Изменить стиль страницы

Глава 24

Утром первым делом скатали влажные попоны и вытерли насухо коней. Им дали поесть овса, скормив половину взятого в замке запаса. Дождь давно закончился, и солнце быстро сушило землю.

– Надо их напоить, – сказал отец, – но это сделаем позже. Все видели, что мы отправились в сторону Паршина, вот пусть и дальше так думают. Нам же нужно в противоположную сторону. Сейчас проедем несколько лер лесом, чтобы объехать замок, а возле моста выедем на дорогу. Там есть вода для лошадей, а мы с тобой позавтракаем позднее.

Так и сделали. Солнце уже хорошо пригрело, и от ночной сырости не осталось и следа. Ехать на Бри по редкому сосновому лесу было бы очень приятно, если бы не начавший донимать голод. Альда не привыкла к длительному воздержанию в пище, а в последний раз нормально поела прошлым утром. В сторожке девушка нехотя сжевала чёрствую лепёшку и теперь пыталась вспомнить, есть ли в сумке что-нибудь съедобное, что можно съесть без готовки.

– О чём задумалась? – спросил отец.

Ответом ему было громкое урчание в животе дочери.

– Это не я, – Альда припала к шее лошади, чтобы скрыть смущение. – Это оно само.

– Ну извини, – расхохотался отец. – Я думал вчера поохотиться, но не принял в расчёт дождь. К тому же нас слишком рано вытурили из замка. У меня ещё остались лепёшки, но лучше потерпеть до трактира.

– Я съела свою вчера, – призналась Альда, – а в седельных сумках только крупа, соль и специи.

– Давай прибавим ходу, – предложил отец. – Вон уже видна дорога.

Когда оказались на дороге, поехали заметно быстрее. Через полчаса дорога вывела на тракт, который отличался от неё только большей шириной. Здесь уже начали попадаться экипажи, крестьянские повозки и всадники. Живот Альды распелся не на шутку, и она с красными от стыда щеками украдкой посматривала на ехавших верхом дворян.

– Выше нос, девочка! – сказал понявший причину её смущения отец. – В дороге это обычное дело, да и не слышит тебя никто за шумом.

Вскоре подъехали к двухэтажному зданию трактира, спешились у коновязи и оставили лошадей слуге. В трапезном зале по утреннему времени почти не было посетителей. Сели за один из столов, к которому сразу же подбежал слуга.

– Еду мне и дочери, – сказал отец. – Вина не надо. У вас есть молоко?

– Есть, – ответил удивлённый таким заказом слуга.

– Тогда принеси. И быстрее, не видишь, что юная госпожа умирает от голода? Одна нога здесь, другая там.

Вскоре они с удовольствием пили парное молоко, наливая его из кувшина в глиняные кружки. Не успели справиться с молоком, как слуга принёс два блюда с жареным мясом и тушёными овощами. Отдельно горкой лежал нарезанный свежеиспечённый хлеб.

– Хороший трактир, – одобрил Рон, переключаясь с молока на мясо.

Как ни старалась Альда есть понемногу, но всё равно объелась. Живот утихомирился, но стало трудно дышать.

«Как же я заберусь на Бри?» – в панике подумала девушка.

Заметив её состояние, отец подозвал слугу.

– Нам нужно отдохнуть. У вас есть комната с двумя кроватями?

– Вам на весь день, ваша милость? Кровати широкие, может, хватит одной?

– Сказано же, что с двумя! Комната нужна только до обеда. Отобедаем у вас и двинемся дальше.

Слуга получил серебряную монету и повёл господ на второй этаж, в небольшую, но чистую комнату.

– Отдохнём, дочь, – сказал Рон, снимая сапоги. – После обеда будем ехать без остановок до самого города.

Обед ничем не отличался от завтрака, но такого аппетита уже не было, так что ели умеренно. Расплачивалась на этот раз Альда. Она отсчитала указанное количество монет и по совету отца добавила одну рассыпавшемуся в благодарностях слуге.

Дорога до Колина ничем не запомнилась. К городу подъехали к вечеру, когда солнце уже начало прятаться за горизонт.

– Скажи, служивый, – спросил отец стражника на воротах, – как нам найти постоялый двор поприличнее?

– Езжайте прямо по улице до площади, – ответил тот, – а там сразу два постоялых двора, и оба неплохие.

Довольный стражник получил монету, а Буше, торопя лошадей, поспешили дотемна добраться до места и устроиться на постой.

Утром Альда проснулась от боли. Болели ноги, ягодицы и поясница. Она ездила на лошади часто, но недолго, и вчера перебрала привычную норму раз в пять. Девушка с трудом встала с кровати, оделась и спустилась к завтраку, ругаясь про себя так, что заслушался бы их бывший конюх. Отец встал раньше и ждал дочь за столом, заставленным блюдами и напитками.

– Что это за развалина? – насмешливо спросил он ковылявшую дочь. – И как ты в таком состоянии думаешь продолжать путь? Придётся здесь задержаться.

Рон начал есть раньше и закончил завтрак, когда дочь ещё вовсю работала челюстями.

– Не переедай, – сказал он, заметив, с какой скоростью исчезает содержимое блюд. – Сейчас я найду экипаж и съездим к ювелирам.

Сиденья в экипаже были мягкими, но толчки отдавались болью во всём теле, а трясло немилосердно. Но всё когда-нибудь заканчивается, кончилась и эта пытка, когда доехали до квартала ювелиров.

– Подожди нас, – приказал отец кучеру.

Девушка собралась с силами, опёрлась на руку отца, и они вошли в ближайшую ювелирную лавку.

– Чем могу быть полезен господам? – спросил пожилой ювелир, поднявшийся со стоявшего за прилавком стула.

– Мне нужно продать этот камень, – надменно сказал Буше и положил на прилавок один из алмазов.

Ювелир взял камень, внимательно осмотрел его и назвал цену:

– Тридцать золотых.

– Я по ошибке попал не в ту ювелирную лавку. Верните камень!

– Сорок.

– Пятьдесят и ни монетой меньше!

– Сорок пять.

– Всё, мы уходим.

– Ладно, будь по-вашему, – недовольно согласился ювелир, но Альда заметила в его глазах радость.

– Он хорошо на нас нажился, – сказала она, когда вышли из лавки.

– Я уже понял, – ответил отец. – Кто же знал, что эти камни столько стоят! Не мог я отказаться от своих слов. Впредь будем умнее.

Они зашли в две лавки и продали десять камней, получив за них семьсот золотых.

– На эти деньги можно купить хороший дом, – сказал довольный отец, когда отправились обратно, – и, скорее всего, не всё потратим. А серебро теперь можно не трогать. – Он увидел, что извозчик прислушивается к разговору, и добавил специально для него: – Сегодня же и рассчитаемся за дом.

И в ответ на недоумевающий взгляд дочери показал ей глазами на извозчика. Когда вернулись на постоялый двор и поднялись в свою комнату, Рон в сердцах выругался.

– Что-то я распустил язык, – сказал он. – Теперь надо уезжать, но ты не сможешь забраться на лошадь, да и не успеем мы до закрытия ворот. Придётся принять меры предосторожности и спать эту ночь вполглаза.

Они наскоро поужинали и укрылись в своей комнате. Осмотрев окна, отец довольно хмыкнул, затем проверил дверь и подвёл итог:

– На окнах надёжные решётки, нужно только задёрнуть занавески, чтобы не выстрелили со двора. Щеколда такая, что замучишься ломать, но дверь хлипкая, и если будет нападение, то только оттуда. Нам главное – не остаться в темноте. Станем беззащитными, а грабители, наоборот, привычны к такому бою. Старый я дурак! Если это те, о ком я думаю, они уже знают и что мы с тобой продавали, и сумму выручки. Ладно, давай готовиться. Мою кровать поставим к двери. Если её откроют, замешкаются перед кроватью и позволят завалить хотя бы двоих. Стол перевернём и за ним на пол поставим лампу. Для нас будет полумрак, так что можно стрелять и метать кинжалы. Если не повезёт и нападение состоится, перевернём и твою кровать. Укроешься за ней, а я встану сбоку от косяка и буду рубить всех, кого не удастся завалить тебе. Главное – не подстрели меня.

Объяснив дочери диспозицию, отец взялся за дело. Стянул со своей кровати тюфяк с одеялом и подтащил её к уже закрытой и на щеколду двери, перевернул стол и укрыл за ним лампу. Под конец он зарядил оба арбалета и положил их возле кровати Альды.

– Приготовь кинжалы и свой лук, – сказал он дочери. – Если злоумышленники без доспехов, от стрел будет больше пользы, чем от арбалетов.

Рон постелил тюфяк на пол, лёг и положил рядом меч. Удивительно, но Альда не чувствовала страха, только возбуждение, но вскоре прошло и оно. Она даже задремала и пропустила момент, когда всё началось.

– Альда! – голос отца вырвал из сна. – Они пришли! Скорее убирай свой тюфяк!

Она быстро убрала постель, и они перевернули кровать, стараясь производить как можно меньше шума. Девушка положила арбалеты поверх кровати, а три кинжала воткнула в пол. С правого боку находился колчан со стрелами, чтобы выхватывать их не глядя. Отец встал у двери, чтобы не мешать ей стрелять и самому не попасть под удар. За ней слышался какой-то шум, и Альда догадалась, что это прорезают щель в мягкой древесине, чтобы кинжалом поднять щеколду. Когда в комнату просунулся конец длинного кинжала, отец изо всех сил ударил по нему мечом, и раздавшийся вопль показал, что один из злоумышленников серьёзно ранен. Пока Рон извлекал застрявший в полу клинок, кинжалом сбросили щеколду. Кто-то рывком распахнул дверь и бросился вперёд. Не увидев кровати, он споткнулся и попал под меч бывшего барона. Сунувшийся следом детина завалился назад, поймав грудью арбалетный болт. Отпихнув его в сторону, на кровать вскочили сразу двое. Одному отец подрубил ноги, и тот с воем упал в комнату, а другого уложила Альда, разрядив в него второй арбалет. В дверь вломились сразу несколько человек, оттеснив отчаянно отбивавшегося отца. Альда метнула кинжалы, и трое грабителей упали на пол, а отец смог достать мечом четвёртого. В следующее мгновение что-то лязгнуло, и Буше с руганью отбежал от двери.

– Альда, у них арбалетчик! – крикнул он дочери.

Она была готова, и когда во мраке дверного проёма показалось усатое, перекошенное злобной гримасой лицо, вогнала стрелу прямо в оскалившийся рот. Тело стрелка упало в коридор, грохнулся на пол выроненный им арбалет, и наступила тишина.