Я ждала радости из-за этого, когда все закончится. Но пока была только работа. Работа, работа, работа и больше работы. Я почти забыла, как выглядело солнце, когда вдруг ко мне пришла мама.

Стоило такое ожидать. Я только бросала вещи в своей квартире, но мы были на аукционах Уборки каждый день, и там она меня поймала. Я вошла и обнаружила ее в первом ряду, без охраны, без слуг. Просто мама в ее типичном белом платье, которое на ней выглядело чисто и изящно, а не скучно, как такие вещи смотрелись на мне.

Ее власть проявлялась в том, что никто не сидел рядом с ней, хотя она была невероятно красивой, сидела одна впереди. В ней ничто не кричало «ВЕЩЬ ДРАКОНА, НАЗАД». Но никто не хотел приближаться. Даже я ощущала угрозу, пока подходила спросить, что она тут делала. Когда она посмотрела на меня, я ощутила шок.

— Боже, мам, — прошептала я и села рядом с ней. — Что такое?

Всю жизнь я видела маму идеальной. Идеально злой, идеально нахальной, идеально побеждающей, но всегда идеальной. Женщина передо мной выглядела так, словно спала еще меньше меня. Под ее глазами пролегли тени, которые не мог скрыть даже лучший макияж, и ее лицо искажала тревога, делая ее на десять лет ближе к ее настоящему возрасту.

— Мам, — сказала я на корейском, сжала ее холодные ладони. — Что случилось?

— Дочь, — сказала она на том же языке, с опаской огляделась в зале, полном Уборщиков, глядящих на нас, как на сериал века. — Мы можем где-то поговорить?

Обычно я подозревала бы ловушку. Но в этот раз я кивнула и помогла ей встать, обвила рукой ее руку и вывела ее из зала. Ник поймал мой взгляд в дверях, но я покачала головой и махнула ему занять нам места, пока вела маму по желтому коридору бывшей школы в сторону туалетов.

— Ладно, — сказала я, когда мы заперлись в женском туалете. — Что, черт возьми, происходит?

— Язык, — сказала мама, но упрек был рефлексом. Мама, казалось, могла вот-вот заплакать, и хоть наши отношения не были лучшими, я была человеком, а она все еще была моей мамой.

— Мам, скажи, что не так? — взмолилась я. — Что ты тут делаешь? Папа заставил тебя прийти?

— Нет, — она вытащила платок из сумочки и промокнула глаза. — Он думает, что я на пути в аэропорт, чтобы улететь в Сеул. Он не знает, что я…

Она замолкла, сжала кружевной платок в кулаке, глядя на меня пугающими глазами.

— Опал, тебе нужно остановиться.

— В чем?

— Не знаю, — недовольно сказал она. — Твой отец не говорит, но тебе нужно прекратить то, что ты делаешь. Ты убиваешь его!

Я отдернулась в тревоге. Это звучало истерично, но моя мама не устраивала истерики.

— С того дня, как я переделала твою квартиру, с ним что-то не так, — продолжила она, говоря так быстро, что я едва успевала. — Он хорошо это скрывает, но я знаю его, Опал! Я вижу, что он слабеет, и я думаю, что это связано с тобой. Тебе нужно остановиться!

Я смотрела на нее в шоке пару секунд. А потом разозлилась.

— Остановиться? — закричала я. — Он меня проклял! Если ему не нравится, что я делаю с этим, он может снять его в любой момент.

— Ты знаешь, что это не так просто! — закричала мама, на ее лице был настоящий страх. — Он — Дракон Кореи! Его слабость ведет к опасности для нас, включая тебя! Ты можешь злиться на него, сколько хочешь, но это влияет на всех нас. Его враги уже близко, но теперь сама Белая Змея в СЗД!

Я сжала губы. Белая Змея была младшей сестрой отца, единственным выжившим родственником, самым назойливым. Она была для Миротворца худшим врагом, чем папа.

— Что она тут делает?

— О, говорит, что думает о предложении Миротворца о взаимном согласии, — сказала с яростью моя мама. — Это все ложь, конечно. Миротворец заставляет всех своих драконов клясться, что они не убьют друг друга, а она добьется своего, только если убьет твоего отца. Но Великий Ён — не дурак. Он держался дома, когда прибыл, и вряд ли она знает о его состоянии. Но ее присутствие тут не сулит добра.

Это было правдой. Белая Змея была всем, чем я обвиняла папу, только без чести и справедливости Ёна. Если она в СЗД, моя мама не зря паниковала. Я просто не понимала, в чем была моя вина.

— Еще раз, — прорычала я. — Это не моя проблема. Если папа не хочет разбираться со своей сестрой, он может лететь домой. Он может снять мое проклятие. Он может сделать многое, чтобы исправить ситуацию. Почему я страдаю, чтобы это исправилось? Он же дракон!

— Он — твой отец! — закричала моя мать.

— Он не мой отец, — рявкнула я. — И он не твой муж. Он — наш владелец. Мы — его смертные, глупые маленькие питомцы! Если он страдает, потому что я тяну за поводок, который он на меня надел, то, может, ему стоит поступить достойно и отпустить меня.

— Не знаю, почему я подумала прийти к тебе! — закричала мама. — Ты — эгоистичный ребенок, который лучше утащит с собой на дно самое красивое существо в мире, чем признает, что она ошибается!

— Я не ошибаюсь! — орала я. — Я — жертва! Он делает это со мной!

— Посмотрим, как далеко такое отношение тебя заведет, — прорычала мама, скаля зубы, словно она была драконом. — Я отправляюсь домой, Опал. Ты бросила его, но остальные не забыли, что мы должны своему дракону. Мы убережем его дом любой ценой. Надеюсь, ты поймешь, как сильно твой отец борется за тебя, пока не будет поздно.

— Боже, мама! — завопила я. — Это не моя вина!

Но мама уже шла прочь, слезы лились по ее лицу, пока она шагала по коридору, хлопнув дверью перед моим лицом. Я уже открыла ее, чтобы побежать за ней, но телефон загудел.

«Аукцион начинается, — написал Ник. — Ты идешь?».

Я посмотрела на спину мамы, пока она шла по коридору, стуча каблуками, как ножами, по плитке пола, а потом вздохнула.

«Сейчас буду».