озлобленные, готовые каждый момент укусить даже руку, протянутую к ним с подачкой. Надо бы их всех заковать в цепи и отправить по этапу. А уж те, кто останется, будут набивать себе трудовые мозоли и за себя, и за тех, кто не пожелал трудиться и теперь гниет в остроге.
Может, даже надо бы пару-другую голов отрубить на главной площади, может; тогда поняло бы, наконец, дурачье, что с ним шутки плохи.
...А уж что говорить, если вспомнить эту проклятую "черную кошку", которая и в каземате умудрилась предстать разгневанной тигрицей' Можно было подумать, что не в каменной яме среди свирепых стражников она стояла, а где-нибудь в разбойничьем стане, на хорасанском ковре, и резала генералу его высочества правду-матку в глаза.
Да, уверенности у нее хоть отбавляй! Смело разговаривает атаманша...
Впрочем, хватит эмоций. Пора приступить к делу. Больше медлить нечего. Необходимо собраться с мыслями, все прикинуть, все предусмотреть.
Хватит разговаривать попусту, пора заговорить пушками. Другого языка эти дикари не понимают и понять не смогут.
А дикарку непокорную давно уже следовало бы отправить отсюда в места не столь отдаленные. Тогда было бы спокойнее.
А с этими... Гачагом Наби и его шайкой... Расправиться! Самым безжалостным образом! И с его приспешниками из Петербурга, и грузинскими оборванцами... Всех! На корню!
"Ах, какой только швали теперь ни найдешь в наших краях! - продолжал казниться генерал-губернатор.- И народники, и марксисты... И ведь того гляди соберутся все вместе и похоронят нас! Того гляди, расползется зараза по империи и погибнет великое царство. Нет, действовать! Действовать! На то и дана мне власть государем".
Губернатору не сиделось за письменным столом. Он расхаживал по комнате крупными шагами и рассуждал вслух.
"Выбора нет. Операцию нужно проводить со всей решительностью. Созревший гнойник должен быть удален. Иначе и мне самому несдобровать. То ли в дом для умалишенных пристроят, то ли самого упекут в застенок - мол, потворствовал государственным преступникам. Как подумаю о том, что на старости лет можно вдруг лишиться всех чинов и дворянских привилегий, греметь цепями, подобно беглым каторжникам... Нет, насчет цепей это, пожалуй, чересчур. Но хорошего будущее не сулит, это уж точно...
Одно спасенье - надо любой ценой вырвать у судьбы успех, не дать уплыть последнему шансу. Для этого и нужна-то малость - переловить десяток беглецов... Малость - если рассказывать об этом или посылать официальный рапорт по инстанции, а на деле - ухватить их - все равно, что воду в решете удержать, никак не выходит.
Кстати - что это я о цепях заговорил? А, вспомнилась девка Хаджар, как она в запальчивости позванивала оковами. Странно, вспомнил и ощутил холод металла на запястьях и щиколотках. Может, когда по твоей воле другой оказывается в цепях,- и тот, кто принял решение, попадает в незримые оковы?"
Генерал-губернатор зябко поежился.
"Боже мой, что за проклятый век! Как славно было при наших отцах и дедах все ясно. Холоп есть холоп, ему плеть нужна, а не поможет - значит, ноздри рвать. И дело с концом.
Конечно, и тогда бунтовали. Стенька Разин, Емелька Пугачев - вволю натешились, пока им шеи поскручивали... Но тогда об этой гуманности дурацкой разговоров не было! Никаких улещений, никаких оглядок на общественное мнение! А уж что Запад скажет - это учитывать вообще никому в голову не приходило. ,
Мир видел и восстание Спартака, и гибель великой Римской империи, и угасание древней цивилизации эллинов... А Парижская коммуна? А цареубийственный топор Робеспьера?
Нет, мы не первые и не единственные в человеческой истории люди, на долю которых выпали ужасные катаклизмы. Именно потому так страшно. Опыт древности учит, что появилось на горизонте черное полчище туч - жди урагана. А вынесет ли корабль потрясения - это уже другой вопрос. Тут все зависит как от прочности корпуса, так и от умения капитана! Впрочем - нельзя все перелагать на одного человека, будь он хоть семи пядей во лбу. Капитан может быть прекрасным, кстати сказать, в отличие от нашего верховного кормчего, у которого, на мой взгляд, и трех пядей не наберется,- но если струсят вахтенные офицеры, беды не миновать.