Глава 11. «Так хотелось шептать: останься со мной»

С того момента, как Настя села в машину Олега и очнулась у него дома, она словно бродила по бесконечному лабиринту ужаса, из которого не было выхода. Ей показалось, что она нашла лазейку, когда поставила на кон собственную жизнь, чтобы вырваться на волю. И, придя в себя в больничной палате, она на краткий миг решила, что ей это удалось. Но все оказалось не таким простым, как хотелось бы. Формально она снова была свободна, вот только таковой она себя не чувствовала. Первая радость от встречи с родителями утихла, и ей на смену пришли вопросительные взгляды и робкие попытки выяснить, что же с ней случилось.

Ей хотелось забыть все, как страшный сон, но окружающие люди словно сговорились воспрепятствовать этому. Особенно трудно ей далась встреча с молодым полицейским, который пришел расспрашивать ее о произошедшем. Настя не ожидала, что это случится так скоро, она была еще слишком слаба после операции. Девушка и сама толком не помнила, что именно мямлила этому оперуполномоченному, который представился Андреем Ерохиным, на ходу выдумывая какую-то ахинею о ревности, о ее несуществующих отношениях с Олегом. Она чувствовала, что полицейский ей не верит, но он почему-то не стал развивать эту тему, просто поблагодарил за уделенное время, пожелал скорейшего выздоровление и ушел.

Рассказывать правду Настя стала бы разве что под пытками. Она отдавала себе отчет в том, что ей пришлось бы снова и снова в подробностях описывать все, что с ней случилось. Говорить об этом перед множеством посторонних людей, раз за разом переживая унижение и стыд… проще уж сразу в петлю, она все равно не выдержала бы этого испытания. Добиваться справедливости в бездушном суде могут только люди, которым это жизненно необходимо. Настя не находила в себе ярого желания покарать Олега за то, что он с ней сделал. После того, как он не колеблясь вызвал скорую помощь, думая только о ней, а не о собственном благополучии, в ее глазах он частично искупил свою вину. Она явно была ему не безразлична, раз он был готов отправиться в тюрьму, лишь бы она осталась жива.

К сожалению, она не могла довериться своим любимым родителям. Они и так были полны подозрений, а если бы узнали правду, то ни перед чем бы не остановились, пока не довели бы дело до суда. Ослепленные страхом за жизнь и здоровье единственной дочери, они даже не замечали, как губительна для ее психического здоровья их чрезмерная забота. Настя мечтала обрести в родителях союзников, которые поддержали бы ее в этот самый трудный период жизни, но вместо этого они служили неиссякаемым источником для ее переживаний. Они искренне считали, что ей необходимо было выговориться о том, что случилось, и расценивали ее молчание, как главный камень преткновения на пути к исцелению.

Однако наихудшей мукой для нее стало появление на горизонте Кирилла. Ко встрече с ним она не была готова ни морально, ни физически. Когда он впервые пришел навестить ее в больнице вместе с ее родителями, Настя, едва заслышав его голос, тут же трусливо прикинулась спящей. Парень какое-то время просидел у больничной койки, поглаживая ее руку, свободную от капельниц, и Настя чувствовала, как дрожали его пальцы. В конце концов, ему пришлось шепотом проститься и уйти, и Настя едва не выдала себя, слишком явно обрадованная его уходом.

Ее нервная система, и без того подорванная пленом, в котором она находилась около двух недель, нуждалась в реабилитации. Но вместо этого Настя снова каждый день испытывала стресс и напряжение. Это не могло не сказаться на ее душевном здоровье. Стоило ей выписаться из больницы, как она уже дважды впадала в самую настоящую истерику. В первый раз это случилось на следующий же день после выписки, когда ее приехали навестить братья. Слово за слово и счастливое семейное воссоединение превратилось в завуалированный допрос с пристрастием. Настя не выдержала и разрыдалась с такой силой, что у нее разошлись швы, и родственникам пришлось вызывать скорую. С тех пор ее стали оберегать и в открытую на нее не давили, но и в покое не оставляли. Несмотря на все ее мольбы и уговоры не позволять Кириллу навещать ее, пока она не будет к этому готова, они пустили его к ней, чем спровоцировали новый нервный срыв.

Настя выполняла все предписания врачей, чуть ли не горстями пила прописанные успокоительные, но таблетки лишь купировали последствия, на время погружая ее в вялое без эмоциональное состояние. Когда она немного приходила в себя, то оказывалась в расстроенных чувствах и могла заплакать от малейшего пустяка. Иногда слезы текли сами по себе даже без повода, и Настя ненавидела себя за то, что превратилась в такую плаксу. Вероятно, все это сказывалось на ее физическом состоянии – она не набирала в весе, шов плохо заживал и часто кровил. Она старалась лишний раз не смотреться в зеркало, чтобы не расстраиваться. От прежней жизнерадостной девушки осталась лишь блеклая тень.

Слабое утешение ей иногда удавалось найти в снах. Напичканная лекарствами, она много спала и видела странные необычные сновидения, которые скорее утомляли своей яркостью и оригинальностью. Словно в награду изредка ей удавалось попасть в один и тот же сон, исполненный умиротворения. В нем Настя пребывала в каком-то уединенном месте, где было слышно только пение птиц и шелест травы. Лучи заходящего солнца приятно согревали кожу, а ветер доносил до нее незнакомые ароматы цветов. Настя никогда не оборачивалась, но всегда знала, что позади нее кто-то был. Почему-то она не боялась присутствия незнакомца, наоборот, от него веяло покоем и защитой. Она была глубоко убеждена, что этот молчаливый телохранитель оберегает ее, и ей больше не нужно было ничего бояться. Просыпаясь, Настя ощущала, как рассеивается эта иллюзия безопасности, оставляя после себя лишь горечь утраты.

_____________________

Из дома Настя без особой надобности старалась не выходить, да и то только в сопровождении одного из родителей или обоих сразу. Так и ей, и им было спокойнее. Ко всем бедам несчастной Насти добавилось еще и требование посещать психотерапевта. В качестве альтернативы ей предложили принудительную госпитализацию в психоневрологическом диспансере, где вместе с такими же суицидниками-неудачниками она должна была пройти курс лечения. Предложения были, прямо скажем, одно заманчивее другого. Скрепя сердцем, Настя обязалась ходить к специалисту добровольно, хотя и не видела в этом никакого смысла. Сказать правду она не могла, а значит толку от их бесед было мало. Это все равно, что прийти к обычному врачу и наврать о симптомах вместо того, чтобы описать реальный ход течения болезни, а потом удивляться, почему прописанное доктором лечение не помогает. Вместо помощи она получила дополнительную порцию страданий в череду своих мытарств.

Врач ей категорически не нравился. Во-первых, он был мужчиной. А к представителям этого пола Настя в силу известных причин относилась теперь крайне настороженно. Во-вторых, он был дотошен. В отличие от молодого полицейского, который хоть и не поверил Насте, но сделал вид, что все в порядке, психотерапевт пытался откровенно поймать ее на вранье, от чего Настя еще больше замыкалась на их встречах. После них она выходила совершенно измотанной, израсходовав последний запас нервных клеток. Врагу не пожелаешь такую терапию, в отчаянье думала Настя.

Вот и сегодня она пришла на свою Галгофу, стиснув зубы от напряжения. Мысленно она уговаривала себя перетерпеть этот час, попытаться эмоционально отстраниться и говорить то, что от нее хотят услышать. «А еще не вздумай нюни распускать», - дала она себе мысленную пощечину, настраиваясь на очередное сражение с надоедливым доктором, который вытягивал из нее все жилы.

- Проходите, Анастасия, устраивайтесь, - радушно пригласил ее врач – шатен средних лет с дежурной улыбкой на лице. – Как сегодня ваше настроение?

- Спасибо, уже лучше, - тихо произнесла Настя, присаживаясь на краешек кресла.

- Вот и замечательно, давайте посмотрим, на чем мы остановились в прошлый раз, - врач принялся пролистывать свои записи, которые вел во время их разговоров.

Но начать им помешала открывшаяся дверь, в кабинет заглянула молодая секретарша с ресепшена.

- Эдуард Робертович, - негромко позвала она. – Извините, что отвлекаю, но там очень важный звонок из министерства. Очень хотят с вами переговорить.

- Со мной? – удивился мужчина. – Зоенька, вы ничего не напутали?

Секретарь отрицательно покачала головой и жестом попросила врача поспешить.

- Настя, извините, я отойду буквально на несколько минут, - обратился Эдуард Робертович к замершей в кресле девушке и вышел из кабинета.

Настя с облегчением перевела дух. А ведь она совсем забыла о том, что, в-третьих, ее бесило имя врача, и она старалась к нему не обращаться по имени отчеству. Однако передышка оказалась намного короче, чем она думала, потому что и минуты не прошло, как дверь снова открылась и в кабинет кто-то зашел. Краем глаза она успела заметить подошедшую к ней высокую мужскую фигуру, которая неожиданно опустилась на пол около ее кресла. Растерявшись, Настя в изумлении посмотрела на мужчину, и невольно приоткрыла рот в немом вскрике.

- Здравствуй, Настенька, - ласково произнес Олег, глядя на нее снизу вверх. – Пожалуйста, не пугайся, дверь открыта – ты можешь уйти, позвать на помощь… я просто прошу выслушать меня.

Настя физически не смогла бы выполнить ни одно из предложенных им действий, потому что ее практически парализовало. Она с трудом смогла прикрыть рот и, фигурально выражаясь, подобрать челюсть с пола. Девушка во все глаза таращилась на Олега, одновременно узнавая и не узнавая его. Черты мужского лица непривычно заострились, его худобу немного скрадывала небрежная щетина, а под впавшими глазами залегли темные круги. Он немного наклонил голову в бок, и Настя пораженно заметила седину в его волосах. Сейчас Олег выглядел лет на десять старше, чем она помнила. Настя понимала, что и сама выглядит не краше, вот только Олег с таким благоговением смотрел на нее, будто любовался самым прекрасным полотном известного во всем мире художника. Убедившись, что девушка не собирается с криками убегать от него, Олег продолжил: