- Вы будете уничтожены...
- Нет, это вы расстанетесь с жизнью, причем на глазах у вашей жены, с которой вы, говорят, не расстаетесь! Ваша жизнь разлетится вдребезги, как старый кувшин, в который попал меткий камень, пущенный сильной и верной рукой!
- ... Не поняла, глупая женщина, добра, с которым я к тебе, мерзавке, пришел - теперь скитайся по пересыльным тюрьмам, пока не доберешься до Петербурга.
И, обратившись к своим онемевшим от растерянности приспешникам, генерал-губернатор произнес со вздохом облегчения:
- Как хорошо, оказывается, что столь опасная птица оказалась у нас в руках!
- Не я у вас в руках, а вы у нас в руках! Пока вы здесь, на зангезурской земле, которая исконный наш край - мне бояться нечего.
Терпение покинуло генерала. Не хотелось ему признавать свое поражение - но из такой беседы уже невозможно было выйти с честью. Губернатор встал неторопливо, повернулся к пленнице спиной и вышел из камеры, бросив на прощанье:
- Вы сами решили свою судьбу...
В ответ Хаджар рассмеялась весело и громко, словно не в тюрьме происходил этот странный разговор, а в Черной пещере, в окружении верных друзей.
Глава семьдесят пятая
Конечно, присутствовали при этом допросе, обернувшимся несомненным поражением генерал-губернатора, всего несколько человек. Столпившийся у ворот тюрьмы народ, так же, как беки на роскошных скакунах, их прислужники, купцы все ждали в нетерпении. Все глазели, открыв рты, когда губернатор входил своей неровной, подпрыгивающей походкой в ворота каземата. Все, что происходило внутри, осталось для выжидающих зевак завлекательной тайной. И каждому больше всего хотелось, чтобы тайна эта как можно скорей разрешилась.
Здесь было не только обычное любопытство. Здесь, так или иначе, решалась судьба каждого из присутствующих - и безоговорочно склонившихся на сторону властей, и тех, кто никак не мог принять окончательное решение. Многое в этот час определялось тем, насколько прочными окажутся стены старого каземата. По их устойчивости и несокрушимости люди были готовы судить о том, насколько силен старый жизненный уклад, насколько прочно держит узду заметно слабеющая уже рука верховного правителя великой империи из далекого Петербурга.
С другой стороны, и для тех, кто томился в тюрьме, наступил день важного испытания на зрелость и мужество. Давно ли любому приставу ничего не стоило схватить каждого ему неугодного, словно беспомощного козленка, которого даже мальчишка легко подымет за уши и бросит за изгородь, и посадить на цепь - сиди и не высовывайся. Сейчас - нет, не то... Бунтовать начали! Начальству подчиняться не желают! Ах, новые песни пошли у нас, совсем новые... До чего это доведет, а? Как раньше люди боялись темницы! Ее тяжелые своды грозили раздавить грудь каждого перепуганного узника, словно обломок скалы. Стоило только спросить:
- А в тюрьму не желаешь, братец?
И тут же угасало желание спорить с сильными мира сего у самых заядлых храбрецов. Да, эти толстые стены были одним из надежных камней, из которых складывалась опора трона - Российское государство, равно безжалостное как к собственным рабочим и крестьянам из центральных областей России, так и к запуганным и забитым обитателям окраин.
Опора казалась непоколебимой. Так было всегда.
И вдруг - надо же!
Глухие толчки поколебали грозную гору и явственно отозвались в самом ее хребте. Ощутимо дрогнул трон!
Самое время каждому спросить себя, как быть дальше? Потому что трещины, зазмеившиеся по монолиту фундамента, нарушили сразу целостность вековых запретов.
Так - как же быть дальше?
Теперь должно быть ясно, какое огромное значение имел исход встречи между генерал-губернатором, прибывшим в тюрьму в мундире, расшитом золотом и в блестящих эполетах, при полном иконостасе крестов на муаровых ленточках, звенящих на его широкой груди - и скромной пленницей, кавказской гордой красавицей, встретившей именитого гостя в оковах и колодках.
Просто замечательно, что Ханали-кызы, вполне достойная имени хоть орлицы Кавказа, хоть львицы, что ей подходило ничуть не меньше, что Хаджар-ханум, подруга славного Наби, не убоялась угроз и не соблазнилась посулами. Но еще более замечательным следует признать то обстоятельство, что за увлекательной беседой генерала и атаманши следил сам Ало-оглы, стоящий от того и от другой на расстоянии, не превышающем нескольких шагов. А еще точнее - на расстоянии одного стремительного шага и, прибавьте к тому, молниеносно выброшенной вперед руки со стальным сверкающим лезвием.
Да, вошел генерал-губернатор в каземат, горделиво выпятив грудь, а вышел из него жалким, словно ощипанный петух... Что же, поделом. Не пленница просила пощады - генерал готов был оправдываться и, подкупать ее всяческими благами; не он обвинял - ему предъявили счет, оплатить который он оказался бессильным...
Если бы удалось сломить дикарку - дальше пошло бы проще. Потом один за другим сдались бы все бунтовщики, устрашенные столь явным примером - саму "орлицу Кавказа" уломали, что ж теперь вам, простым смертным, ерепениться. Там, глядишь, когда рассорятся главные смутьяны, можно и Гачага Наби голыми руками брать - что он может один?
Нужно сказать, что подход такой отнюдь не нов. Империя им пользовалась от самого своего начала. Да и не она его изобрела. Сколько было тираний в истории, столько и живет это немудрящее правило - разделяй и властвуй.
И сколько раз уж так бывало - кто вчера бил себя в грудь и высоко подымал смелую голову - сегодня нес к подножью кресла сатрапа повинную, смиренно согнутую шею; сколько их тех, кто бушевал в молодости, словно молодое вино, в котором бродят прекрасные мысли о свободе, равенстве и братстве, потом перегорал и погасал, убедившись в бесполезности своих метаний...
Наконец, сколько из тех, кто чувствовал себя богом на земле, приходил в конце концов к печальным мыслям о всевластии и непогрешимости божественного промысла, каким бы ни представлялся ему высший судья - то ли безжалостным Иеговой, то ли прекрасносердым Христом, то ли мудрым и всевидящим Аллахом...
Все боги небесные, в конечном итоге, на один манер! Все хотят от человека повиновения себе и своим земным наместникам. Они кичатся своим праведным судом, а на деле от их повелений всегда выигрывают почему-то те, у кого власть в руках!
Так вот, в своем поединке с Ханали-кызы, генерал-губернатор оказался бессильным именно потому, что вера ее в правоту своего дела была без малейшего изъяна. И - любовь ее оказалась беззаветной. При таком сочетании обстоятельств любой губернатор бессилен.
Теперь вернемся к Ало-оглы. Душа его, конечно, ликовала при виде того, как свирепо расправилась его львица с коварным и сильным врагом. А то, как тащил ногу генерал-губернатор, покидая камеру в неистовстве, еще раз поведало ему о полном поражении князя, смятении его духа и полной неуверенности в себе. Что ж, пришел час и ему, Гачагу Наби; действовать.
Глава семьдесят шестая
Гачаг Наби хорошо изучил все уловки врага. Он слышал собственными ушами, как сладко принялся генерал-губернатор улещивать Хаджар - а потому прекрасно представлял себе, какой неописуемой жестокостью обернутся эти сладкие речи, если уговорами ничего не удалось достичь. Так всегда бывает - если не добивается своего коварный язык растлителя, то дальше жди посвиста плеток. Можно не сомневаться, что, вернувшись из каземата, генерал-губернатор тут же отдаст распоряжения о начале боевых действий.
Поэтому времени терять никак нельзя. Нужно действовать немедленно. Пока не тронулись в путь по горным тропам несметные отряды казаков, а за ними лизоблюды-беки со сворой своих свирепых псов-прислужников, которые в ярости и рабском усердии куда страшнее сынам своего народа, чем самый кровожадный из неверных; можно ожидать также, что у каждого горного перевала разместится подлая засада.
А хуже всего то, что наверняка будут самые строгие меры приняты к орлице Кавказа. От них всего можно ожидать! Могут, например, поместить пленницу в железную клетку, как дикого зверя, могут заточить в каменный мешок карцера.