Я кашляю один раз. Второй. На третий кровь наполняет мой рот, и из глаз катятся слезы.

— Я не хочу умирать, — шепчу я, и дрожь в моем голосе выдает мой страх.

Рейн трясет головой, его размытое, нечеткое лицо теперь полностью окружает темнота.

Я не хочу умирать.

— Ты не умрешь, Ривер. Черт возьми, не говори так. Помощь будет с минуты на минуту.

Опять ложь. Они бы уже были здесь.

Я качаю головой, или, по крайней мере, думаю, что качаю, но онемение распространяется от груди к шее, замораживая меня на месте, как ледяную скульптуру.

— Не лги мне, — говорю я Рейну. Я не выдержу, если последние слова, которые он мне скажет, будут еще одной ложью, нагроможденной друг на друга. — Мы обещали... — прохрипел я, — больше никакой лжи.

От моих слов у Рейна потекли слезы, и они скатываются по его лицу, когда он склоняется надо мной. Соленые капли стекают с его лица одна за другой, смешиваясь с кровью, все еще остающейся на его щеке.

— Но это не конец, mo grá. Это, блядь, не конец. Мы не можем так закончить. Мы не успели еще пожить.

Приглушенный звук вырывается из его губ, за поцелуй которых я бы отдал сейчас все, что угодно. Все, чего я хочу, это поцелуем прогнать его боль, заверить его, что у нас впереди целая жизнь.

Что это всего лишь всплеск. Небольшой ухаб на дороге.

Но мы обещали.

И с меня хватит лжи.

— Ривер, пожалуйста. Пожалуйста. Ты не можешь меня бросить. Черт возьми, не смей, мать твою, бросать меня, Abhainn. Мы сказали «навечно». Мы дали друг другу это обещание. А это? Это не навечно. Даже не близко.

Рейн стискивает челюсть, прислоняясь лбом к моему, и мокрые слезы, стекая по его щекам, смешиваются с моими.

— Иногда, — с усилием произношу я. Мои губы становятся холодными и онемевшими, слова звучат невнятно. — Иногда вечность... короче, чем ты думаешь.

Его губы дрожат. Я почти не чувствую их, хотя рот Рейна находится всего в нескольких дюймах от моего.

— Нет. Ривер, нет. Ты заставил меня влюбиться в тебя. Я так старался этого не делать, но у меня не было ни единого шанса. Всегда был только ты, Abhainn. Так что ты не можешь оставить меня одного.

Рейн целует меня с отчаянием, его губы теплые, влажные и живые.

Все, чего нет в моих.

Я пытаюсь поцеловать его в ответ. Взять всю любовь и тепло, которые он предлагает мне, и впитать их в себя, но это бессмысленно. Я едва могу пошевелить губами, так как едва чувствую их.

Когда Рейн перестает целовать, он все еще прижимается лбом к моему, и его дрожь вызывает во мне боль, которая не связана с пулевым ранением.

— Я люблю тебя. Господи, я люблю тебя. Ты не можешь меня бросить.

Моя рука, та, что все еще зажата в руке Рейна, дрожит, когда я пытаюсь трижды коснуться пальцем его ладони.

Раз. Два. Три.

Я. Люблю. Тебя.

Надеюсь, я сделал это, чтобы он почувствовал. Чтобы знал. Что я тоже его люблю.

Потому что это так. Я люблю его всей своей душой. Он - это все, о чем я мог просить, и все, о чем не знал, что нужно просить.

Он - та вечность, о которой я не знал, что хочу, даже если мы не получим ее сейчас.

Рейн должен это знать.

— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, — плачет он, обнимая меня за плечи.

Его слова, те три, которые я никогда не думал, что услышу из его уст, снова и снова звучат в моей голове. Я люблю тебя.

Навсегда, Рейн.

Затем непроглядная тьма уносит меня в свои глубины.